— Они рождены здесь, — сказала Джоанна. Он говорил вслух, не замечая этого: явный признак смятения. Она смотрела на него. — Вы не бывали здесь раньше.
Он свирепо посмотрел на нее. Она даже не смутилась.
— Мы ездили к воротам и на равнину, — ответил он резко, потому что она не собиралась отводить взгляд. — За стены. Чтобы скакать вместе с вольным ветром. Я… не очень хорошо чувствую себя в городах. Это… — Лоб его был влажен. Проклятье.
— Вы хотите вернуться домой?
— Нет!
Она чуть вздрогнула. Казалось, его слабость сделала ее сильнее. Она не позволила себе взять его за руку, но сказала:
— Вы должны были счесть Акру ужасающей.
— И Венецию. И Рим. И Марсель. И Париж. — Называя эти имена, он словно изгонял их. — Акры была хуже всего. После моря… И такой большой город. Джаффу я с трудом смог вытерпеть. Здесь просто неуютно. — Если она и поняла, что это ложь, то не сказала этого. — Вы сердитесь?
Он застал ее врасплох. Но она пришла в себя так быстро, что он залюбовался этим. Он решил попробовать восточных фруктов: апельсинов, лимонов, желтых райских яблок. Со всем этим, с сыром, купленным на другом конце рынка, с вином из таверны, стоящей в тени Гроба Господня, они устроили маленький пир. Джоанна уже забыла, или по крайней мере решила не вспоминать, что герой легенд ее детства в стенах города проявлял постыдную трусость.
Многие из знакомых Айдана могли бы плениться этим городом — святостью, облекающей Иерусалим, словно мантия. Он сам мог бы оказаться достаточно безумен, чтобы поверить в это — и при всем своем упрямстве оказаться в самом сердце этого человеческого муравейника. Он поднял глаза на купол, к которому они подошли. В нем не было такой сияющей красоты, как в другой святыне Храма, Горнем Своде, поднимавшемся, словно солнце, на востоке Иерусалима. Этот носил печать мрачного величия — он был средоточием всех обетов всех людей, осенявших себя святым символом креста. В честь этой святыни получил свой титул Король Иерусалимский, как и любой рыцарь, встававший под его знамя: Защитник Гроба Господня. Здесь.
Сначала здесь был только надгробный камень. Простая могила, не украшенная ни надписью, ни орнаментом, пустая. Только три дня пребывало в ней тело, а затем исчезло.
Набожность выстроила над этим камнем гробницу. Рвение возвело базилику во всем великолепии, а вокруг — другие здания: часовни, дворец Патриарха, монастыри, обиталища монахов, пилигримов и воителей. Оттуда доносилось пение, молитвы и крики торговцев, которые способны были вести дела, невзирая на святость этого места.
Они взошли на крутой холм и прошли в ворота меж византийскими колоннами. Толпа паломников притиснула всех троих друг к другу. Айдан заново осознал высокий рост Джоанны — она была едва ли на ладонь ниже него — и удивившую его силу ее тела. У нее были длинные ноги и руки, но плечи ее были широкими, как и бедра, а груди — полными и упругими.
Она и не думала о нем, лишь осознавала его присутствие рядом. Нетерпеливо бормоча что-то, она высвободилась из толпы и остановилась во дворе. Вуаль ее соскользнула. Хотя волосы ее были туго стянуты лентами, несколько прядей выскользнуло из прически, отсвечивая на солнце красно-золотыми бликами и отливая благородным глубоким цветом вишневого дерева.
Служанка с похвальной и раздражающей готовностью вновь прикрыла волосы Джоанны. Та едва заметила это.
— Смотрите, — сказала она. — Там.
Там было два портала; третий, справа, вел в храм Кальвари. Слева возвышалась угловатая звонница, молчавшая в этот час. Ее венчал купол, как, видимо, все строения в землях, находившихся под властью ислама либо Византии. За ним виднелись странные очертания Храма Гроба Господня, и новый купол, а чуть поодаль от них — увенчанная небольшим куполом башня церкви Святой Елены. Все это сверкало, и не только от святости. Те, кого почитали здесь, в Сердце Мира, даровали этому месту богатство.
Несмотря на всю толкотню, давящее сияние солнца и святости, болезненный гул города, который не оставлял Айдана с тех пор, как он прошел во Врата Давида, здесь он почувствовал себя спокойнее, чем где бы то ни было — разве что под открытым небом. Ему захотелось сказать вслух: "Смотрите! Есть ли на свете более святое место? Посмотрите, как оно приветствует меня!"
Джоанна не спрашивала, чего он хочет. Она заняла свое место в колонне паломников, и он встал за нею. Джоанна не чувствовала скуки, глядя на знакомые с детства места: она словно бы обрела новые глаза, потому что с нею был Айдан, видевший все это в первый раз. Мостовую под ногами. Опоры, поддерживающие свод. Колонны, окружающие Гроб Господень, и над ними ротонда, открытая небу. И подле этого величия Бога — величие тех, кого изображали мозаичные картины на стенах: Святая Дева; ангел, принесший Благую Весть; апостолы; Император Рима Константин во всей своей славе; святой Михаил с мечом; пророки; святая Елена, несущая Истинный Крест Господень; и в центре всего этого — младенец Иисус, ради которого все это было свершено.
Но сама могила была сокрыта. Среди всего этого величия она лежала под камнем, за низкой дверью, у которой на страже стоял священник, направлявший каждого из паломников к святыне. Все здесь были равны — король и простолюдин, рыцарь и монах, раб и свободный человек. Человек или не-человек.
Айдану захотелось исчезнуть. Если бы только священник знал, кто проходит под его рукой, не ведающей устали и церемонного обхождения… Мимолетно пронеслась мысль: "Еще полчаса, и Марбод мне в помощь, и, во имя Тела Господня, если он промедлит лишнюю секунду между мною и сокровенным…" Но священник даже не видел его лица, не сокрытого чарами, не видел широко открытых глаз, по-кошачьи отсвечивающих зеленым в свете ламп. Айдан опустил взгляд, перекрестился и сошел в прохладную каменную мглу. Пустая, и потому почитаемая могила. Он коснулся лбом камня. Пустота. Даже молитва здесь была безмолвна. Она просто была.
Он принес безмолвный обет, решившись выполнить его. Защищать это место мечом, словом, жизнью. Но сначала — другое. Одно слово сорвалось с его уст, шепот средь тьмы: "Аламут".
— Идите, — резко сказал священник, разбивая святость и торжественность обета. — Время прошло. Выходите.
А если он поднимется в столпе пламени, что будет делать этот земнорожденный глупец?
Он вышел молча, смиренно склонив голову, как любой пилигрим. Джоанна ждала его, слегка улыбаясь. Она вложила свою ладонь в его, просто, как дитя. Она думала о выпитом вине и о сокровенной святыне.
Она так и не поняла, отчего Айдан рассмеялся. Негромко, но в их сторону повернулись головы. Он встретил взгляды с притворно-смиренным видом и набожно перекрестился.
