– Миша, остынь, – Канцлер размеренно покачивал коньячный бокал, обхватив его ладонью, которая больше напоминала медвежью лапу.
– Но как, Александр Борисович? – выпалил Волынский. – Этот мерзавец покалечил моего сына! Я рад, что вы пригласили меня к себе, но я думал, что вы…
– Что я буду на твоей стороне? – приподнял кустистую бровь Годунов. – Как отец, и как дед я понимаю твою горесть, Миша. Но это бойцовский турнир. От травм никто не застрахован.
– Но у Кирилла нога выглядит так, будто её пропустили через мясорубку! – Министр вооружённых сил со стуком поставил на стол свой бокал.
– Ты побуянь мне ещё тут, – холодно произнёс Канцлер, но затем сменил гнев на милость: – Я получил отчёт, о травме Кирилла знаю. Более того, одну из наших целительниц я уже отправил к нему.
– Эм… благодарю, Александр Борисович, – опешил от приятной новости Министр. Целительницы – очень редкие и чересчур своевольные дамы. И так получилось, что у рода Волынских в данный момент не было ни одной целительницы.
В то время как у Годуновых их было аж четыре.
– Не стоит, – отрезал Годунов, сделав глоток коньяка. – Так вот, отчасти я тебя понимаю. Но как Канцлер поддержать твой гнев не имею права. К тому же, ещё до начала сегодняшних поединков у меня состоялся весьма занимательный разговор с её светлостью великой княгиней Тверской.
Волынский попытался удержать невозмутимую маску на лице, но опытный глаз Годунова заметил, как на миг дёрнулись ресницы его товарища.
– Её светлость использовала право «Срочной встречи», чтобы поговорить со мной, – убаюкивающим тоном произнёс Годунов.
– Должно быть, ситуация в самом деле серьёзная, раз великая княгиня решила истратить столь ценное право, – изобразил любопытство Министр. Он прекрасно знал, что великокняжеские рода раз в год могут потребовать экстренной аудиенции с правителем империи или Канцлером, а простые княжеские рода раз в два года.
– Год кончается, Миша, – ровным тоном ответил Годунов. – И право вскоре обновится. Её светлость поступила мудро и потому смогла вовремя поведать мне о нападении на Аскольда Игоревича Сидорова. А до нападения была попытка подкупа. Слышишь, Миша? Кто‑то пытался вывести из игры участника всеимперского турнира! – пророкотал Канцлер.
Министр снова сжал кулаки и решительно поднял взгляд на собеседника. Пусть оба этих мужчины были Гуру, пусть оба наделены огромной властью…
Боярин Волынский чувствовал, как его вжимает в спинку кресла тяжёлый взгляд Канцлера. Единственный маршал Российской Империи перед взглядом Канцлера ощущал себя зелёным солдатом, которого отчитывает суровый офицер.
И всё же он смог сохранить достоинство. Медленно поднявшись, Волынский склонил голову перед Годуновым:
– Прошу прощения, Александр Борисович. Виноват. Признаю, это я пытался не допустить Сидорова до турнира. Но я делал это в первую очередь исходя из интересов Российской аристократии. Я считаю невиданной наглостью то, что простолюдин может выиграть всеимперский бойцовский турнир.
– Сядь, – прорычал Годунов, и Волынский, коротко кивнув, быстро вернулся в своё кресло. – Я… Разочарован, Миша. Но благодарен, что ты не попытался обмануть меня и всё рассказал сам. Что с твоим… одноглазым Мастером?
– Тайно выслал его из столицы, Александр Борисович.
– Понятно. А теперь объясни мне, Миша. Как вообще этот парень умудрился ранить твоего Мастера в бою против двух Мастеров? И как после этой стычки он смог выйти на арену и с одним покровом одолеть твоего сына? Одним ударом, между прочим.
– Не знаю, Александр Борисович, – сквозь зубы процедил Министр. – Я исходил из того, что этот… выскочка самородок‑Мастер. Но слабый и плохо обученный. Два Мастера должны были без труда справиться с поставленной задачей. Но понесли потери. И всё же задачу выполнили. По моим расчётам даже после вмешательства целительницы, мерзавец не смог бы на равных сражаться с Кириллом.
