Остается только умирать.
Его провели через все селение, где за бондами увязалось немалое число любопытных. Человеческое жертвоприношение — зрелище редкостное, так отчего бы не поглазеть?
Дорога начала подниматься, как бы напоминая о том, что святилище близко, когда ноздрей Ивара коснулся резкий запах лошадиного пота. Почти сразу сыновья Аки остановились и несколько ослабили хватку. Ивар смог поднять голову.
На дороге, перегораживая путь, расположились трое всадников. Передний из них был очень широкоплеч, белые волосы волной падали на плечи, а у пояса висел меч. Разглядеть других Ивар не успел.
— Куда ты ведешь этого человека, Аки? — проговорил блондин голосом холодным, точно северный ветер.
— Не твое дело, Хаук! — В голосе бонда слышался страх, а Ивар неожиданно ощутил, как напряглись держащие его сыновья Золотой Бороды.
И неудивительно — связываться с морским конунгом, известным в Трандхейме и сопредельных землях как Хаук Лед, отважился бы только безумный. Все, кто ссорился с ним, очень быстро понимали свою ошибку, обнаружив лезвие меча у себя в животе или в голове.
— Ты прав, — без тени улыбки сказал Хаук. — Мне просто интересно.
— Это мой работник, — с облегчением вздохнув, ответил Аки Золотая Борода. — Мы собираемся принести его в жертву Тору… или Одину. Еще не решили, в общем.
— И за что ему такая честь? — спросил один из спутников Хаука, лысый щуплый старик с неожиданно острым взглядом.
Третий всадник — невысокий юноша едва ли старше Ивара ухмылялся и поглаживал подвешенный к седлу небольшой топор. Улыбка его была очень нехорошей. От нее хотелось спрятаться.
— Он поднял… хм, руку на мою дочь! — заявил Аки Золотая Борода, глядя на всадников с вызовом. — И я имею право покарать его, как хочу!
— Вот как? — На застывшем, точно каменном лице Хаука появилось нечто вроде удивления. — Он поднял… хм… руку на красавицу Рагнхильд, о которой идет молва от острова Ньярдей до Раумсдаля? И как, успешно?
— Да! — гордо ответила Рагнхильд, которая, вопреки запрету, последовала за отцом.
— Замолчи! — яростно рявкнул Аки Золотая Борода, оборачиваясь к дочери. — Марш домой!
— Это интересно, — проговорил Хаук Лед, не обратив внимания на вспышку бонда, и впервые посмотрел прямо на Ивара. Глаза его оказались очень светлыми, точно и вправду сделанными изо льда, и под их взглядом по спине Ивара побежал холодок. — А отдай его мне!
— Что? — В первый момент Аки, похоже, не сообразил, чего хочет вожак викингов. — Его? Зачем?
— Не у всякого человека хватит удачи, чтобы соблазнить такую красивую девушку, как твоя дочь, — голосом ровным, точно ствол сосны, проговорил Хаук. — Его удача не помешает в походе.
Ивар вздрогнул. Он не знал, что лучше — умереть под жертвенным ножом или попасть в руки беспощадного конунга. Вожак викингов внушал ему страх. Такой, наверное, испытывает лягушка перед ужом.
— Ты, должно быть, выжил из ума, Хаук? — проревел Аки Золотая Борода голосом, рычащим от гнева. — Ты что, думаешь, я откажусь от мести?
— Думай, что говоришь, бонд. — Беловолосый воин положил ладонь на рукоять меча. — Последний человек, который так оскорбил меня, кормит рыб на дне Согнефьорда. Еще одно резкое слово — и ты умрешь.
Невысокий юноша, не переставая улыбаться, молниеносным движением взял топор в руку. Спустя мгновение стало ясно, что с другой стороны седла висел еще один топор.
— С такого расстояния я не промахнусь, — сказал юноша скрипучим голосом и шмыгнул носом.
Жители селения, которые сопровождали бонда, недовольно загудели. Многие были вооружены, и Ивар судорожно сглотнул, нутром ощущая, что сейчас случится кровавая схватка. Тогда, может быть, на время забудут о нем и появится шанс сбежать…
— Ты тоже погибнешь! — прокричал Аки. — Пусть паду я, но мое убийство не пройдет тебе даром! Даже если ты скроешься сегодня, то найдется кому за меня отомстить! Многие хевдинги выступят против убийцы!
— Верю, — спокойно кивнул Хаук. — Но тебе это уже не поможет, а мне не привыкать сражаться. Но давай не будем ссориться. Продай мне своего работника. Я дам тебе за него две марки серебра…
Аки Золотая Борода задумался. На лице его отразилось понимание того важного момента, что месть, даже успешная, доставляет мало радости тому, за кого мстят.
— Ладно, — буркнул он, метнув на Ивара взгляд, полный ненависти. — Пусть твой дружинник опустит оружие. Деньги у тебя с собой?
— Конечно. Арнвид, заплати ему.
Лысый старикан, недовольно бормоча, полез в седельную сумку.
Деньги поменяли хозяев, а Аки подошел к Ивару вплотную.
— Отпустите его, — дыша пивным перегаром, велел он сыновьям. — Надеюсь, что ты сдохнешь в первом же бою, парень, или утонешь в море! Искренне тебе этого желаю!
Получив прощальный пинок в задницу, Ивар пробежал несколько шагов и свалился почти под ноги коню. Не решаясь встать, он слышал, как возбужденно гомонят, удаляясь, обитатели селения Хальтдален. За три года, прожитых здесь, он так и не завел среди них друзей.
— Вставай, парень, — проговорил Хаук, — и скажи, как тебя зовут.
— Ивар, — ответил юноша, поднимаясь.
В голове у него царил полный сумбур. Грядущая смерть отступила, но страх не ушел, обретя новую причину — полную неизвестность. Как поступит со своим новым приобретением жестокий конунг?
— Не стоит пялиться на нас, точно на волков, — усмехнулся лысый дед, которого, кажется, звали Арнвид. — Не съедим!
— А что будет со мной?
— Не для того я спас тебе жизнь, чтобы причинять вред, — равнодушно ответил Хаук. — Поедешь с нами. И если боги пошлют попутный ветер, то выйдешь в море на моем корабле дня через три. А что будет дальше — сам Видрир не скажет. Тебе и так сильно повезло, что у меня появились дела в Эйстридалире. Обычно я зимую севернее, в Ирьяре, и в этих местах не появляюсь. На лошади ездить умеешь?
— Нет, — честно признался Ивар. Впрочем, подобным искусством в Северных Землях владели немногие.
— Тогда пойдешь пешком.
Лошади двигались шагом, и поспевать за ними оказалось нетрудно. От голода сводило живот, болели заработанные утром синяки, но все же Ивар чувствовал себя великолепно. Он жадно вдыхал прохладный воздух и все никак не мог поверить в то, что остался жив.
Когда солнце почти сползло к горизонту, от дневной радости Ивара не осталось и следа. Он чувствовал себя так скверно, что подумывал о том, что лучше бы его принесли в жертву. Немилосердно болели натруженные ноги, на которых непонятно откуда появились мозоли. Есть хотелось так, что впору было грызть камни. Проглоченный на ходу кусок сыра голода почти не уменьшил.
