Партизаны в лесах были, но в данный момент никто не знает, где они находятся. У них сейчас трудное положение. Говорят, будто бы их немцы окружили и им теперь придется пробиваться в другие места. Хозяин подробно перечислил все села, которые встретятся на пути, дал кусок хлеба на дорогу и проводил до калитки.
- Ну что же, - подумал я, ни здесь, так в другом месте найду. Ведь леса то только начинаются. Дальше их будет больше. Ничего, теперь ужо скоро.
Время клонилась к вечеру и, чтобы дойти засветло до следующего села, надо было спешить. Вот и последняя изба на улице. За селом таинственно чернеет лес. На улице людей не видно. Только за избой на бугорке чего-то делают два-три мужика. Подойдя поближе, еще раз посмотрел, чего это они там делают? Но что это? Двое мужчин, не замечая никого вокруг, на пригорке в сторону леса старательно устанавливали русский станковый пулемет Максим. Это же полицаи! Скорее назад! Но поздно. Опоздал. Заметили. Третий полицай, что стоял с винтовкой и наблюдал, как те двое устанавливали пулемет, окрикнул меня:
- Эй ты, малый! Куда эта тебя нечистая несет, на ночь глядя?
- Туда! - ответил я и показал рукой куда-то туда, в сторону леса.
- А зачем это тебе туда? Может, и нам расскажешь?
- Мне надо. Я иду в Брянск. ФЗОшник я. Учился до войны там, теперь иду домой.
- Документы есть?
- Нет у меня документов. Какие документы? Мне еще только шестнадцать лет.
- Вот оно как! Значит, говоришь, в лес идешь?
Произнося эти слова, полицай снял с моей головы фуражку. Повертел ее в руках, понюхал, надел мне на голову и спросил:
- Давно в лесу?
- Я не из леса!
- Ну, ты это, нам зря не морочь голову.
Полицай снова снял с меня фуражку и дал ее понюхать другим. Те повертели ее, понюхали, заметив пятна мазута, оказали:
- Она вся дымом пропахла. Вон сколько на ней следов от дыма и дегтя.
Фуражка действительно в пятнах мазута и издавала какой-то необычный запах. Добрая украинка, подарившая мне эту фуражку, говорила, что это фуражка сына моего. До войны он работал трактористом и одевал ее на работу. Тогда, на Украине, эти пятна не имели значения. Теперь же, в лесах, они стали вещественным доказательством моей причастности к партизанам.
- Это же не дым, а мазут. Что вы, сами не видите, фуражку мне подарил тракторист один, - уверял я полицаев.
- Знаем, знаем. Не в первый раз!
Полицаи, довольные поимкой, шутили. Обыскав одежду, повели в центр к своему начальству. Привели на мельницу, где в домах и складских постройках повсюду виднелись военные в немецкой форме. У коновязей стояли привязанные кони. Все немцы разговаривали на русском деревенском жаргоне. Вот удивление, а может быть они и в самом деле русские? Таких я еще не встречал. Вошли в помещение. За столом сидело двое в немецкой форме, они пили чай.
- Вот, поймали, - сказал полицай.
Военные невозмутимо продолжали пить чай и непринужденно разглядывали меня.
- Где вы его нашли?
- Шел в лес. Документов нет, - добавил полицай.
- Хорошо, иди.
Полицай вышел.
- Садись, - пригласили военные.
Такое обхождение было уже обнадеживающим. Уж лучше иметь дело с военными, чем с полицаями. Может быть, для меня будет лучше, если военным скажу, что я бывший советский воин. Попал в окружение, а теперь из окружения иду домой. Пожалуй, это было правильно.
- Откуда будешь, парень? - спросил красивый военный по-русски. Сомнения не было. Все они русские. Для военных решил быть тоже военным. И я поведал им правду, с некоторыми, удобными для себя изменениями.
