Медведев - Дневник Аделины Блейз. Часть 2

После ужина мы вернулись в номер. Я сел в кресло, взглянул на расположившегося напротив Сергея:

— Скажи — если мы слабее, то как сможем переиграть Мейера? Он ведь все время будет вы­игрывать?

— Мейер подключил силу своего Ордена. У ме­ня Ордена нет. Но потоков в этом мире много, и к ним, при желании, можно подключаться. Мейер — сатанист, магистр Ордена Люцифера. Как думаешь, кто может противостоять силе этого Ордена?

— Даже не знаю... — пожал я плечами. — Цер­ковь?

— В точку, — согласился Сергей. — Можно по- разному относиться к Церкви — верить или нет, считать ее эгрегором, маятником или чем-то еще. Но факт в том, что христианская Церковь облада­ет очень большой силой. Именно это и может нам помочь.

— И что, нам придется искать священника?

В моем голосе явно чувствовалось сомнение. Сергей улыбнулся:

— Не обязательно. Подключение к потоку — это настройка. Состояние души. Каждый поток имеет свои атрибуты. Можно подключаться через них — например, ходить в церковь, причащаться, исповедоваться, вести жизнь истинного христиа­нина. Но это долгий путь, к тому же он не всегда работает. Можно превратить свой дом в храм, уве­шать все стены иконами, носить пудовый крест — и при этом быть бесконечно далеко от Бога. Суть в том, что основой приближения человека к Богу является его сердце. А точнее, его чистота. Связь с Богом идет именно через сердце, через сердечные чувства. Есть два уровня: внешний и внутренний. Внешний — это атрибутика. Она помогает настрой­ке, но не является определяющей. И внутренний — это сердечные чувства. Православие — я в данном случае буду говорить именно о нем — очень чистое в своей сути, в своих основах. Если приходит по­грязший в грехах человек, ему придется пройти долгий путь очищения — только тогда он сможет непосредственно соприкоснуться с Богом, ощутить то, что называют нисхождением Святого Духа. То есть происходит сонастройка: Бог не будет опу­скаться на уровень нашей грязи. Но мы, если за­хотим, можем подняться до уровня его чистоты. Чем чище человек, тем легче ему сонастроиться. Максимальный уровень чистоты доступен лишь святым. Нам до этого, конечно, как до Марса, — Сергей мягко улыбнулся. — Но какая-то степень сонастройки доступна и нам.

— Ну, и что это значит конкретно? — поинте­ресовался я. — Что я должен делать — встать на колени и помолиться? Обещать не грешить?

— Это не так просто объяснить... — Сергей за­думчиво потер переносицу. — Ты же знаешь, что рукопашному бою не учатся за один день. Так и здесь — все приходит с опытом. Конечно, бывают случаи, когда человек разом поднимается на выс­шие уровни духовного подвига. Но чаще это про­исходит перед лицом смерти: скажем, от челове­ка требуют отречься от веры, он не отрекается, в итоге погибает, становясь мучеником. Нас, думаю, это пока не устраивает, верно?

— Само собой, — хмыкнул я.

— Значит, сонастройка должна быть плавной, постепенной. Скажи, что главное в православии?

— Верить, наверное? — предположил я.

— Самое главное в православии — это покая­ние. Я бы сказал, что вера начинается с покаяния и им же заканчивается. Покаяние, смирение, от­сутствие гордыни — прямой путь к Богу.

— Ив чем я должен каяться? — Слова Сергея о покаянии мне не понравились. — Не думаю, что у меня так уж много грехов.

— Вот это и есть гордыня,—ответил Сергей. — Путь к Богу лежит через полное отречение от себя, от признания за собой каких бы то ни было заслуг. Опять же, осознание своей греховности приходит не сразу, для этого сердце должно хоть немного очиститься.

— Сложно это, — вздохнул я. — Как-то не при- иык я каяться.

— Я и не прошу тебя об этом. Покаяние долж­но быть искренним, сердечным. Здесь недопустимо лицемерие. Просто попробуй, засыпая, поговорить с Богом. Искренне. От всего сердца. Попроси Его по­мочь спасти Ольгу и Вику. Попроси провести тебя по правильному пути. Попроси прощения за свои ошибки — например, за то, что произошло в сель- ве. Ведь убийство, каким бы они ни было, — очень большой грех.

— Но мы защищали себя! — возразил я.

— Я понимаю. Тем не менее, это грех, и за него надо просить прощения. Просто начни, попробуй почувствовать Бога. Обращайся к Иисусу, к Бого­матери. К святым — если знаешь кого. Проси по­мощи. Вот увидишь, они помогут. При этом верь в эту помощь — это очень важно.

— Даже не знаю... Получится ли у меня?

— Ты просто попробуй. И помни о том, что в этом мире нет ничего сильнее веры.

