Если бы только эта секунда могла длиться вечно.
* * *
― Ну, если это все, я иду к себе.
Прошло десять минут.
Драко встал и пошел к лестнице. Вверх по ступенькам. Через спальню, к ванной. В ванную. Шатаясь, подошел к унитазу. Поднял крышку, и его вырвало.
Кислота была как жгучее лекарство. На минуту ему стало лучше. Можно не думать. Наверное, вот почему он так себя чувствует. Слишком много мыслей.
С того времени, как он получил известие о смерти отца, прошло полтора года. Полтора года с тех пор, как его мать выплакала достаточно слез для них обоих. (Драко думал — Министерство должно быть разочаровано тем, что Люциус умер до суда. Смерть — это слишком просто. Слишком очевидный выход.) Сейчас Драко учился уже на 7 курсе, а мать по-прежнему жила в Усадьбе Малфоев. И самое важное, которое почему-то совсем не казалось важным, — Драко все еще был наследником состояния Малфоев.
Вот так оно и было. Отец мертв, Министерство пошло на х**, а Драко — чертовски богатый ублюдок. Чего еще хотеть?
И он был чистокровным. Чистым-как-гребаный-хрусталь. В точности как его мать, и отец, и дед, и прадед. И так далее, до самого конца. До начала. Когда бы оно ни было. Отец говорил об этом как о самом важном событии в истории существования. И Драко не спорил. Он тоже был в этом уверен.
Его опять вырвало. И еще. Он опустил голову на руки.
Так вот в чем дело? Отец. Что бы сказал отец, если бы узнал о ней? О Грейнджер?
Маленькая грязнокровная принцесса, которую он только что спас.
Сколько побоев потребовалось бы, чтобы расплатиться за это? Он предал все, чему все эти годы учил его отец, и даже более того. И, стало быть, заслужил наказание. Одно простое правило. Чистая и грязная кровь не должны смешиваться. Драко хотел, чтобы отец был здесь, чтобы наказать его. Тогда все было бы просто. Расплата была бы до ужаса простой. Но отца тут не было, и избить Драко было некому. А этот голос в голове — хуже, чем любая кровь и боль.
Он ненавидел отца, но всегда верил каждому его слову. И верил до сих пор. Когда доходило до сути, Малфой был Малфоем. Чистая кровь. Вымирающий вид, а Грейнджер — жуткая ошибка в его безупречном королевском плане. Какая разница, что это был за гребаный план. Маленькая неточность. Совершенно омерзительная грязнокровная сука, без тени надежды когда-либо достичь высот превосходства, установленных его отцом. Она вдруг стала занимать определенное место в его жизни, что почему-то уже не казалось неприемлемым. И тем самым не согласовывалось с планом. Это был хаос. Она сама была хаосом.
Если бы только тогда ночью…
… Все это доказывает только то, как ты чертовски уязвим.
…В полном дерьме. А твой отец не мог научить тебя ничему, кроме как тянуть за собой в это дерьмо всех остальных.
… нет. Не думать. Пожалуйста, Господи, позволь мне не думать об этом.
Драко чувствовал, что сходит с ума. Голос отца. Драко теперь для него все равно, что умер, говорил Люциус. Ну не смешно ли это? Драко для него все равно, что не было. А где он сам — тот, который говорит? Там. У него в голове. И от этого никуда не деться. Как будто он никогда не умирал. Не для Драко. Он был уверен, что отец видел каждое дерьмовое движение его языка. Тогда ночью. Если бы только той ночью.
Выпить ее рот. У него вкус грязного рая, не правда ли?
Вырвало. Опять. Горло болит.
* * *
За стеной, Гермиона замерла.
До сих пор она была почти уверена, что Драко рвало, а сейчас у нее не осталось сомнений. Она попыталась вспомнить, был ли он бледен пятнадцать минут назад, бледнее обычного. Медленно закрыла книгу и спустила ноги на пол.
Чтобы что?
Что она могла сделать, сидя у себя в комнате? — «Малфой, дорогой, у тебя все в порядке? Может, стакан воды? Как насчет погладить по головке?» — Смех, да и только. Подумав, Гермиона забросила ноги обратно на кровать и села по-турецки. Его опять вырвало, звук замер в недрах унитаза и эхом отдался у нее в голове. Она вздрогнула. Ее тоже подташнивало.
Но что-то в ней наслаждалось этим звуком. Какая-то маленькая часть ее хотела, чтобы он выблевал все свои чертовы кишки, чтобы внутри него вообще ничего не осталось. Только пустая оболочка. Может, тогда ей будет не так больно. Только кожа и волосы, и кости, и зубы. Больше ничего. Как это было бы здорово.
Он задыхался, кашлял и задыхался.
Мерлин, почему ей всегда так трудно просто ничего не делать? Почему бы просто не постучать в стену и не попросить постараться не промахнуться мимо унитаза? В конце концов, он бы сделал именно так.
Или нет? Она уже не была так уверена. Теперь, после того как он остановил Пэнси.
«Нет, — думала она, — не пытайся найти оправдание тому, чтобы постучать в эту дверь. Не смей искать оправдание желанию заговорить с ним». То, что случилось в гостиной, ничего не значит. Его объяснение было не таким уж и неправдоподобным. Палочка действительно была у нее в руке, и она была готова защищаться. Может, эта слизеринская подстилка Пэнси действительно нравится Малфою.
Говорят, Пэнси делает потрясающие минеты. Наверное, в этом все и дело.
И все же, в какой-то момент, когда он начал давиться и задыхаться особенно жестоко, Гермиона обнаружила, что стоит перед дверью ванной, сжимая кулаки так сильно, как сжималось ее сердце. Так, что оно могло вот-вот лопнуть. Мысли о Малфое вызывали у нее внутри сосущее чувство пустоты.
Она поднесла кулак к двери и тихонько постучала. Это было так неловко, даже для нее. Совершенно очевидно, что никто бы не мог этого услышать.
Когда она входила в ванную, то первым делом всегда подходила к двери в спальню Малфоя и запирала ее заклинанием. Так крепко, чтобы не открыть даже алохоморой. Это запирающее заклинание было первым, которое она отыскала, узнав об их смежных спальнях и общих гостиной и ванной. Гермиона задумалась, знал ли об этом Малфой. Пытался ли когда-нибудь открыть дверь. И пользовался ли сам чем-то подобным.
Она взялась за ручку двери. Прохладная бронза быстро стала влажной под ее пальцами. Драко был прямо за дверью. Она слышала, как он резко дышал, хрипло выдыхая кислый воздух через рот. Итак. ― М-Малфой, ― запинаясь, позвала она. И замолчала.
В последовавшей тишине больше не было слышно его дыхания. Внезапно испугавшись, Гермиона отступила от двери.
― Чего тебе надо? ― едва различимо донеслось из ванной, но она услышала. И этого было достаточно. Сердце так и подпрыгнуло. Похоже, она совершенно не хотела, чтобы Малфой ответил. Особенно так, прямым вопросом. Гермиона осторожно шагнула к двери и открыла рот. Что сказать? Попросить разрешения зайти? А ей, вообще, туда хочется?
