Ирина Шевченко - И придет волчица

   - Мы все знаем больше, чем видят живущие в Мирах. И их неведенье мало нас тревожит.

   - Вы знаете, Рошан. А я чувствую. Чтобы понять, я должна пропустить увиденное через себя, принять отголоски чужих эмоций. И иногда это очень тяжело. Я - дракон, я всю жизнь старалась придерживаться наших законов, и до недавнего времени мне это удавалось. Но... Наверное, я слишком близко восприняла историю твоей девочки. Слишком увлеклась... И боюсь, теперь и во всем остальном не смогу быть такой беспристрастной, как раньше. В моих Мирах идут войны, где-то свирепствуют эпидемии, где-то - стихия. Тают чужие жизни и ломаются судьбы, и это стало задевать меня. Я говорила тебе об этом, Рошан. Говорила, что устала быть драконом. И я думаю, что мне нужно будет отказаться от места в Совете и от Качества. Если, конечно, Судьба не освободит меня другим способом. Но прежде мне бы хотелось дождаться, хотелось бы посмотреть, каким он будет. И я не желаю, чтобы грядущее вершилось по правилам, установленным стариком, возомнившим себя стражем провидения!

   По мере того, как Джайла рассказывала о себе, Рошан пытался поставить себя на ее место и представить, каково было бы ему, если бы он вдруг начал относиться к жителям Миров так же, как, например, к Галле или Лайсу, если бы их судьбы начали тревожить его. Промелькнула забавная и в то же время страшная мысль, что, наверное, так и выглядит драконий ад, в котором каждому Хранителю предстоит вечность расплачиваться за свое равнодушие и это пресловутое невмешательство. Но Видящая Суть закончила свою речь упоминанием о Гвейне, и дракон предпочел переключиться на эту тему.

   - Гвейн многое скрывает, но я не думаю, что он прямо замешан во всем.

   - А я уже думаю, - нахмурилась драконица. - Когда он решил поделиться со мной и Аланом полным текстом пророчества, я поддержала его в том, что остальным драконом не следует пока этого знать. Большинство Хранителей, как ни печально это осознавать, относятся к своему статусу так же как и Дивер с Кадмом - считают себя властителями Миров, когда само их определение обязывает лишь беречь, а не властвовать над тем, что доверено нам ушедшими Владыками. Не многие смирились бы с потерей этой иллюзией власти. Не стоило будоражить их до поры. Но в последнее время я вижу, что Гвейн скрывает не только это. Задавшись благой целью, старик не просто способствует исполнению этого пророчества, он буквально осуществляет его. Расставляет фигуры, подбирает факторы, просчитывает вероятности. Ведь это он привел Иоллара на Тар. Пусть не сам, но он выбрал для Сумрака роль. Мальчик вписался идеально, слишком идеально для простого совпадения. А теперь они еще и застряли в Мире Гвейна. Еще одна случайность?

   - Насчет Иоллара не знаю, а вот к тому, что Галла оказалась на Таре, Гвейн непричастен. Я сам выбрал этот Мир. Единственный Мир, куда закрыт путь драконам.

   - Вот именно. А кто закрыл его? Думай Рошан, думай. Если бы кто-то решил спрятать что-то или кого-то от Хранителей, то где, ка не на Таре? Только что, если этот укромный уголок изначально задуман как ловушка? Ты сам сказал - единственный Мир без драконов. И таким его сделал Гвейн.

   - Больше тысячи лет назад, - скептично напомнил Разрушитель Границ. - Задолго до рождения Галлы.

   - А ты считаешь, что история началась с ее рождения? А может, с рождения ее матери? Или с того дня, как Гвейн одобрил кандидатуру Кадма, с тем, чтобы иметь инициированного Хранящего Кровь, который смог бы воссоздать человека Изначального? Ведь без Изначальной Крови пророчество так и осталось бы словами. А ты думал, откуда вообще взялась эта кровь?

   - Если записи не врут, то из Сокровищницы Тайн, - пожал плечами Рошан.

   - Если записи не врут, то в Сокровищнице хранилась кровь последних стражей Изначального Мира, - дополнила Джайла. - Не наводит не на какие мысли?

   - Э... нет. А что?

   - Я тоже не сразу поняла, что смущает меня в этой истории. На первый взгляд все понятно. Кадм получил для исследования кровь из хранилища Совета и использовал ее для воссоздания погибшей расы. Верно?

   - Да, - все еще не понимая, кивнул дракон.

   - Да. И все так подумали. Кровь древних стражей. Ты же читал о них в Хрониках?

   - Конечно.

   - Читал внимательно? Все помнишь? Тогда скажи мне, Рошан, много ли было стражей-женщин?

   - Странный вопрос. Их вообще не было. Только мужчины.

   - Правильно. А раз так, ответь мне, каким образом при восстановлении из законсервированных материалов генетического кода первоначального носителя Кадм получил в своей лаборатории девочку?

 ***

   Один из первых вопросов, который мы задаем, ощутив зов и осознав себя у Врат Открывающими или Идущими: в чем смысл всего этого? В чем наше предназначение? Ведь не может же быть так, чтобы окутавшая миллионы Миров паутина Путей была создана безо всякой определенной цели. Хранители, те, кого мы спрашиваем об этом, обычно напускают на себя загадочный вид и глубокомысленно изрекают, что ответ мы должны найти сами. Потом, после десятка-другого переходов, после сотни открытых порталов, этот вопрос забывается, Врата уподобляются наркотику, а путешествия - развлечениям. Идущий идет, Открывающий открывает просто потому, что они уже не могут иначе, и смысл действия видится в самом действии.

   Уйдя из Мира, когда-то вложившего в мои руки ключи и знания, избавившись от зова его Врат, я смогла после восьми лет забвения оглянуться назад и вспомнить свой первый вопрос. Кто мы и зачем? И, наверное, мне удалось найти на него ответ. Самой, как и сказал однажды Рошан.

   Мы - пешки, выбившиеся в дамки. Мы - козырные карты в рукаве Судьбы. Мы - те, кого не должно было быть здесь и сейчас. Но мы есть! Нас не видят местные боги, мы не вписаны в их вещие книги, и на нас не рассчитаны скупые подачки Фортуны. Мы приходим в Миры, чтобы изменить их. Кто-то вступил в войну под знаменами опального принца - и вот на престоле восседает совсем не тот монарх, который изначально был уготован на эту роль. Кто-то подцепил в баре девчонку, а через девять месяцев рождается ребенок, которому не было места в первичном рисунке Мира. А кому-то будет достаточно занять чужое место в автобусе, чтобы перевернуть жизнь того, кто остался на остановке. А раз так...

   - Почему Гвейн назвал Тар твоим Миром?

   - Не знаю. Но иногда мне кажется, что это, действительно, мой Мир. Здесь мне хорошо, я не чувствую себя чужой. Даже на Земле бывало, а тут...

   Тут я была своей с первого дня. Легко вписалась в здешнюю жизнь, выучила языки, нашла друзей, обрела силу. Самая большая боль, самая большая радость в жизни нашли меня именно на Таре. Наверное, поэтому я и не привязалась к Миру, где прожила столько лет, но вросла в этот, в котором пробыла не так уж и долго. И если мне суждено остаться здесь навсегда, я не стану прятаться, в то время как ставшие мне близкими и небезразличными люди будут оставаться в стране, стоящей на пороге войны, в городе, где то и дело объявляются какие-нибудь злыдни. Сколько можно так прятаться? Год? Десять лет? Сто? И что это будет за жизнь? К тому же...