Спать мы легли около полуночи. Я долго не мог заснуть, все думал о том, где сейчас Ольга. Ну, и Вика, конечно. Как-то они там?

Затем я вспомнил разговор с Сергеем. При­знаться, я никогда не считал себя особо верующим. Крещен был — это да. Крестик ношу. Только все это было, скорее, данью моде. Я привык во всем всегда полагаться на свои силы. И вот теперь мне пред­стояло говорить с Богом — я чуть не рассмеялся от ощущения глупости ситуации. Не получится у меня. Не для меня это.

Мысли снова вернулись к Ольге. Я думал о ней, переживал за нее. Мои чувства становились все острее. В какой-то момент я вспомнил о Боге и по­просил: «Господи, помоги!»

Не знаю, услышал ли он меня. Тем не менее, я просил — снова и снова. Что-то лепетал мысленно, обещал. Я не знал ни одной молитвы, поэтому про­сто говорил с Богом — сам, своими словами. В ка­кой-то момент даже ощутил, что на глазах у меня выступают слезы, для меня это было весьма нео­бычно. Я не терпел слез, ведь они — признак слабо­сти. Но сейчас мне было на это наплевать. Я просто склонял голову перед Богом — и просил...

Проснулись мы рано — нужно было успеть до­браться до аэропорта. Собрав минимум вещей —' остальное просто оставили в номере, — мы отпра­вились в путь.

— Наши девчонки на каком-то корабле, — ска­зал Сергей, когда мы вышли к остановке. — По крайней мере, были там этой ночью.

— Откуда ты знаешь? — Я недоверчиво взгля­нул на него.

— Просто знаю. Имей это в виду — на всякий случай...

Если Сергей не хотел что-то объяснять, вытя­нуть из него это не представлялось возможным. Поэтому я не стал приставать — захочет, расска­жет сам.

Как я и предполагал, в аэропорту нас встре­тил Гриша. Если раньше он ходил в поношенной одежде и вообще изображал из себя бедняка, то теперь встретил нас в строгом деловом костюме, с галстуком. Дополняли гардероб добротные кожа­ные туфли и дорогие наручные часы.

— Рад, что вы приехали! — улыбнулся он. — Надеюсь, хорошо выспались?

— Хорошо... — сухо отозвался Сергей. — Где девушки?

— Я не тот, кто может отвечать на эти вопро- сы, — отозвался Гриша. — Пойдемте, нас ждут...

По пути Григорий рассказал, что в Рио-де-Жанейро мы полетим на небольшом частном реактив­ном самолете. Сам он в Рио не летел.

— Вообще-то я уже давно живу здесь, — с улыбкой объяснил он. — У меня своя вилла, я вла­делец двух местных ресторанов. Но с вами мне было общаться очень приятно, — Гриша снова улыбнулся. — Не каждый день встретишь подоб­ных идиотов.

— Я вернусь и сломаю тебе шею, — пообещал л ему на прощание. — Просто помни об этом.

Мейер и его свита уже ждали нас в салоне. Девушек там не оказалось.

— Где девушки? — спросил Сергей у Мейера, едва мы оказались в самолете.

— Не думали же вы, в самом деле, что я приве­ду их сюда? — усмехнулся он. — Они в надежном месте, под присмотром опытных людей. Обещаю, что с ними ничего не случится. Разумеется, — тут Мейер снова улыбнулся, — если вы будете выпол­нять наши соглашения. А сейчас, если вы не против, вас пристегнут к креслам. На всякий случай.

У него были очень опытные охранники. Меня усадили в кресло, пристегнули наручниками к под­локотнику. При этом у меня не появилось ни едино­го шанса что-либо изменить. Особенно не нравился мне молчаливый телохранитель Мейера — было в его взгляде что-то неприятное. Я не заметил у него пистолета, но, когда попытался было возразить против пристегивания себя к креслу, возле моего горла тут же возник большой нож. Возник словно из ниоткуда: только что рука Мигеля — так его называл Мейер — была пуста, и вот уже в ней оружие. Лезвие у горла лишало меня всякой воз­можности сопротивления, мне пришлось позволить защелкнуть наручники на своей руке. Рядом усадили Сергея. Несколько минут спустя самолет уже выруливал на взлетную полосу.

Если девушек оставили в Манаусе, то профес­сор летел с нами. Он был очень тих и бледен, все происходящее его явно пугало. Я хорошо понимал Ковальского — у профессора были все основания беспокоиться за свою жизнь. Вряд ли эти люди за­хотят оставлять свидетелей.

Последнее соображение касалось и меня. Мне; было ясно, что послушное следование воле Мейера приведет нас к гибели: как только этот гад получит Ключи, нам крышка. На меня эти уроды, судя по всему, особого внимания не обращали — счита­ли пешкой. Может, это меня несколько и обижало Зато вполне устраивало. В конце концов, пешка тоже может выбиться в ферзи...