— Из Олда. Отец потомственный рыцарь. Служил Графу.
Эрика тут же зацепилась за этот факт.
— Я знаю, что всю семью Графа вырезали талерманцы. А город сожгли. Ты что, пошел в Талерман, чтобы отомстить им?
Виктор вдруг побледнел, а на его лице отобразилась плохо скрываемая злость, такая, что принцесса даже немного испугалась.
— Не надо про это спрашивать. Прошу тебя. Как и про Талерман, — с отчаянием и злобой одновременно практически умолял Виктор.
Эрика поняла, дальше расспрашивать, действительно, не стоит.
— Хорошо. Прости. Я не должна была лезть с такими вопросами.
С этого момента они молчали. Принцесса наблюдала, как Виктор, с мрачным выражением лица, достал самокрутку, выкурил её, а потом остекленевшим взглядом уставился в стол. Больше всего ей хотелось знать, о чем думает этот человек. Но в тоже время она понимала, чего сейчас делать не стоит, так это лезть Виктору в душу.
Вскоре разносчица принесла заказанные блюда и выпивку. Виктор молча дал ей пару золотых монет, взял бутылку санталы и сделал несколько глотков.
— Выпей медовый напиток, это не горячительное, — талерманец пододвинул кубок ближе к принцессе, и тут же добавил, — если передумаешь, и захочешь поесть, бери, я заказал столько, что ещё останется.
После этого Виктор вновь замолчал и нехотя принялся за еду, было видно, что он практически заставляет себя проглотить кусок. А вот сантала шла в ход более охотно.
— Еда невкусная? — решилась прервать молчание Эрика.
— Нормальная. Ешь. Мне сейчас все невкусно будет. Но я сам виноват. Не стоит мне туда приходить…
— Куда, туда? — спросила Эрика, и тут же осеклась, решив, что вновь лезет в душу Виктору, — Прости, это не мое дело.
— В Олд. Точнее то, что от него осталось. Не стоит мне туда приходить. Но когда я возвращаюсь в Империю, каждый раз я прихожу туда все равно. А потом иду на пепелище Талермана. Зря, потому что это не дает ответов на мои вопросы. Это ничего не дает.
Похоже её предположения по поводу влияния выпивки на откровенность оправдалось. Однако радоваться ли ей этому, она ещё не знала. Виктор выглядел настолько удрученным, что ей стало даже неловко. Эрика не знала, что ей ответить. Но талерманцу её ответ не потребовался. Он сделал ещё пару глотков, закурил, и вновь обратился к ней.
— Знаешь, кто сжег Олд? Для всех это просто Талерманский Орден. Но это был я. Возглавлял отряды убийц — я. Отдавал приказы тоже я. И даже идея о нападении на этот город была моей, — вдруг выпалил Виктор.
— Но у тебя же была причина? — с надеждой спросила принцесса. Не воспринимала она талерманца как законченного головореза.
— Да, была. Причина может быть одна — месть. А ещё это была моя инициация в Ордене Талерман. Познать вкус желанной мести, чтобы запомнить его навсегда, и полюбить насилие всем естеством. Каждый кто приходит в Талерман, имеет причины для возмездия, и Орден делает такой подарок. Первый и последний подарок.
— Кому ты мстил?
— Я мстил Ордену Света, невежеству толпы, и самому Мирозданию. А в итоге уничтожил свою родину. Людей, с которыми я играл в детстве. Родного отца и брата. И знаешь, в чем вся херня? Я бы сделал это вновь! Потому что они заслужили!
— Наверное, причина была очень серьезная? — осторожно спросила Эрика, и в итоге Виктор разразился традиционной пьяной исповедью.
