Тяжелое стальное лезвие опускается на голову жреца. Летят в стороны кровь и мозги. Окровавленное, зазубренное жало копья, выброшенное сильной рукой, атакующей гадюкой прядает в грудь Амме.
…Последний раз жрица дралась в медарском порту, в шестнадцать лет. Да и то, не дралась, а уворачивалась от пьяного матроса, который, разъярившись, пытался достать несговорчивую девку ножом. Тогда Амме спасла отменная реакция и разбросанные на припортовой улочке отбросы: мужчина поскользнулся и подвернул ногу. Сейчас везение не повторится, да если б и повторилось, его бы не хватило… Сколько тысяч раз надо повторить тогдашнее чудо, чтобы обездвижить всех добрых медарских горожан?
Амелия уклоняется от копья в самый последний момент, лезвие скользит по краю пурпурной талхи. Все как тогда… Но сейчас в руках — не корзинка с пирожками, а семивершковый нож служителей Аргелеба. В ее руках он вполне может сойти за небольшой меч. А вблизи он куда удобнее тяжелого пехотного копья. Женщина проскальзывает под занесенным для удара копьем — и снизу вверх, сжимая рукоять обеими руками и вкладывая в удар вес тела и все желание выжить, бьет в обтянутый кольчугой живот. Со скрежетом на совесть откованный клинок пропарывает кольчугу и трудно, как в мерзлое мясо, на две трети лезвия входит в тело. Стражник разевает рот в крике, тонущем в грохоте боя — и валился к ее ногам. Даже не думая, что впервые в жизни убила человека, Амме хватается за рукоять ножа, пытаясь извлечь из тела. И, конечно, пропускает удар. В голове взрывается ослепляющая боль, сознанике гаснет. А вокруг рубятся, орут, хрипят, матерятся, убивают и умирают жрецы, горожане, солдаты и воины Озерного Края.
— Стойте! Не бросайте нас!!! Со мной Верховная жрица!!!
…Сознание возвращается толчком, вместе с обжигающей болью и тошнотой. Амелия ощущает на лице чье-то дыхание, прикосновение мягких, теплых рук. По лицу проводят теплой, влажной тканью. Амелия открывает глаза, и первое, что видит — склонившееся над ней испуганное лицо Лалики с закушенной, чтобы не разреветься, чувственной губкой. Будто у нее на коленях не Верховная жрица одного из сильнейших Храмов, а простая крестьянка или купчиха, бывшая храмовая куртизанка смачивает (за неимением лучшего) платок слюной и стирает с лица подруги кровь и грязь. Как ни странно, помогает — жрица чувствует себя все лучше.
— Они бегут сюда!.. — стонет Лалика.
— Где мы? — Амелия старается, чтобы голос звучал уверенно (если рядом младшие по рангу или возрасту, показывать страх нельзя), но вырывается лишь жалкое блеяние. Во рту чувствуется солоноватый привкус крови, попытка говорить отзывается новым приступом тошноты. Жрица едва успевает скатиться с коленей Дарящей Наслаждение — и ее жестоко, с желчью и кровью, рвет. Но после действительно становится легче. Если не считать слабости: кажется, тело превратилось в свинец — говорят, из него или чугуна делают идолы Лиангхара…
— Там же. Они оставили заслон, а главы Храмов взлетели. Бунтовщики перебили прикрывавших отход, теперь хозяйничают в саду. Вас сочли мертвой, а я сумела смешаться с толпой. Но если жрецы Единого нас увидят…
Проклятое бессилие… «Насадить бы их на Зеленые Копья, хоть пару дюжин, — думает Верховная жрица Исмины и поражается проснувшейся ярости. — Не так страшно умирать, если перед тем видела смерть врага».
— Обвали… свод! — уже увереннее произносит жрица. Чертова голова… Чем ее так приложили? И почему она еще жива — шлема на голове не было…
— Но тогда мы все…
— Не везде — над ними! — Говорить неимоверно трудно, Лалика, привыкшая не убивать, а любить, не понимает, что требуется. — Иначе… Их не выпустят!
— Если применить магию сейчас, она пойдет вразнос! — почти кричит женщина. — Весь Храм и полгорода сметет! Нас заметят…
— У нас нет выбора, Лали, — глухо произносит Амелия. — Обвали свод, пробей дорогу для летающей колесницы. Иначе все погибнем. А Храм… Если у нас все получится, он будет восстановлен. Важны не стены, а вера…
Женщина последний раз смачивает тряпицу, прикладывает к голове Амелии, торопливо, но умело и уверенно плетет заклятие. То же, которое века (или все-таки час?) назад сплела в городе, преграждая дорогу погоне, но помощнее.
Встряхивает так, что Лалика не удерживается на корточках, выпустив голову Амелии, падает наземь. На новый удар о землю голова отзывается неистовой болью. Преодолевая тошноту и головокружение, Амме поднимается и, вцепившись в руки подруги, вкладывает все оставшиеся силы в ее заклятие, достраивая его магией Исмины. Толчок повторяется. Совсем рядом, вминая в землю подбегающих воинов Озерного края с монахом во главе, падает глыба величиной с корову. Еще одна валится, где находились ведущие в подземный сад ворота. Грохот растет и ширился. Со свода сыплются пыль и камни — от крошечных, с вишневую косточку, до глыб с небольшой дом величиной. Суетится на дальнем холме Меллас, пытаясь полностью подавить магию. Поздно: очередная глыба падает там, где находился капитан-перебежчик и его взвод. Солдаты и горожане мечутся под каменным дождем — и гибнут, гибнут, гибнут…
Вновь оглушительно грохочет. В центре сада, прямо над подземным озером, свод покрывают трещины, потом он низвергается вниз, колоссальные глыбы вздымают фонтаны воды. Несколько заполненных оглушительным грохотом мгновений — и к свету магического «солнца» присоединяются лучи настоящего, освещающего верхний мир. По Храму проносится долгая, жуткая дрожь: он будто бьется в агонии.
С магическим «солнцем» творится невесть что и — оно растет на глазах, наливается ослепительно-ярким светом. Лучи, еще недавно ласково согревавшие подземный сад, изливают внутрь пещеры испепеляющий жар. Амелия чувствует, как по лицу градом катится пот.
— «Солнце» через несколько минут взорвется, — «радует» ее Лалика.
— Что могли, Лали, мы сделали… А что делают они?!
Нацелившаяся было на пролом «летающая колесница» круто, на кончике крыла, разворачивается и резко идет на снижение, щедро тратя драгоценное время. «Совсем как пьяница, присосавшийся к бутылке и не думающий о завтрашнем похмелье» — отчего-то подумалось Амме. С жутким ревом машина проносится над головой, закладывает еще один вираж, гасит скорость. «Летающая колесница» проходит над женщинами еще раз, гораздо медленнее, обдавая неистовым горячим ветром. На сей раз вниз брошены веревочные лестницы. Они, конечно, идиоты — рисковать главами всех Храмов ради них двоих! — но сейчас промедление преступно.
— Полезли, — распоряжается исминианка, не представляя, как будет исполнять собственный приказ.
