В темном подвале висела тишина. Сквозь узкое оконце проникал слабый свет, терялся меж длинных рядов дубовых бочек и тонул в мрачном паучьем кружеве под высокими сводами. Жужжала одинокая муха — и грохотало собственное сердце.
Хорошее место выбрал Лягушонок! Келм и сам держал его на примете. Глубокие подвалы Гильдии Виноделов постирались много дальше, чем мог бы предположить случайный прохожий. Какой путь из трех выбрал беглец? Вряд ли наверх, в главный зал. Может, налево, под улицу, в катакомбы? Дверь та всегда заперта… но для Лягушонка замок не препятствие. Или направо — через винные подвалы. Тоже заперто, да что толку.
«Умм на сонн…» — пропел про себя Келм умну сосредоточения. И уловил едва заметное колебание воздуха — справа! Вот он!
Келм кинулся за Лягушонком. Тот понял, что спрятаться не удалось, и, не скрываясь, припустил к двери. Заскрипел замок. Келм прибавил темп — но дверь захлопнулась перед самым носом.
Он отпер ее отмычкой, потратив две драгоценные секунды. Бросился вслед за Лягушонком по темному коридору. Следы словно светились в темноте. Эхо путало, отдавалось то справа, то слева. Но тщетно — Келм догонял Лягушонка. Еще немного — и конец выскочке!
Но Лягушонку повезло. Кладовщик, освещая путь свечкой и гремя ключами, направился на очередной обход. Едва мальчишка завернул в последний переход, заскрипела дверь. Как не вовремя, шес его подери! Шарканье, сердитое бурчанье и дрожащее пятно света оказалось ровно между охотником и дичью. Пришлось прятаться среди стеллажей с бутылками и ждать. Недолго, всего полминуты — но шаги дичи удалялись! Руки чесались свернуть шею старому хрычу. Но нельзя, хоть руки и чешутся — Мастер шкуру спустит, если узнает. А он узнает, к гадалке не ходи.
Едва кладовщик ушел с дороги, Келм рванул по коридорам, через залы. К оконцу — высоко под потолком. Вскочил на бочку, подпрыгнул, подтянулся. Протиснулся сквозь оконце, наступил на брошенную рядом решетку. Выбежал на бульвар, огляделся. И припустил вслед за белобрысым. Не видно? Ерунда. От Волчка не скроешься — и никто не докажет, что белобрысый багдыр`ца не сам себе шею сломал. Случайно. Зря, что ли, Мастер учил? Перед площадью Близнецов он почти догнал Лягушонка. Тот притормозил, словно растерялся.
«Пол-день, пол-день!..» — отзвучали последние удары колокола. Толпа хлынула в отворившиеся двери Алью Райны. Отразившись от светлого шпиля, солнце снова брызнуло Келму в глаза.
Шес! Проиграл-таки клятое пари!
Белобрысый петлял, как заяц. Едва он бросился в сторону Чистого рынка, послышался цокот копыт по булыжнику: наперерез выехал патруль.
— А ну стой! Куда? — подбоченившись, заорал служака на кауром жеребце.
Остальные трое в серо-красных мундирах разъехались, загораживая мальчишкам дорогу. Белобрысый даже не притормозил. Наоборот, рванул быстрее — и, пригнувшись, проскочил под брюхом лошади. Удивленные солдаты замешкались. Келм повторил маневр, но чуть медленнее, чем надо. Плечо ожгло болью. Последний из вояк успел огреть его хлыстом. Келм озлился окончательно. Запоминать служаку не стал — больно надо. За все ответит белобрысый. Прямо сейчас!
Лягушонок проскочил людской водоворот в воротах рынка, не снижая скорости. Келм бежал, почти наступая ему на пятки — мимо наваленных грудами абрикосов, яблок и мандаринов, мимо прилавков с посудой и коврами. Они лавировали между груженых ишаков и крикливых домохозяек. Страх и отчаяние белобрысого уже щекотали ноздри — еще рывок! Вот он! Не уйдет!
Вдруг впереди раздался обиженный ишачий рев и вопль купца:
— Куда прешь, отродье гиены? Убери свое вонючее животное, деревенщина! Стой, ворюга! Куда?! Отдай!
Прямо на Келма мчался, выпучив глаза и ревя во всю глотку, ишак. За ним развевалась связка цветных платков, зацепившаяся за упряжь. На ишачьем хвосте повис крестьянин: он безуспешно упирался ногами, но остановить животное не мог.
— Айя! Мои прекрасные ирсидские шелка! Стой, испражнение крысы! Ты мне заплатишь! — Следом, призывая Светлую и сержанта рыночной стражи в свидетели, придерживая длинные полы камзола, переваливался на коротких ножках купец.
Келм отскочил с дороги, отмахнулся от ярких тряпок и снова устремился в погоню. Но через пару шагов понял, что гнаться не за кем: Лягушонок как провалился. Нить оборвалась. Упустил! Резко сбавив темп, он попытался снова уловить нужное направление, как учил Мастер: глубокий вдох, умна сосредоточения. Все чувства обострились, нахлынули волной запахи — разгоряченных людей и животных, фруктов и пряностей, рыбы и копченостей — острые мурашки опасности пробежали по спине…
Келм не успел обернуться: что-то кольнуло в лопатку, краски, звуки и запахи взорвались жгучей болью, и все погасло.
* * *
Беги, Лягушонок, беги! — билось в висках, щекотало дыханием голодной бездны.
Полуденное солнце пекло непокрытую голову, пот щипал глаза, но спину кололи мерзлые иголки страха. Погоня приближалась — и сегодня игра вовсе была не игрой. Он не смог оторваться. Не смог спрятаться. Все щели и закоулки известны охотнику. Еще немного, и… смерть?
Успокойся! Дыши. Если нельзя сбежать, нужно…
На глаза попался матовый черный шпиль, притянул взгляд, позвал в Тень. Сквозь жаркое марево повеяло холодом, сердце дрогнуло и остро забилось в горле. Неужели? Но ведь он не прошел Посвящения? Он не готов — но ведь это лучше, чем умереть прямо сейчас?
— Ужели, — откликнулось эхо шипением змей. — Сейчасс…
Сейчас… — щекотными пузырьками ужаса и надежды шелестела кровь в ушах. Отвлечь охотника, хоть на миг — и… что будет дальше, Лягушонок боялся и думать.
Сквозь людской водоворот он проскочил на рынок, помчался по рядам. Преследователь дышал в затылок азартом пополам с ненавистью. Вытесняющий дыхание страх превращался в злость и предвкушение. Взгляд шарил по людям, прилавкам…
Крестьянин. С ишаком. Между рядов. Вот он, шанс!
Не сбавляя скорости, Лягушонок острым концом отмычки ткнул ишака. Тот взревел, рванул к прилавку.
— Куда прешь, отродье гиены? — завопил купец и огрел ишака промеж ушей.
Перепуганная скотина снова заорала, взбрыкнула и помчалась прочь.
— Айя! Мои прекрасные ирсидские шелка!
Вопли купца, сумятица, паника и злость вокруг Лягушонка загустели. Мгновенно нахлынула и отступила волна запахов: специи, пот, пыль. Поднялись до резкого визга голоса и тут же упали, завязли еле различимым басовым урчанием. Все вокруг выцвело, подернулось дымкой и замедлилось. Холод пробрал до костей. Тихий смешок — почудилось? Привычный мир стал плоским, как лист — а поверх него словно нарисовались силуэты демонов…