– На равных он и не сражался, – хмыкнул Годунов. – Миша, во сколько лет ты стал Гуру?
– В тридцать девять, Александр Борисович, – ответил Министр, не показывая удивления неожиданным вопросом.
– Очень достойный результат для самородка из древнего рода, – покивал Канцлер.
– Но до вас мне далеко, Александр Борисович.
– А что до меня? Я стал в тридцать два. Но что если этот простолюдин приблизился к высшему рангу в семнадцать лет?
– Прошу прощения, Александр Борисович. Но это звучит слишком невероятно. Я могу поверить, что он… уже полноценный Мастер, а у Оболенских превосходная целительница, а может быть в довесок к ней и какие‑то неизвестные могущественные целительские артефакты. Но чтобы почти Гуру…
Годунов, внимательно наблюдавший за реакцией Волынского, вновь сделал глоток коньяка и спокойно произнёс:
– Да, твой вариант более реален. Но даже полноценный Мастер в семнадцать лет без должного обучения и древней крови – вот кто настоящий самородок.
– Может быть, он чей‑то непризнанный ублюдок? – внезапно озарило Волынского.
– Может быть. Но возможное присутствие в нём древней крови не отменяет уникальность юноши. Этот юноша, Миша, по праву добился участия в полуфинале всеимперского турнира. И любые посягательства на него – посягательства на империю.
Глаза Волынского округлились, и он склонил голову из положения сидя.
– Прошу прощения за свои действия, Александр Борисович. Но…
– Хватит, – устало повёл своей огромной ладонью Канцлер. – О том, что ты сделал, никто не должен знать. Благо прямых доказательств у её светлости нет. Но я не могу просто так закрыть глаза на произошедшее. Не после того, как Надежда Григорьевна инициировала «Срочную встречу». Я должен разобраться с этим инцидентом. С её светлостью мы договорились о неразглашении. Прямом неразглашении, так что не удивлюсь, если она уже начала распускать слухи. Это мелочи, но тебе стоит обязательно посетить финал турнира и, если Сидоров вдруг выиграет, поздравить его.
– Я понимаю, – тяжело вздохнул Министр.
– А ещё в качестве извинений за доставленные неудобства тебе стоит выслать и ему, и её светлости подарки. Не продешеви. И сделай всё анонимно.
– Я понимаю, Александр Борисович, – скрипнул зубами Волынский.
– Злишься? – склонил голову набок Годунов.
– Злюсь.
– На себя злись. Если бы ты не гоношился, всего бы этого не произошло. Твой сын всё равно бы проиграл, но, вероятно, не с такой серьёзной травмой. А теперь тебе придётся платить. Признавайся честно, отомстить хочешь?
Волынский плавно выдохнул, пытаясь совладать с эмоциями. Как же сложно общаться с Канцлером, когда тот не в духе. Можно сколько угодно строить подчинённых, свысока смотреть на других бояр, то и дело «заглядывающих в рот» Министру, но наедине с Годуновым всё равно будешь чувствовать себя подростком.
– Для простолюдина, – не став ждать ответа, спокойно продолжил Канцлер, – этот юноша чересчур самоуверен и нагл. Однако весьма талантлив, с этим не поспоришь. Отличник учёбы и будущий Гуру был бы крайне полезен империи, если бы захотел подчиниться.
– Он отказался от статуса Слуги Оболенских при поступлении в «Алую Мудрость», – сообщил Министр.
– Знаю. Полагаю, он уже успел отказаться и от более выгодных предложений. А теперь, даже неважно победит он или нет, предложений сделают ещё немало. И он откажется. Полагаю, он хочет основать имперский дворянский род. Для империи это неплохо. Но гораздо лучше, если его свобода будет ограничена. Не переживай, Миша. Есть у меня идеи, как затащить его под твоё крыло.
– В армию? – удивился Министр. – Он не пойдёт. А от принудительной воинской повинности страну освободил ваш отец.
– И правильно сделал, бойцов нужно мотивировать, а не принуждать. Или ты не согласен, Миша? Может быть, стоит сократить государственные расходы на твоё ведомство?
– Я со всем согласен, Александр Борисович! И полностью поддерживаю идею о правильной мотивации. Думаете… Мы сможем замотивировать этого мер… юношу служить империи?
