Ей это доставляло безумное удовольствие. Обмакнув ногу в водоем плохого поведения, она сочла температуру как раз подходящей. Когда ведешь себя хорошо слишком долго, люди начинают о тебе забывать. Раз ты ни для кого не проблема, тебя просто вычеркивают из списка вещей, о которых следует беспокоиться, и машут крыльями не над тобой, а над плохими девчонками. Теперь на Джулию, благодаря тихой подрывной работе второго номера, тоже начали обращать внимание, и ее это радовало.
Потом приехал на каникулы Квентин. Когда она задумывалась над тем, куда он делся после первого семестра, мысли сразу начинали путаться — знакомое чувство: точно такой же туман окутывал потерянную ей половину дня. А легенда Квентина о суперэксклюзивном экспериментальном колледже сильно отдавала Джулией-один, то есть враньем.
Квентин, в общем, всегда ей нравился. Саркастичный, умный до жути, но в глубине души добрый — полечить его, и будет совсем хорошо. Подавить как-то непрерывную циркуляцию серотонина в его черепушке. То, что Квентин влюблен в нее, а она не чувствует к нему никакого влечения, угнетало ее, но не так чтобы очень. Из себя он был вполне ничего, лучше, чем сам полагал, но эти его филлорийские штучки расхолаживали ее как не знаю что — и проблема, как она хорошо понимала, была не в ней.
Тогда, в марте, она почувствовала в нем перемену. Глаза у него блестели по-новому. Он ничего не рассказывал, но этого и не требовалось: он кое-что повидал. От его пальцев шел запах, как в научном музее после запуска большого генератора Ван де Граафа, повелителя молний.
Они втроем сидели на лодочной пристани у канала Гоэнус, и Джулия курила сигарету за сигаретой. Квентин, знала она, прошел туда, куда ее не пустили.
Она вроде бы видела его там. В Брекбиллсе, на экзамене. В зале с нарисованными мелом часами, стаканами воды и постепенно исчезающими абитуриентами. Теперь она поняла, что он точно там был. Только у него-то вышло иначе: пришел и с ходу все сдал. Как же, школа волшебников! Он всю жизнь ждал чего-то такого — со дня на день, можно сказать, готовился.
А вот Джулию это застало врасплох. Никогда она не думала, что с ней случится нечто необычайное. В ее жизненные планы входило делать необычайные вещи самой, что было куда разумнее с точки зрения теории вероятности: кто же знал, что диво вроде Брекбиллса вдруг хлопнется ей на колени ни с того ни с сего? Попав туда, она просто рот разинула — а ведь могла бы управиться, например, с математическими задачами. Видит бог, могла бы. На математику она ходила вместе с Квентином с десяти лет; все, что он сумел, сумела бы и она — с закрытыми глазами в случае надобности.
Но она слишком много времени озиралась по сторонам, соображая, что тут к чему. Не приняла все это с первого взгляда, как Квентин. Как можно сидеть и спокойно решать дифференциальную геометрию, стучало у нее в голове, когда вокруг нас нарушаются фундаментальные законы термодинамики и Ньютоновой физики? Эта фигня и занимала ее мозги вместо экзамена. Вся ее вина в том, что она реагировала на происходящее как разумный, рассудительный человек.
В итоге Квентин прошел, а она сидит и смолит без продыху на пристани у Гоэнуса, рядом со своим оркообразным дружком. Квентин сдал, она провалилась. Здравый смысл, похоже, оказал ей плохую услугу. Надо было почаще читать про Филлори.
В тот день, после ухода Квентина, Джулия рухнула окончательно. Если состояние, когда чувствуешь себя паршиво нон-стоп, называется депрессией, то, значит, это она и была. Джулия заразилась этим недугом от всего остального мира.
Мозгоправ, к которому ее послали, поставил более точный диагноз: дистимия. Неспособность радоваться тому, что в принципе должно радовать. Джулия признала его правоту, хотя в качестве дистимичного семиотика могла бы поспорить с термином «должно», будь у нее на это энергия. То единственное, чему она в принципе бы порадовалась, с долженствованием не имело ничего общего. Речь шла о магии.
Нормальный будничный мир превратился для нее в постапокалиптическую пустыню. Пустые магазины, пустые дома, обгоревшие автомобили, погасшие светофоры над опустевшими улицами. Выпавший из ноября кусок дня всосал в себя ее жизнь подобно черной дыре: пройдя радиус Шварцшильда,[11] чертовски трудно выкарабкаться назад.
Она распечатала и прикрепила к двери своей комнаты отрывок из Донна.
Неверный свет часов на семь проглянет:
Здоровья солнцу недостанет
Для настоящего огня;
Се запустенья царство;
Земля в водянке опилась лекарства,
А жизнь снесла столь многие мытарства,
Что дух ее в сухотке в землю слег;
Они мертвы, и я их некролог.[12]
Точка с запятой, видимо, была писком моды в семнадцатом веке, но в целом это верно отражало состояние духа Джулии. Жизнь в сухотке… все соки ушли из нее, оставив только мертвую невесомую шелуху: тронь, и рассыплется.
Примерно раз в неделю мать спрашивала: «Может быть, тебя изнасиловали?» Ответить «да» было бы, вероятно, проще. Родители не понимали ее и жили в страхе перед ненасытным дочкиным интеллектом. Сестра, на четыре года моложе, робкая черненькая антиматематичка, обходила старшую на цыпочках, как дикого зверя: вдруг вцепится, лучше не совать пальцы в клетку.
Джулия, конечно, задавалась вопросом, не сошла ли она с ума. Какой нормальный человек (ха!) не задавался бы? Выглядела она определенно ненормальней, чем раньше. Приобрела дурные привычки: грызла ногти, не каждый день принимала душ, ничего не ела и целыми днями не выходила из комнаты. Доктор Джулия полагала, что страдает шизофренией — отсюда и гаррипоттеровские галлюцинации с параноидальным оттенком.
Да нет, доктор, не так все просто. Для галлюцинации эта штука слишком твердая и сухая на ощупь. Во-первых, она единственная и ни во что другое не переходит, во-вторых, никакая это не галлюцинация. Это было на самом деле.
Если это и безумие, то совершенно нового вида, не задокументированное пока в «Диагностически-статистическом справочнике психических заболеваний». У нее учебофрения. Воспаление ботанизма.
С Джеймсом она порвала — вернее, просто перестала отвечать на его звонки и здороваться, встречаясь с ним в школе. Проверив свой средний балл, весьма солидный на тот момент, она обнаружила, что можно посещать школу два дня из пяти, хватать одни двойки и все-таки получить аттестат. Главное — не сорваться с каната, а она теперь стала заправским канатоходцем.
Она продолжала регулярно ходить к мозгоправу. Он был, в общем, приличный дядька, хотел как лучше, носил щетину и лелеял определенные надежды на будущее. О тайной школе волшебников Джулия ему не рассказывала — если она и была сумасшедшей, то дурой уж точно нет. Она смотрела «Терминатор-2» и помнила, что произошло с Сарой Коннор.
