Лант покачнулся и Мэроу, удержав его, оттащил друга с тропы. Лант уже ничего не видел, а Мэроу переступил через тело юнца-разбойника, и затаился вместе с другом в провале.
Прошло несколько мгновений, но никто не показывался. Тогда Мэроу сдёрнул плащ Ланта и молниеносно выскочив из своего укрытия, подлетел к телу разбойничьего мальчишки и надел на него плащ. Без меча это мало что значило. Да и ни с того, ни с сего умерший маг, по определению как-то странно, но могло пригодиться.
Из прохода осторожно показались первые наёмники. Мэроу, чуть ли не ползком, добрался до укрытия. Теперь во власти непроглядной низинной темноты, он закинул руку Ланта себе на плечи и потащил того дальше — очень осторожно, взвешивая каждый шаг. Под ногами стали попадаться мелкие кусты, на которые Мэроу то и дело натыкался. Вскоре на пути возникли и глубокие овраги. Выбравшись из одного такого с Лантом, в следующем Мэроу предпочёл затаиться, прикрывшись сверху густыми зарослями цепкой травы.
Он не слышал более ни единого шороха. Преследовали ли их наёмники, определить не получалось. Несколько раз ему почудились отблески далёких факелов, но на том всё и кончилось.
Кругом гулкая тишина, в которой хоть захлебнись. Мэроу бесшумно натащил сверху ещё больше лоз, за ними теперь проглядывали лишь обрывки неба. И прислонил голову к сухой земле, земляная пыль тут же струйкой посыпалась за ворот.
Он периодически поглядывал то на Ланта, продолжавшего неподвижно лежать рядом, то наверх, выискивая в беспросветном небе лунный свет. Но, к счастью, луна сегодня не светила, не было и звёзд. Мэроу на всякий случай взял меч Ланта и положил его по другую сторону от себя. Ему не впервой держать эту рукоять.
Медленно тянулось время на дне оврага, порою слух играл с ним, выдавая возможное за действительное. Мэроу сидел до тех пор, пока не ощутил веяние утреннего холода и осторожно поднявшись, выглянул из оврага. По-прежнему было темно, и по-прежнему в темноте ничего нельзя было разглядеть. Тогда он немедля вытащил Ланта наружу, предпочтя двигаться дальше.
Не скоро кончились глубокие овраги. Им на смену пришли не такие уж и широкие рытвины, которые со временем разгладились, став широкой равниной. Под ногами росла зелёная трава. Больше не попадалось ни одного дерева. Аж до самого горизонта ни холма, ни насыпи.
Лант пошевелился. Дернул рукой и разом подобрался. Сначала он растерянно обвёл глазами голубое небо, перевёл взгляд себе под ноги и только потом уставился на Мэроу.
— С пробуждением, — сказал тот, отпуская Ланта.
— Вышли, — проговорил Лант.
— Держи, — Мэроу протянул ему меч. — Да, плаща у тебя нет. Могу свой дать.
— Обойдусь.
Лант продолжал осматриваться по сторонам. Его широко раскрытые глаза с удивлением впитывали представившуюся картину: ни одного дерева! Так много чистого пространства он ещё никогда не видел.
— Самому странно, — заметил на это Мэроу.
— И как далеко мы?
— Достаточно, но нужно идти дальше. Бежать сможешь?
— Смогу.
— И возьми плащ, — с этими словами Мэроу снял его и отдал Ланту. — Меч мага сейчас, по всей видимости, не очень уважаем.
Лант молча принял плащ и накинул на плечи. Вид у него был весьма помятый: взлохмаченные волосы, красные глаза, неуверенные жесты.
— Земля по всему телу, — сказал он, тряся руками и ногами, пытаясь избавиться от всего, что насыпалось за шиворот. — Так, из долины выбрались. Никакой деревни поблизости не было, так? Тиену ждали у выхода. Значит…
— Ничем нам это не поможет. К ней могли приехать из любой деревни, да мало ли откуда. Единственное, что сейчас нужно делать — это идти дальше. Найдём деревню, узнаем, что происходит в мире. Может хоть что-то прояснится, а пока что толку стоять здесь и ждать наёмников. У них лошади, у нас только свои ноги…
— Ладно, понял, — Лант прекратил подпрыгивать и хмуро посмотрел на маячившую линию горизонта. — Такое ощущение, что меня по кочкам тащили.
— А тебя и тащили, — не мешкая, ответил Мэроу, — однако, довольно аккуратно.
— И на том спасибо.
— Всегда пожалуйста.
Когда Лант набрался сил, шаг сменили на бег. Солнечные лучи всё ярче освещали зеленые бескрайние просторы. Порою в вышине появлялись большие серые птицы-одиночки, рассекающие могучими крыльями небо. Они молча приближались к земле, то вновь устремлялись далеко вверх и превращались в мелкие точки. Не попадалось на пути ни одной дороги, ни одного указателя. Ничего не говорило, что если идти на запад, путник достигнет ущелья лесной долины. Ни следов подков, ни остатков ночного кострища.
Сколько часов не минуло, а друзья продолжали бежать на восток, иногда останавливаясь на отдых. Уже и солнце пригревало головы, а какой была земля утром, такой и осталась: всё одна широченная равнина. Только ближе к вечеру травяной ковёр сменился серыми изорванными лоскутами сон-травы, чаще стали попадаться ручьи.
— Я бы сейчас быка съел, — сказал, не останавливаясь Лант. Теперь они шли не спеша, больше рассматривая попадающиеся кусты и редких гостей в этом месте — деревья.
Предвещая вечерние сумерки солнце клонилось к западу.
Мэроу многозначительно поднял бровь. Никаких запасов еды и воды у них не было, денег тоже.
— Как ты думаешь, здесь, — он помолчал, подбирая слова, — вне долины, можно получить еду на честное слово?
— Знать бы…
Мэроу поднял ветку и стал вертеть её в руках.
— Нужно было учиться петь и танцевать. Нашли бы деревню, повеселили народ… — вслух рассуждал Лант.
— Расскажи что-нибудь, — сказал Мэроу.
— Что?
— Что-нибудь, — настаивал Мэроу.
— Терпеть не могу, когда ты так делаешь. Когда тебе говорят "что-нибудь", ничего в голову не приходит.
Ветка в руках Мэроу резко хрустнула и он отбросил её:
— Время скоротаем.
Лант некоторое время шёл молча, собираясь с мыслями. Лицо оставалось непроницаемо, а взгляд тем временем опускался то под ноги, то вновь устремлялся в небо. Наконец он вспомнил напевы Лусы, пока та стирала бельё. Ещё мгновение помедлил, и начал:
Ветра сильные порывы,
Кроны воют в неба шири,
Листья кружат над землёй,
Спит уставший под водой.
Видишь, пламя заполняет,
Всё что утро озарило.
Кружат тени хороводом
Утро земли напоило.
И сидят, молчат угрюмо,
Птицы белые лесные.
Не догонят, не догонят,
Прошлых дней сказанья, были.
И танцуют тени, скачут,
Кругом носит их веленье.
Всё, что есть на свете, значит —
Должно слушать озаренье.
Я скажу тебе о ночи,