Стоило хрупкой девушке ступить на белый песок у кромки воды, как оракул вздохнул с легкостью. Чистая яростная мощь уже не пряталась, не могла. Да, возможно, эта претендентка не была сильнейшей из всех, но именно она должна была лечь на алтарь. Потому что только она не принесет вреда. Ангел, приведший ее по открывшемуся Пути, отступил на шаг, не мешая.
— Вилора, — старик даже улыбнулся, протягивая ей руку.
Вампирша дико оглянулась, не понимая, где оказалась и застыла, глядя в бездонные, как омуты, глаза Амона. Мгновение, показавшееся ей вечностью, несчастная всматривалась в лицо, которое столько раз являлось ей в кошмарах. Чудовище, околдовавшее её, обрекшее на убийство семьи, безжалостное и изощренное. С трудом опустила глаза жаждущая мести и нерешительно протянула руку Динасу. Рорк, стоявший недалеко от бывшего квардинга, подался вперед, жадно втягивая воздух. От этой рабыни он всегда держался на расстоянии, хотя его неудержимо тянуло к ней — гордой и заносчивой. Как нравился ему ее запах: отчаянье, ненависть, гнев!
Да, вмешательство в судьбы претенденток позволило ему многое. Он знал, куда отправил каждую из них, и постоянно следил за жизнями всех тринадцати. Левхойт помнил, какую ярость испытал, поняв, что Вилора ускользает от него. Ни одна из претенденток не была счастлива. Ни одну не любили так, чтобы чувство заполняло её целиком. Всякая привязанность безжалостно уничтожалась: друзья предавали, приемные матери умирали, любимые изменяли, но Ви… Она сумела стать слишком любимой, слишком счастливой, слишком… целостной, и оттого опасной для сумасшедшего грияна.
Ведь ему не нужна была её победа, ему не нужна была её Стихия на алтаре — это могло спасти демонов, что не входило в планы левхойта. Править этим миром должна его раса! Те, кто многие века находились под гнетом недоверия, те, над кем столетия довлело проклятие помешательства. О, да, теперь настал их черед диктовать условия. Их черед править всеми, кто живет в этом мире. Перед ними склонится каждый! И если на далеком материке Ма-Цу-Ири, в вечных льдах и снегах живут какие-то разумные существа, они тоже покорятся.
Безумец перевел дыхание, когда жертва нерешительно поставила ногу на прозрачную водяную ступень. Оракул держал девушку под локоть и неспешно вел к алтарю. Осталось так немного! Сейчас вампирша полна ненависти. Злоба и горечь кипят в ней, наполняют до краев. В ней нет ни любви, ни радости, ни покоя. Только ярость, только обида… Даже Динас не знает, сколь глубока боль страдалицы. Тирэн не один год заботился о том, чтобы претендентка ни на миг не забывала о своей потере, чтобы она лелеяла в себе чувство вины и отчаяние. Даже самую незначительную привязанность верный брат обрубал безжалостно и жестко, именно так, как это сделал бы сам Рорк.
Еще шаг… Прозрачные ступени оставались каменно тверды, а воды озера по-прежнему неподвижны, но что-то неуловимое повисло в воздухе… Динас застыл, на темном морщинистом лице проступило смятение. Вилора тоже остановилась, боясь шевельнуться, боясь утратить опору под ногами, и со смятением посмотрела на сопровождающего.
Вспышка… Старого демона отбросило прочь, снесло, как былинку, и швырнуло на каменистый берег. По лицу мятежного грияна скользнула довольная усмешка, он небрежно махнул ладонью, но от этого легкого движения один из охранников Динаса почему-то рухнул замертво. Второй зарычал, кинулся на изменника, но путь ему преградил приведший претендентку Риэль. Сверкнула ослепительной вспышкой Молния, и второй телохранитель колдуна упал на каменный пол подземелья.
— Медлительный ты, левхойт, — насмешливо сказал ангел, повернулся к Амону, и отвесил ему издевательский поклон. — Господин.
Рорк рассмеялся.
— И что теперь? — с интересом спросил узник.
— А теперь… — безумец посмотрел на него едва ли не с нежностью, потрогал разбитую губу и довольно закончил, — ты пойдешь к алтарю.
* * *
Пленный квардинг покачал головой:
— Он не пропустит меня. Алтарь…
Мятежник не дал ему договорить:
— …пропускает лишь оракула? М-м-м… как ты наивен! Вернее, делаешь вид, что наивен, — с лица правителя слетело наигранное благодушие, а глаза сверкнули яростью.
Он подскочил к демону и, плюясь словами, заговорил:
— Думаешь, я не знаю о твоей просьбе? Не знаю, что Тирэн прилетал сюда и, с помощью древних заклинаний, которые ты вызнал у драконов, наложил на алтарь заклятье, воспрещающее кому-то, кроме тебя и Кэсс, даже подступиться к здешней святыне? О, для вожака ты был слишком доверчив, Амон… Хотя именно по этой причине ты больше и не командуешь квардом. Хотел спасти этот мир? Хотел принести в жертву нииду и вернуть своей расе былое могущество? Так иди, — гриян толкнул скованного недруга к алтарю. — Иди. Только в жертву принеси другую девку.
— И с чего бы мне это делать? — Амон никак не реагировал на пышущие ненавистью слова. Со стороны казалось, будто он забавляется происходящим. — Потому что ты так грозно приказываешь?
Вспышка света, удар.
Демон помотал головой, отгоняя туман, застивший взор, и замер. На его груди висел кулон подчинения. Бывший предводитель воинства Ада смотрел на скорбного рассудком и молчал.
— Иди к алтарю и принеси Вилору в жертву, — повторил Рорк.
Пленник повернулся, и медленно, словно через силу, направился к застывшей на прозрачных ступенях вампирше. Андриэль отошел с его пути и встал рядом с левхойтом, все еще держа руку на рукояти меча.
— Поразительное зрелище, — тихо сказал он. — Видеть своего Хозяина подчиняющимся… Подобная картина стоила стольких лет унижений.
— Это только начало, — безумный заговорщик улыбался. Его лицо постепенно менялось, словно сползала искусная личина, обнажая истинный облик, но упивавшийся триумфом этого не замечал.
…Амон неторопливо приблизился к девушке. Она стиснула зубы, глядя на мужчину, а когда тот взял ее под локоть и подтолкнул, принуждая двигаться вперед, вздрогнула всем телом. Они поднимались медленно, будто во сне. Шаг, другой. Вот и алтарь. Красавица остановилась, глядя на высокий постамент, на котором ей надлежало умереть и… отомстить.
— Ложись, — стоящий рядом сказал это так равнодушно, словно речь шла об остановке на ночлег, а не о вечном сне, который с минуты на минуту ждал несчастную.
Прошедшая все соревнования претендентка сделала последний шаг, радуясь, что длинная юбка скрывает предательскую дрожь в ногах, и опустилась на алтарь. Он был теплым, немного зыбким, но уютным, как домашняя постель. Дом…
Родные стены, тепло очага, запах хлеба, комнаты, залитые солнцем, смех, счастье, боль… искаженное страданием лицо мужа, его кровь на ее руках, и колючий взгляд того, кто накладывал заклятье. В душе разгоралась ненависть, клокочущая, удушающая.
