— Господа, еще минута и мы пропустим самое великолепное зрелище в нашей жизни, — пытался угомониться Михас.
Сквозь стеклянные стены ногава были виден горизонт. Дельта кипела под заходящим солнцем, разукрашивая на свой манер болотистую местность. Зеленый потерял свою силу, вся земля стала желто-коричневой. Небо потеряло свой голубой свет. Солнце стало белым. От него по небу, словно перья мифической птицы Лин-пала-у, разплескались синие, лиловые, красные, оранжевые полосы цвета. Они играли, блестели, переливались так, что кружилась голова.
Эток забрался на плечо к хозяину, чтобы видеть это великолепие. Михас, как родную дочь прижал к груди "детку". Гайне, сама для себя неожиданно, оказалась в крепких объятиях Гая. Младшая из младших присела на что-то и ей даже удалось положить голову на его плечо.
Глава 9. Ногавокрушение или немного о том, как молния дважды попадает в одно и тоже место
Ногав накренился и с треском, хрустом и звоном полетел вниз. Криками и воплями наполнилась долина Хикона. Цепляясь за ветки, ногав разбивался, и наконец упал, окатив стеклянными брызгами джунгли. Тамареск в последнее мгновение успел смягчить землю, поэтому обошлось без переломов. Путешественники выглядели так, как будто на них напало дикое стадо бешенных кошек: все расцарапанные, с садинами и синяками, горе-студенты и принцесса поднимались с земли.
— Это тебе большое спасибо, что смягчил землю-матушку, но как нам теперь стираться?
— Ну, если тебе не нравится, то как тебя порадует перспектива, что земля-матушка станет тебе вечным пристанищем, Гай? — ответил Тамареск.
— Я же сказал: "большое тебе спасибо", а про постирушки это я так к слову, — замялся тот.
— Помогите мне разобрать кареты, болтуны, — проворчал Михас.
— Хозяин, — раздался отчаянный мявк откуда-то сверху, — Хозяин! Спаси меня.
— Эток, спасу, если а — ты скажешь где ты, б — не будешь тратить, сам занешь что по напрасну, тем более что кажется ты неплохо напуган.
— Я уже хозяин.
— Что уже?
— Потратил, — виноватый голос кота становился все тише. Если бы Эток мог плакать, то сейчас он готов был рыдать в столько ручьев, в сколько это было максимально возможно.
— А черт, — выругался Тамареск, — ты не виноват, Эток. Где ты?
— На дереве.
— Это логично. На каком? Тут везде деревья.
— На высоком.
— Скажи еще на зеленом и я решу, что ты издеваешься и лишу тебя ужина, — прокричал Тамареск, — Что ты видишь? Посмотри вниз, что ты видишь?
— Вижу, леди Гайне.
Тамареск подошел к Гайне и стал смотреть наверх.
— Видишь меня?
— Да, хозяин.
— Прыгай.
— Я боюсь.
— Эток, скотина, не выводи меня из себя. Ты же знаешь, что я не умею лазить по деревьям.
— Но хозяин. Я не виноват, меня выкинуло сюда.
— Гай, — крикнул Тамареск, — помоги мне, пожалуйста.
— Что, Эток, страшно тебе? — Гай подошел к дереву и уставился наверх, — Я не вижу тебя!
— Так вот же он, — Гайне протянула руку и встала на цыпочки, — слезай, котик.
Эток скользнул по ее руке вниз. Тамареск зарычал от негодования:
— Ты что не мог объяснить, где ты сидишь? Зачем тебе речь?
Эток покачал головой и принялся вылизываться.
Тамареск, Гай и Михас осматривали кареты. Одна была сломана безвозвратно, вторую возможно было починить. Гайне бродила в окрестностях. Когда стемнело, все сели ужинать.
— Что интересного в окрестностях? — осведомился Гай.
— Деревья, — улыбнулась Гайне, — утром я заберусь на верхушку дерева, чтобы определить, насколько далеко мы от того места, где должны быть.
— Я никогда раньше не видел такого заката, — восхищенно вздыхал Михас, — разве в долинах может быть такой закат?
— У нас говорят, что так отсвечивает пустыня края света. Кстати, Михас, у меня появились мысли относительно вашей теории.
— Какие же? — оживился теоретик.
Гай тихонько застонал, Тамареск зевнул.
— Почему Тифаб покровительствует именно Силлиерихам? — спросила у мужчин Гайне.
— На сколько мне известно, Тарла выбрал Ардогов за их воинственность и смелость. Ясве — людей, потому что они трудолюбивы и творчески одарены, а Тифаб — наверное методом исключения. Первое право выбора за родителями, — предположил Михас.
— Михас, ты ничего не понимаешь. Просто Тифаб сразу сообразил у какого народа самые красивые девушки, — Гай подмигнул Гайне.
— Теория не мое. Мое дело, пока вы болтаете кушать и слушать, а потом проводить опыты… Ну вот, например, на… Этоке, — пожал плечами Тамареск.
— Гай, как не странно, ближе всего к истине. Ясве богиня плодродия изначально избрала нас, так как мы чтим землю-мать. Ясве подсказала нам, что Матери должны управлять семьей, и вот тогда в начале нашей истории нам стал покровительствовать Тифаб. Он брал к себе в Ватпандалу по одной нашей деве, а потом отпускал ее, когда она смогла принести потомство. Так появились великие матери. Все живущие ныне силлиерихи наделены искрой божией в прямом смысле.
— О, так я немножко Бог! — обрадовался Гай.
— Не дай бог нам таких Богов как ты, — расхохотался Михас.
— Поэтому мы так не любим полукровок, — грустно откликнулась Гайне, — дескать они порочат искру божию. Сейчас же мне, кажется, великие матери просто не любят делиться. Все это я к чему, Михас, возможно, мы тоже сможем когда-нибудь создавать миры.
— Ах, вот как! — улыбнулся Михас, — я понял тебя, любопытная мысль, я обязательно ее обдумаю.
— И все-таки мне кажется, что это ОНА, — вздохнул Гай.
— Кто ОНА? — недоумевала Гайне.
— Не обращай внимания, наш полубог бредит, — рассмеялся Тамареск, — Нам бы лечь спать, завтра начнем поиски места, куда приземлился наш славный остроумный земляк. Где Эток опять?
— Экспериментов испугался, наверное, — ответил Михас.
Михас и Тамареск улеглись в сломанной карете, целую деликатно предоставили Гаю и Гайне.
— Хозяин, — кот разбудил Тамареска спустя два часа.
— Что такое?
— Я ходил охотиться…
— Если ты припер очередного полудохлого Гуугля, то он нам не нужен. Можешь сожрать, только кости припрячь хорошенько, чтобы Михас не ревновал тебя.
— Вот, Хозяин, что я нашел, — Эток подвинул лапой, какой-то причудливой формы камень. Камень — не камень, а букву "Т".
Утром Эток был удостоин всеобщего внимания. Гайне внимательно рассмотрела все буквы, прочитала надпись на первой "С" и решила, что все это розыгрыш. Прослушав историю в четырех вариантах, она все еще колебалась.
