Впрочем, торг захудал даже по сравнению с прошлыми годами. Приглядевшись, Берен увидел, что торгуют одни орки. Видимо, никто не желал везти товар туда, где любой мог отобрать его просто так. Или его уже отобрали те, кто продавал здесь…
Они поднялись по тропинке, обвивающей гору, по предъявленному Илльо ярлыку въехали в ворота, отдали лошадей слугам…
Берен поднялся по ступеням замка и переступил через порог.
Чужой, — сказала высокая резная дверь.
Чужой, — колыхнулся гобелен на стене. Чужой, — скрипнула лестница.
Берен вошел в каминный зал и остановился посередине.
— Эла! — кресло шаркнуло по полу, извергая огромную, оплывшую фигуру. — Кого я здесь вижу! Да не иначе как это сам светлейший князь Берен!
Влажный плащ тяжело спадал почти до земли, скрывая руки — видимо, Фрекарт был убежден, что под плащом кандалы или путы.
— Заждались мы тебя, князь, заждались, — Кайрист слегка согнулся в шутовском поклоне. — Не прикажи казнить, прикажи говорить!
Двое бесшумно отделились от стен и встали по бокам у Фрекарта. Верзилы с мечами, в одинаковых дирголах — сине-желто-коричневые полосы Дэррамаров.
Правда, и без дирголов Берен узнал бы, что эти двое — Дэррамары, и приходятся друг другу двоюродными братьями.
— Очень многие здесь жаждут поговорить с тобой, — словно поймав его мысли, сказал Фрекарт. — Например, двое моих охранителей. Ты их знаешь?
— Борвин и Дайрвег Дин-Дэррамары. Осужденные на смерть за убийство, грабеж и насилие над женщиной.
— Точно, князь, — Борвин ощерил прореженный ряд желтых зубов. — Твой же отец нас и осудил. И наше счастье, что одна добрая душа сумела передать в яму напильник… Так что разговор нам с тобой предстоит долгий…
— Фрекарт, — Берен под плащом положил руку на рукоять скаты. — Если эти горлорезы не уйдут от меня подальше, твоя рожа станет еще больше походить на задницу, потому что я развалю ее надвое.
Меч свистнул в воздухе, поймав отблеск свечей, и замер. Дэррамары отступили, Фрекарт переводил растерянный взгляд с Берена на Болдога.
— Я забыл тебе сказать, — орк откровенно веселился. — Он не пленник.
— Ах-х… Как?
— А вот так! Наш князек теперь в составе армии «Хэлгор», и вы с ним должны стать лучшими друзьями.
— Обидно, да? — Берен вложил меч в ножны, оттер плечом одного из Дэррамаров и прошагал по лестнице наверх, туда, где когда-то была его и братьев спальня.
…Захватив Каргонд, черные не разграбили его — видимо, здесь сразу же поселилась их верхушка. Берен не знал, чему был бы рад больше — войти, как сейчас, в ставший чужим дом или найти груду камней и обгоревших бревен. Так, попади Андис в плен, а не в могилу, он то ли радовался бы — пусть и в чужих грязных лапах, но она бы жила! — то ли желал бы ей смерти.
Он отстегнул меч и, поставив его у изголовья, лег на покрывала лицом вниз.
Легкое колебание воздуха, а не звук шагов, подсказало ему, что в комнату кто-то вошел. Берен не поднял лица.
— Ты сразу нашел мою спальню, — Тхуринэйтель села на другой край кровати. — Или это была твоя спальня?
Он не ответил.
— Хорошо. Мы будем жить и спать вместе. Ты еще не решил, что будешь делать здесь?
Он снова не ответил.
В дверь робко постучали.
— Войди, — Тхуринэйтель мгновенно устроилась рядом полулежа, поглаживая волосы Берена. Тот дернулся было — но замер.
Слуга переступил через порог, но в комнату входить не стал.
— Баня готова, — сказал он.
— Идем, милый, — ласково произнесла Тхуринэйтель. Берен не хотел оставаться в долгу, но как-то ничего не пришло в голову.
Он задержался в отхожем месте дольше, чем была в том надобность, хотя и знал, что морготова эльфийка его обязательно дождется. Небось не княжна Айад… Не хотелось идти туда сейчас, но и встречаться в бане с ребятишками из Аст-Ахэ тоже не хотелось. Он вздохнул и поплелся в баню.
Слуга ждал в предбаннике. Один из мальчиков Фрекарта. Дернулся было снять с нового господина сапоги, но Берен его оттолкнул, отрезав:
— Я еще не калека.
Паренек мялся, не зная, что делать дальше.
— Господин велел спросить… не нужно ли чего.
— Нужно, — сказал Берен, бросая рубашку в корзину. — Увидеть твою спину по ту сторону двери. И чтобы дверь за ней закрылась.
Это приказание слуга выполнил в точности — и, как показалось Берену, с облегчением.
Баня была натоплена жарко и сухо, светильники горели неярким пламенем, красным, как угли в очаге, и в этом свете тело Тхуринэйтель казалось отлитым из бронзы. Пахло какими-то травами, и была в этом запахе сладкая тревога.
Полка, на которой она растянулась, по счастью, была не единственной. Но вторая находилась ровно под ней, ступенькой. Берен сел там, стараясь не смотреть на то, что очутилось прямо перед его носом и с таким знанием дела было выставлено напоказ: пару длинных стройных ног, крутые бедра, плоский, но не мускулистый живот, маленькие круглые груди. Он досадовал на себя за то, что сердце так колотится и радовался, что предусмотрительно обмотался полотенцем.
Где-то он был даже благодарен Болдогу за тот удар: в последние две ночи, едва искушение давало о себе знать, как кара следовала немедленно. Он сам не понимал, что с ним, почему при этой порченой эльфийке он чувствует себя как кобель по весне. Такого, чтобы он совершенно был холоден к женщине и умом и сердцем, но до одури желал ее телом — такого не было прежде. И не было этого жгучего чувства близкой погибели, стыда и мерзости, и упоения всем этим. Даже с Андис, которую он ввел в грех и с которой согрешил сам, даже с ней это все было куда чище, потому что их все-таки влекло друг к другу, а не к самому греху. Они и рады были бы сделать все так чтобы греха не было, чтобы не приходилось рисковать честью трех домов, Креганов, Броганов и Беорингов… К Тхуринэйтель же его тянуло так, словно само падение было желанным.
— Еще полчаса нас никто не побеспокоит, — промурлыкала женщина. — Я слышала, как ты выставил мальчишку.
— Ну и что с того. Я грязный. От меня так разит конем, что оглядываются кобылы в стойлах. Я хочу помыться.
— Горячая вода вон там.
— Благодарю, — он ногой придвинул ведро и смешал горячую воду с холодной.
— Фрекарт боится тебя.
— Правильно делает, — Берен облился из ковша и обмакнул мочало в мыльную воду. — Если он не будет слишком часто попадаться мне на глаза, я забуду, что у него на два яйца больше чем надо.
— Давай я потру тебе спину.
— Обойдусь.
— Чего ты стыдишься? Следов бичевания? Я их видела. Или ты смущен тем, что я тебе нравлюсь?
