Я оглянулся, луна смотрит нам в спину пристально, как огромный небесный зверь в некоторым замешательстве, еще не зная, добыча ли?
— Через лес не попрем, — сказал я. — Бобик, выбирай место для ночлега.
Арбогастр гневно ржанул, когда черный Пес ринулся вперед к быстро приближающемуся лесу, исчез, словно разбился комком тьмы о несокрушимую стену из толстого дерева.
Мы въехали под высокую зеленую крышу не так стремительно, какая-то ветка может и шарахнуть по морде так, что вылетишь, кувыркаясь, как уличный акробат.
В темноте требовательно гавкнуло, арбогастр рысью пошел в ту сторону. Я присмотрелся, убрав ночную пелену с глаз, место неплохое, я сказал довольно:
— Молодец, Бобик!.. В прошлой жизни ты был разведчиком.
Он ринулся целоваться и уверять, что никогда никем не был, а только вот таким, какой есть, замечательный и умный, вообще чудо…
Потом я развел небольшой костер в ямке, чтобы никто не увидел огня издали, подогрел мясо, перекусил и лег под деревом. Бобик сразу примостился рядом, положил голову мне на плечо и тут же бесстыдно заснул раньше меня.
Я еще долго лежал, глядя в темный свод из веток, мучительно раздумывал, не за слишком ли неподъемную задачу взялся. Одно дело — пыжиться перед другими и уверять, что все схвачено, все под контролем, все идет, как я и задумал… более того, это я все и подтолкнул, чтобы именно так, мол, мои стратегические задачи того требуют, но сам-то понимаю, что меня переиграли, что, вообще-то, слаб в мире сильных, жестоких и умелых…
Когда сопение Бобика у самого уха начало навевать сон, вдали послышались голоса. Я насторожился, к голосам прибавился и неясный шорох, словно несколько человек на грани слышимости идут между деревьями, кое-где продираются через кусты.
— Бобик, — велел я шепотом, — лежать!.. Здесь. И ждать.
Он засопел недовольно, как это без него, это же свинство какое-то и вообще чудовищная несправедливость, но я выкарабкался из-под него, отошел, пригибаясь и всматриваясь изо всех сил.
Они шли медленно через ночной лес, мрачные и закапюшоненные. Время от времени останавливались, я слышал монотонные голоса, к счастью — не пение, было бы совсем гнусно, а всего лишь хоровой речитатив. Когда уже почти скрывались из виду, я увидел, как передний из них взял из рук помощника лопату с короткой ручкой, присел к земле и начал старательно копать.
После того как здесь прошла армия Тьмы, в земле немало осталось амулетов нечистой силы, и все еще находятся недобрые люди, что надеются с их помощью получить власть, хотя бы в своем селе…
Гнев разгорелся в груди, но не успел я сказать себе, что это не мое дело, как гнев перешел в ярость и я уже не мог сидеть, меня подняло то, что туманит разум, я обнажил меч и пошел к ним, яростно сверкая глазами.
— Ночью порядочные люди спят, — сказал я громко, — выходят только любовники и воры, но на любовников вы похожи мало!
Тот, который жадно копал землю, поднял голову и, убедившись, что я один, бросил коротко:
— Убейте дурака.
На меня бросились сразу трое или четверо, за деревьями и не рассмотреть, но ярость не только туманит мозг, но и убыстряет животные реакции, я двигался втрое быстрее, чем эти в черных балахонах, похожих на халаты, бил зло и безжалостно, сперва рукоятью меча, кулаком и ногами, но пару раз меня сильно достали чем-то тяжелым по голове и чуть не выбили руку из плеча, я заорал и начал рубить люто и без пощады.
Крики наполнили лес, нападавшие начали пятиться, я пошел за ними, рубил и топтал, а когда дошел до того, кто уже вытаскивал из земли нечто, вокруг него не осталось то ли охраны, то ли последователей культа Тьмы.
Я протянул лезвие меча и упер ему в шею.
— Застынь или умри!
Он медленно поднял голову, в лесу сплошная темень, но я чувствовал, что видит меня так же отчетливо, как и я его. Наши взгляды скрестились, он смотрел так, словно старался пронзить меня незримым лезвием, но я не ощутил даже холода, а странный холодок чувствую только из земли, откуда торчит наполовину выкопанный позеленевший кувшин из старой меди, небольшой, размером с крупный кубок.
— Что тебе нужно? — спросил он хриплым голосом, но страха я не услышал.
— Что там? — спросил я.
Он ответил так же медленно:
— Если не знаешь… могу сказать что угодно.
— Вряд ли, — возразил я и повертел острием клинка у него перед глазами. — Я пойму, когда врешь. И убью моментально.
— Но ты уже убил многих, — сказал он. — Не сейчас. Раньше. А если доставали нечто, что сделает всех людей счастливыми?
Я фыркнул.
— Не смеши. Ночью? Как воры? Прячась от тех, кого собирались осчастливить?
Острие меча уперлось сбоку ему в шею, и на этот раз я не стал его убирать. Неизвестный пробормотал:
— А когда было иначе?
— Ты мне не софитствуй, — пригрозил я. — Умник в ночи… Что там, говори?
Он ответил так же негромко, двигая только губами:
— Только я смогу снять заклятие и сломать печать…
— А я могу просто разбить кувшин, — сказал я грубо.
— Да, — ответил он, — конечно. И злой дух тут же с удовольствием разорвет тебя на части.
— А если пролезет через горлышко, то станет белым и пушистым?
— Горло закрыто особой печатью, — возразил он. — Вылезти может только по желанию того, кто знает особое заклятие.
— Ага, — сказал я саркастически, — это значит, мне с моим рыцарским рылом нечего и думать, чтобы отнять у тебя кувшин и самому покомандовать джинном?
Он ответил тихо, потому что острие меча прикасалось к горлу:
— Вы угадали…
Я с силой ткнул клинком, как копьем. Острая сталь рассекла артерию и дыхательное горло. Я повернул меч резко и с нажимом, рванул в сторону. Голова отделилась от тела и упала в траву.
В широко вытаращенных глазах я видел дикое изумление, не должен рыцарь поступать так, как я. Но Логирд уже сказал, что постепенно отхожу от рыцарства и, что хуже всего, потерял ориентиры и не считаю это преступлением.
Переступив через труп, я отковырял мечом землю вокруг кувшина, разрыхлил остатки и, ухватив за горлышко, потихоньку потянул.
Он подался сразу, пошел легко, словно пустой. Хотя, если там джинн, то и должен быть легкий, джинны — вроде бы существа из воздуха или чего-то еще невесомого…
Пес прибежал, обнюхал находку и посмотрел на меня в недоумении.
— Думаешь, — огрызнулся я, — обязательно должен знать все на свете? А если ерунда?
Он сел и, наклонив голову набок, приготовился слушать объяснения. Я отмахнулся и, отряхнув комья земли, сунул кувшин в мешок и снова закинул на конский круп.