- Я пленный, в мае попал под Харьковом. В лагерях находился в Днепропетровске. Сейчас многих отпускают домой, меня тоже отпустили. Иду вот домой в Брянск, да ваши дальше не пропускают.
- Документы есть?
- Нет. Их дают не всем. Меня посчитали за маленького, потому отпустили без документов.
- Так откуда будешь, родом то?
- Из Азии я, в Брянске живет моя тетка.
- Нет, парень, туда ты не пройдешь. Голоден, неверное?
- Да, голоден.
Высунув голову из окна, один из военных крикнул:
- Петровна!
В дверь вошла старая женщина. Она растерянно смотрела то на меня, то на военных.
- Собери ему чего-нибудь поесть в лабаз.
-Хорошо, - сказала она и вышла.
Другой военный вывел меня из дома и с порога приказал солдату отвести в склад.
- Потом разберемся, - оказал он.
Первая часть знакомства окончилась благополучно. Что будет дальше, посмотрим. Склад стоял неподалеку и был пустым деревянным амбаром, где пахло мукой и мышами. За мной захлопнулась дверь, и сзади впечатляюще загремел запор. Впервые за долгий путь меня закрывают под замок. Вокруг голые бревенчатые стены и пыльный деревянный пол. В стене, на уровне головы, виднелось небольшое отверстие. Наверное, отдушина. Через нее проходил свет, и слышались мужские голоса. Заглянул в нее. За стеной было такое же складское помещение. Там, на полу, на соломе лежали военные. У противоположной стены стояли винтовки, седла и разное другое имущество.
Один басистый голос рассказывал, как он залез в сарай. Открутил двум гусям головы, чтобы они не орали, и хотел было выйти, в это время в сарай входит хозяйка. Увидев обезглавленных гусей, стала орать. Я ей говорю:
- Молчи, дура, а то прибью зараз. Она же, от испуга, наверное, еще пуще заголосила. Кричит:
- Вашему начальству пойду пожалуюсь. Ну и стерва попала.
Другие засмеялись:
- Отдал ей гусей то?
- Как же, жди! У нее их вон, сколько в сарае, а мне двух стало жалко. Дал ей по морде и ушел.
Все засмеялись.
- Ух, ты, еще казак называется! Не умеешь ты обращаться с женским полом. Надо было вежливо. Женщины ласку любят, а ты по морде.
- Ну ее, ведьму старую. У меня получше есть. Сегодня вечером Варька обещала зажарить двух гусей. Есть два пол-литра самогону. Во, погуляем! Пошли!
- Нет, я дежурю.
Это были русские казаки. В отдушину в стене были хорошо видны иx грубые крестьянские лица. Слышалась примитивная, деревенская речь.
Мне сразу вспомнились казаки царского времени. Черносотенная опора царя-батюшки нашего. Но эта были другие. Те, царские казаки, наверное, уже умерли. Эти должны быть нашими, советскими. Значит, их тоже в школе учили любить свою родину и быть патриотами. Не верится, чтобы они были сознательными врагами своей родины в столь грозное для всех нас время. А может быть, это обиженные, а потому озлобленные люди? Люди, которые взяли оружие нашего общего врага для того, чтобы рассчитаться с советами за прошлые обиды? Сводят счеты? Вряд ли. Эти не из тех. Эти просто тупые и жадные крестьяне. Вряд ли кто из них интересовался большим, чем собственный свинарник. А я, по своей неопытности, пытаюсь разгадать суть их идейного несогласия. Не слишком ли высоко оценил я их, подходя к казакам со столь высокой меркой? Их мозги тверды. Они словесные воздействия воспринимают слабо. Может быть, лучший способ воздействия на них, это кнут да дубинка? Как для скота! А, может быть, как раз все наоборот. Может быть, они жили трудно, и теперь хотят пожить чуточку получше? И потому в мутной воде настоящих событий ищут свою судьбу своими путями? Черт их разберет, что они за люди!
