Потом бьорнландцы сидели за столом, выпивая из пущенного по кругу бурдюка, и негромко переговаривались. Хозяин с помощью Густава и Болтуна, вопреки своему прозвищу не проронившего за вечер ни слова, варил для нас похлебку. Но не для всех. Для Дарко Сокол готовил ужин собственноручно, приспособив маленький котелок над магическим огнем. Он выторговал у прижимистого Февраля кусок курицы и варил густой бульончик, приправленный ароматными травами и кореньями. Я сидела рядом и растирала зелье в крошечной ступке.
— Отнеси еду Дарко, — сказал Сокол, когда мы закончили. — И проследи, чтобы он принял все лекарство.
— Я сама еще не поела, — пробурчала я. Мне что теперь, всю дорогу вокруг него выплясывать?
— Не ворчи. Отнесешь ему бульон, а мясо тебе.
Куски вареной курятины дымились на тарелке, распространяя умопомрачительный запах. Я сглотнула слюну. Из общего котла тянуло далеко не так аппетитно. Ладно. Я молча взяла миску и подошла к Дарко. Сняв сапоги и полушубок, он сидел на краю своей лежанки, свесив ноги. Я поставила еду рядом с ним и протянула плошку со снадобьем.
— Съешь это.
Он посмотрел недоверчиво.
— Что это за дрянь?
— Лекарство, — вот придурок. — Ешь давай, я не собираюсь всю ночь тут стоять.
Дарко открыл было рот, чтобы сказать мне какую-то гадость, но передумал. Взял из моих рук плошку. Понюхал. Зачерпнул на кончик ложки, попробовал и скривился.
— Ем. Теперь отстанешь?
— До конца.
— Вот заноза! — он торопливо зачерпнул зеленоватую массу, проглотил, облизал ложку и показал ее мне. — Видишь? А теперь отвали!
— Чтоб ты подавился, — фыркнула я и вернулась к столу. Дурак неблагодарный. Сокол с умилением наблюдал за нашей перепалкой.
— Молодец, Йована. Прирожденная сиделка.
Я хотела высказать все, что думаю по этому поводу, но нас позвали к столу. Ужин прошел мирно, словно и не было сегодняшней драки. Бьорнландцы как ни в чем не бывало обсуждали с Соколом завтрашний путь, шутили со мной и даже поделились своим напитком. С Соколом. Мне он, конечно, пить запретил. А потом пришло время устраиваться на ночлег, и меня ждал сюрприз.
— Йована, ты спишь у печи вместе с Дарко, — сказал Сокол и выдал пару покрывал из пушистых шкур. Я аж дар речи потеряла. Еще и в кровать к нему ложиться? Да ни за что! Я отрицательно помотала головой.
«Ты можешь чувствовать опасность, даже во сне, — прозвучало в моей голове. — Присмотри за ним, прошу тебя».
«Почему тогда вы сами с ним не ляжете?»
«Ты разве не видишь? Он боится меня. А там самое удобное и теплое место. Не упрямься».
«Я, кстати, не понимаю, почему он вас боится».
Сокол задумчиво посмотрел на меня и вздохнул.
— Не знаю, — ответил он вслух. — Но, кажется, догадываюсь. И советую тебе быть добрее. Чтобы потом не пожалеть о своей бессердечности.
Ох, чуть не забыла!
«Господин Радомир».
«Да».
«Мои сны… Если вам нужно смотреть их, чтобы выспаться, то я не против».
«Спасибо, милая. Спокойной ночи».
«Спокойной».
Какое уж тут спокойствие. Собрав волю в кулак, я направилась к моему сегодняшнему ложу. Точнее, нашему. Зараза. Надо терпеть. Ради Сокола, ведь он такой добрый, такой… замечательный, а я его постоянно огорчаю. В конце концов, лежанка широкая, отодвинусь подальше и даже не буду замечать, что не одна.
— Двигайся, — я швырнула в Дарко одно из покрывал, села и принялась стаскивать сапоги.
— Эй, ты что делаешь? — опешил он. — Я не хочу! Ты не в моем вкусе — мелкая, тощая и вообще ведьма!
Вспыхнув, я развернулась в его сторону; руки сами собой сжались в кулаки. Это с ним-то Сокол просит быть добрее? После вот такого?
— Ты совсем дурак? — прошипела я. — Да я скорее в пропасть брошусь, чем… Фу, гадость какая! Двигайся к стене. Вот до сих пор, — я прочертила рукой по лежанке, — моя половина. Все, что пересечет эту черту, отрублю к свиньям собачьим!
Он отвернулся и отполз вплотную к стене. Я устроилась поближе к краю.