— Да, пожалуй. Началось все просто. Мне было шестнадцать, я подавал надежды, и мечтал о воинской славе. А ещё я любил Эмму. Дочь Графа Олдского. Она отвечала взаимностью. Ну, как оно все бывает, обычные сопли. Вряд ли бы эта история закончилась хорошо. Я всегда знал, мы не сможем быть вместе. Но то, что произошло в дальнейшем, это было слишком… Первый Инквизитор Олда, Святой Тиний, положил глаз на Эмму. Паршивый похотливый пес! Бедняжка рассказала отцу, но тот не поверил. Он же, старый хер, Святой! Сам Инквизитор. Как же, он давал обет! А я что, должен был смотреть, как этот гад домогается мою женщину? Знать, что он угрожает ей, и молчать? У меня не было выхода. Я вызвал Инквизитора на дуэль. А этот святой трус отказался, но при разговоре один на один поклялся, что уничтожит меня. И он сделал все возможное. Он нашептал Графу, будто я совратил его дочь. Проверили, быстренько выяснили, разумеется, Эмма не была уже невинной. А тут мне подсунули дерьмо, идиотские книжки, коих я в глаза не видел, я даже не знал языка, на котором они написаны, медальоны какие-то, херню, одним словом, обставили, что я служу Проклятому, — Виктор рассмеялся, но это смех скорее отдавал горечью, — И это в то время, когда Инквизиция свирепствовала. Этот скот оговорил меня и Эмму перед всем городом! И все поверили ему, а не нам. Он же Святой Инквизитор, — талерманец замолчал, приложился к бутылке, и продолжил:
— Граф не стал терпеть позора, и приговорил собственную дочь на пожизненное отбывание в Храме. А меня кинули в темницу, а потом отправили на каторгу. По пути я сбежал. Хотел забрать Эмму. Как мы когда-то мечтали. Не успел. Она покончила с собой. А меня сдал Графу собственный отец. От меня отреклись все, семья, друзья. Когда меня вели в темницу, горожане не гнушались плевать и кидать в меня камнями, выкрикивая проклятия, — Виктор запнулся.
— Какой кошмар, — произнесла Эрика, прекрасно понимая, каково это быть жертвой невежества.
— Инквизитор приговорил меня к сожжению на костре. Как служителя Проклятому. А я сбежал из темницы. Убил стражников. Это было мое первое убийство. Но мне было плевать. Я возненавидел Орден Света, я жаждал уничтожить все Храмы, всех служителей, всю Инквизицию, всех, кто поддерживает этих ублюдков! Я хотел убивать. И я отправился в Орден Талерман. Там я будто обезумел, и не видел дальше своего носа. Мне было плевать, что я даже не в курсе целей, которые преследует Орден. Ненависть и гнев были моими единственными ориентирами. А наставники каждый день подпитывали мою ярость. Я учился убивать во славу Проклятого, при этом сохраняя холодный рассудок. Проходил испытание за испытанием, и даже стал одним из лучших. Мы грабили и сжигали Храмы, перед этим вырезая всех служителей. Пытали святош, и нападали на отряды Инквизиции. И мне это безумно нравилось. А на четвертый год обучения Орден предоставил мне подарок. Я получил возможность отомстить. Олд…, - Виктор в который раз выпил, — Наш огромный отряд бесчинствовал в городе три дня, это была ужасная резня. Я, лично, запытал до смерти Инквизитора Тиния, и я был счастлив, когда он молил о пощаде! Я повесил Графа и всё его семейство. И… Проклятье! Впервые за время пребывания в Талермане, я почувствовал сомнения. Но я заставил себя пойти до конца! Потому что так справедливо. Да я вырос в этом городе, я когда-то был там счастлив. Эти улицы, дома… Я впервые полюбил в этом городе. Но я молча смотрел на эту резню. Женщины. Дети. Убивали всех. А потом отдал приказ сжечь город. Талерман не оставляет свидетелей. А ещё потому, что молва невежественных горожан убила Эмму. Потому, что мой отец отрекся от меня, поверив Тинию, а не собственному сыну. Олд предал меня, и я стал убийцей. Я каждый раз прихожу на пепелище Олда, и задаю себе вопрос, сделал бы я это ещё раз. И каждый раз я получаю ответ. Да! И при этом чувствую себя чудовищем.
