Мысли молодого человека все время убегали вперед к замку карателей и предстоящей встрече, которая в силу своей важности серьезно страшила его.
— Сарин, — окликнул старца Лутарг, в голове которого возник очередной вопрос, касающийся его предполагаемых родственников. — Говоришь, никто не знает, откуда они пришли, но ведь как-то шисгарцы появилось в замке. Не из-под земли же?
— Может и из земли, — отозвался старик. — Я видел хроники. В них сказано, что однажды ночью они просто появились, перепугав всех в Шисгарском замке. Он же старый очень — замок-то. Брошенный был, как и города, когда мы пришли. Так что тэланцы его просто заняли и сделали цитаделью в горах. Мало ли чего может оттуда спуститься.
— И что? — поторопил старца Лутарг, когда тот замолчал, задумчиво глядя на огонь.
— Из всех воинов отпусти только пятерых, остальных каратели оставили себе. А этим велели передать, что наступает месяц белого флага. Так все и началось, — вздохнул Сарин.
Они с Кэмарном не раз перечитывали эту историю и другие, пытаясь понять, с кем имеют дело, но так ничего и не решили. В хрониках не содержалось ответа на этот вопрос. За все годы существования побора, никто так и не смог выяснить, кто такие шисгарские каратели. У них было только имя данное народом и все.
Как всегда поприсутствовав при кормлении Гарьей тетушки, Таирия в крайне удрученном состоянии медленно брела в свои покои. Наблюдать за тем, как нянька поглаживает горло женщины и запрокидывает ей голову, чтобы заставить ту проглотить перетертую в кашицу пищу, было для девушки наказанием, назначенным ей же самой в качестве расплаты за вмешательство в то, куда лезть не следовало.
Каждый раз Ири вновь переживала боль и вину, каждый раз ее сердце заходилось в ритме самобичевания, но девушка упорно продолжала приходить, оставляя без внимания запреты отца, грозившегося запереть ее в случае непослушания, и уговоры няньки не мучить себя.
Старая Гарья была единственным человеком, кто хоть как-то мог прорваться через отстраненность сестры вейнгара. Только ей удавалось поднять добровольно отказавшуюся от жизни (хоть и затворнической) женщину на ноги, чтобы помыть, переодеть, перестелить постель или вывести на свежий воздух. Но даже тогда широко распахнутые серо-зеленые глаза оставались пусты и бездушны, смотря на мир и не видя его.
Страшное зрелище, лишающее присутствия духа.
Все разладилось в жизни Ири с того самого дня, как тетка отказалась разомкнуть веки, предпочтя променять реальный мир на мир иллюзорный. Отношения с единственным родителем испортились, больше не было задушевных разговоров и выполненных обещаний. Отец перестал быть для нее только отцом, он стал правителем — вейнгаром, и совсем другим человеком — жестким, требовательным, а местами и беспричинно жестоким.
У Таирии словно глаза открылись, и девушка смогла увидеть многое из того, что ранее предпочитала не замечать.
Вечно понурая и тихая прислуга, напрягающаяся при одном виде вейнгара. Страх в глазах советников, спешащих на зов отца. Оплеуха, полученная гонцом, принесшим дурную весть. И все это лишь малая часть того, на что Ири обратила внимание, а потому мысли об оставшемся сокрытым от нее — пугали.
Услышав позади себя торопливые шаги, Таирия, не желая встречаться с кем-либо, поспешно свернула на внутреннюю балюстраду.
"Лучше удлинить путь, чем отвечать на вопросы по поводу покрасневших и припухших глаз", — решила она.
Вдохнув свежего, благоухающего цветами воздуха, девушка печально улыбнулась — зацвел гиацинт любимый цветок тетушки — и, держась за перила, стала спускаться по лестнице, чтобы пройти знакомым маршрутом через дворцовую теплицу.
Здесь было тихо и спокойно. Таирии передавались покой и умиротворение с заботой взращенных цветов и деревьев, никогда не знавших непогоды внешнего мира. Каждый розовый куст был тут окружен любовью и ласкою, и отвечал на них бурным цветением, каждая виноградная лоза, бережно обвитая по удерживающему каркасу, дарила богатый урожай.
Дойдя до ажурной скамейки, притаившейся в тени кустов сирени, Таирия услышала голоса где-то впереди себя, и, не желая, пересекаться с их обладателями, присела на скамью, предоставляя разговаривающим возможность спокойно удалиться.
Как всегда погожим весенним днем крыша теплицы была раздвинута, и теплые солнечные лучи поигрывали на зеленых листочках. Было что-то невероятно интимное в этой световой ласке, такое глубокое и насыщенное, что Ири почувствовала себя обделенной. Ей хотелось чего-то большего, того, что в данный момент отсутствовало в ее жизни. Быть может, счастья или любви? Она не разобралась.
— Ты уверен, что это он? — услышала Таирия знакомый говор.
Люди приближались по соседней дорожке, идущей по другую сторону сиреневого куста, и теперь девушка могла отчетливо слышать, о чем идет речь.
Голос отца Ири признала моментально. Сегодня он был резок, и стальные нотки, пронизавшие интонации вейнгара, заставили ее передернуть плечами в недобром предчувствии.
Этот его тон ничего хорошего не предвещал.
— Нет, господин, но это единственное объяснение. Каратель склонился перед ним. Все пятеро говорят одно и то же.
— Они видели его глаза?
— Нет, он был в повязке.
— Повязке?
— Да. На пол лица, как слепой.
Вейнгар грязно выругался, и Таирия в удивлении широко распахнула глаза. Отец никогда не позволял себе такого. Или она опять ошибается? Девушка растерянно вздохнула, уже не зная во что верить.
— Ты должен найти его! Должен убедиться, и если это действительно он — убрать. Мне все равно, как ты это сделаешь! Даже если самому придется отправиться за ним! Понял?!
— Да, господин.
— Если он выжил в пещерах, и старый дурак нашел его, то обязательно приведет посмотреть на мамочку. Мы не можем этого допустить!
Злость пропитала каждое слово вейнгара.
"Злость, замешанная на страхе", — мысленно поразилась девушка, все также прислушиваясь к разговору.
Ее отец боялся кого-то! Это было неожиданное открытие.
— Нельзя допустить, чтобы эта тварь добралась до Лурасы, — последние слова, которые смогла разобрать Таирия, прежде чем шум шагов и голоса вейнгара и его собеседника потонули в легком шелесте листвы.
Сотрясаемая нервной дрожью, невольная слушательница покинула оранжерею и, никем не замеченная, проскользнула в свои покои.
В ее голове роились разнообразные мысли, неизменно заканчивающиеся вопросами. Что это было? О чем говорил отец? Кто эта Тварь, что не должна добраться до тетушки?