— Больно мне надо тебя трогать, полоумная. Укусишь еще.
Лягнув его под зад, я повернулась спиной и укуталась в меховое одеяло. Надеюсь, когда поганец вылечится, Сокол отправит его на все четыре стороны. Ради приближения этого часа я готова с ним возиться. Все-таки, чего он такой злобный? Ведь не я первая начала. Он набросился на Сокола. Он огрызается, когда я пытаюсь помочь. Эх, руки чешутся врезать как следует!
Ничего, выздоровеет, тогда можно будет. Я закрыла глаза и улыбнулась, представляя, как отвешиваю ему наконец хорошие, звонкие оплеухи. В Университете я далеко не со всеми дружила, но так меня еще никто не бесил. Ничего, скоро он отправится восвояси, и мы снова останемся вдвоем. Только я и Сокол…
— Подъем, молодняк! — раздался чей-то хриплый голос. Ну чего вы все шумные-то такие…
Потянувшись, я открыла глаза. На столе светит лампа, а за окном темно. Но бьорнландцы вовсю собирались в дорогу. Сокол тоже не спал и снова колдовал над своим котелком. Что, уже утро?
— Эй, подвинься.
Дарко. И тебе неймется. Он спрыгнул с лежака, едва не задев меня локтем, поспешно сунул ноги в сапоги и отошел. Черт. Даже он сегодня бодрее меня. Я села, зевнула и потерла глаза. Тело ломило после целого дня в пути. Неужели и сегодня опять?
— Проснулась? — Сокол. Свеж, как майское утро. Здесь что, никто кроме меня спать не любит? — Умойся и поможешь мне.
Я кое-как омыла лицо холодной водой, прополоскала зубы эликсиром по привычке, которую нам вдолбили еще в приюте, и плюхнулась на лавку возле Сокола.
— Нашему подопечному нужно приготовить отвар, — сказал он, пододвигая ко мне большую оловянную кружку с водой. — А тебе потренироваться нагревать и остужать предметы. Этот навык понадобится, когда приедем на место. Медленно доведи воду до кипения.
— Я думала, вы меня ветром управлять научите, — я положила ладони на кружку и начала греть. Вообще я могла раскалить ее мгновенно, но раз надо медленно, сделаю медленно.
— Научу. Для того и тренируемся.
Вода почти закипела, и Сокол бросал туда травы. Зверобой. Мята. Тысячелистник. Веточка ежевики. Какие-то засушенные цветы и корни.
— Не давай воде сильно бурлить и дай покипеть немного… Вот так, довольно.
Он добавил ложку меда и накрыл отвар, чтобы тот настоялся. Потом разложил в три тарелки кашу из котелка.
— Зови Дарко, завтрак подан.
Когда мрачный антимаг уселся за стол рядом со мной, Сокол достал флягу и налил в крышку немного какого-то темного, резко пахнущего эликсира. Протянул его Дарко. Тот покосился недоверчиво.
— Выпей. Это тебя взбодрит.
Парень поморщился, но послушно опрокинул рюмку. Закашлялся, слезы выступили на глазах.
— Что это? — спросила я, глядя, как он пытается отдышаться.
— Тонизирующее средство, — ответил Сокол. — Подарок от Милены.
— Я бы поостереглась его пить, — сказала я, ковыряя ложкой кашу. Попробовала. Преснятина. Терпеть каши не могу. Дарко же принялся за свою порцию с видимым аппетитом.
— Ну что ты, — Сокол улыбнулся. — Она не настолько мелочна. Остуди-ка немного отвар, чтобы можно было пить.
Я коснулась кружки, делая напиток прохладнее. К столу подошел Февраль и сел напротив Сокола.
— Я вот что думаю, Радомир, — начал он негромко. — Оставь-ка ты мальчишку у меня. Выхожу. А по весне отправлю в Университет.
Мальчишка едва не подавился своей кашей. На лице его читалась безысходность.
— Нет, Февраль. Не могу я его оставить. Дело не в болезни — не готов он сейчас к Университету. Если и дальше его с рук на руки, как вещь, передавать, совсем парень веру в людей потеряет. Озлобится. Да и сбежит он от тебя, как только на ногах сможет держаться.
— У меня не сбежит, — ответил Февраль, и такой жутью повеяло от его слов, что не только Дарко, даже мне не по себе стало. — А что озлобится — так то хорошо. Воин должен быть беспощаден.
— Я не буду с тобой спорить, — ответил Сокол, задумчиво глядя на съежившегося Дарко. — Но мальчика не отдам. Я сам отправлю его учиться, когда будет готов.
