— Что, хуже нашествий демонов? — вырвалось у меня против воли. Вёльва сверкнула белесыми глазами. Я зажала руками рот, чтобы не ляпнуть ещё какую-нибудь глупость.
— Демоны, которых мы знаем, лишь слабый отголосок. Да и насколько мы, люди, отличаемся от них? Они лишь другой народ, борющийся за выживание и территории, как и мы.
Вот это настоящее святотатство — за такие речи орден на костёр отправлял. Нет, не может такого быть. Это мы, те, кто с даром, как демоны, а остальные… просто люди. Какая ж я глупая! Сколько всего не знаю и не понимаю, а хотелось бы… Но сейчас лучше молчать. И без того себя дурой выставила.
— Давайте подарки, — шепнула нянюшка, когда молчание стало в тягость.
Вейас с лязгом выхватил из ножен меч и замахнулся. На несколько шальных мгновений мне показалось, что он хочет отрубить старухе голову. Но он опустил клинок и протянул его вёльве. Я достала из-за пазухи свою вышивку и сделала то же самое.
— Никудышное оружие от никудышного воина, — расхохоталась сухим каркающим смехом старуха. Вейас фыркнул и отвернулся. — И безыскусное рукоделие от бездарной бледной мыши?
Я затаила дыхание от бешенства. Ведь она даже узора не видела! А он получился. Настоящий. Живой. С душой. Особенно глаза… Как те, что я во сне видела. Больше ни у кого таких нет! Пришлось до крови впиться ногтями в ладони, чтобы не ответить — так хотелось высказать всё, что я думала по поводу её бредней. Нет, папа уже достаточно ей надерзил.
— Не поможете?! — нянюшка упала на колени и поползла к вёльве, горестно заламывая руки. Зачем так унижаться? Хотелось поднять её на ноги и поскорей увести от демоновой карги. Мерзкая злобная тварь!
— Умоляю, я всё отдам, только смилуйтесь, — нянюшка достала из-за пазухи бронзовый обручальный браслет и вручила его вёльве. — Это всё, что осталось от моего суженого. Мы так и не успели пожениться — он погиб во время нашествия.
Вёльва с интересом вертела в руках украшение. Не слишком искусное. Бронзовый браслет на свадьбу — всё, что могли позволить себе простолюдины. Мы же носили серебряные, хотя могли купить и золото, но традиции не позволяли. Мы должны помнить, что хотя и не подчиняемся королям и можем быть намного богаче их, а всё же они стоят выше нас.
— Желаешь разорвать связь с любимым ради чужих детей? — в голосе вёльвы не осталось былой надменности и презрения, звучал лишь живой интерес: — Зачем? Разве они твоя кровь?
— Что мне давно утраченная любовь? — нянюшка громко всхлипнула и, вскинув голову, посмотрела так, как не всякая госпожа умела: — Да и найду ли я её на том берегу Черной реки? Кто знает, что будет после смерти? А эти дети мне как родные. Я видела, как они родились. Слышала их первый крик и первое слово. Носила их к кормилице. Помогала сделать первые шаги. Не спала ночами, когда у них болели животики и резались зубки. Лечила и выхаживала, когда хворали. Успокаивала сказками, когда их мучили кошмары. И что, что в них нет моей крови? Для меня они ближе, чем родные. Не хочу, чтобы они умерли, так и не пожив толком. Пусть даже это будет стоить мне любви и самой жизни.
Да как же?.. Я знала об этом, и всё равно слышать такие слова было не по себе. Как ножом по сердцу. Она как мама, которую я никогда не знала. Моя душа! Я пихнула брата в бок. Мы помогли нянюшке встать и крепко обняли. Пускай ничего не выйдет, но я всегда буду помнить её слова.
Поднялся ветер, всколыхнул пламя до самых небес, заставив тёмное варево пениться и выкипать из котла.
— Надо же! — удивилась вёльва. Поколдовала над костром, и пламя опало. — Что ж, будь по-твоему, раз на то воля богов.
Карга кинула браслет в котёл и принялась помешивать, напевая слова на диковинном наречии. Говорят, у вёльв есть тайный язык для общения с богами, познать который не дано никому, кроме них. И действительно, разобрать ни слова не удавалось, кроме завораживающе-жутких звуков зверей и стихий.
— Я сварила вашу судьбу.
Когда зелье снова закипело, вёльва зачерпнула его деревянной чашей, увитой резными магическими рунами, и протянула Вейасу.
— Пей.
Он зажал нос и выпил залпом. Даже в неярких отсветах пламени было заметно, как краска схлынула с его лица. Вейас застонал и согнулся пополам. Его тут же вытошнило.
— Ты собралась нас отравить, карга?! — возмутился он, едва совладав с дыханием.
— А ты думал, судьбу менять просто? — усмехнулась вёльва. — Старое должно уйти, чтобы освободить место новому. Говори быстрей, чего желаешь, пока снова что-нибудь жуткое само не заморочилось.
— Это-то легко. Хочу пережить испытание, чего мне ещё желать? — Вейас распластался на земле возле шалаша, держась за урчащий живот.
— Твой черёд.
Вёльва снова зачерпнула варева и протянула мне чашу. Я приняла её дрожащими руками и принялась вертеть, пытаясь придумать, чего же я желаю вместо старой судьбы. Вспомнила всё, о чём размышляла последние дни, да так и не смогла ничего придумать. Знала только, чего точно не хочу — выходить замуж за проходимца Йордена и чтобы папа страдал из-за моего непослушания. Глянула на нянюшку. Она тепло улыбалась, подбадривала. В голове зазвучал её то возвышающийся, то затухающий голос: «И вступил Безликий на тропу нетореную, чтобы самому решать свою судьбу».
Я выпила до дна. Смердящее гнилью и падалью варево обожгло нутро. Из живота поднялась волна дурноты. Я упала. Забилась в судорогах, чувствуя, как внутренности горят и оплавляются, рассыпаются в пепельную крошку.
— Ты как? — нянюшка помогла подняться. Пахло рвотой. Похоже, я измазалась. Подташнивало до сих пор.
— Хочу пройти по нетореной тропе и самой решать свою судьбу, — выдавила я из себя.
Нянюшка ахнула:
— Лайсве, зачем? По нетореным тропам только мужчины ходят.
— Только боги, — поправила я. — Безликий был богом.
Это то, чего я действительно желала — быть самой себе хозяйкой, стоптать семь пар железных башмаков, изломать семь железных посохов, изглодать семь железных хлебов. Тогда, быть может, моя жизнь обретёт смысл.
— Как пожелали, так тому и быть, — прокаркала рядом вёльва. — А теперь ступайте. Мне ещё нужно судьбу всего мира сварить.
Выгоняет. Нянюшка подняла Вейаса и потащила нас обоих прочь.
— Благодарю, о дальновидящая, — обернулась к горевестнице, когда мы были уже на краю поляны. — Век не забудем твою милость!
Я снова почувствовала недобрый взгляд притаившейся на опушке птицы.
***
Они ушли, ломясь через лес, словно были неуклюжими косолапыми медведями. Вёльва продолжала мешать варево. Десять кругов справа налево и десять слева направо, семь по оси червоточин и три против. Она дёрнула палкой, поднимая со дна муть, и постучала по стенкам. Когда варево стало непроглядно чёрным, вёльва бросила в котёл оставленный мальчишкой меч. Тьма с шипением накинулась на него, покрыла ржавчиной и разбила в пыль. Вёльва потянулась за вышивкой.
