Лорд глава магов природы, Эмар Рекк, что стоило сказать ему решительно - нет. Нет, не прикасайся к коронованной особе, единственное, чего ты достоин - целовать самый край подола у её платья, целовать мраморные плиты, по которым только что ступали её ноги.
Она не сказала, а он коснулся её затылка - пальцы запутались в рыжих волосах - и поцеловал в губы. Глупая, глупая маленькая принцесса, вот и захлопнулся капкан, вот и пошла ты за ним, как приговорённая на заклание.
Он же был ровесником твоего отца, и признайся, наконец, самой себе, о чём ты думала в ту ночь, когда позволила ему обнажить твои плечи, а затем и всё остальное. Ты думала, что любишь его, а ещё о том, что у него есть жена. Он не предупредил тебя, что всё это - игра.
Когда через несколько дней ты призвала его к ответу, он улыбнулся и развёл руками.
- Но я никогда не говорил тебе о любви.
Через два года ты взяла меч, который долго пылился на стене твоих покоев красоты ради. Лишь несколько раз ты снимала его оттуда, чтобы устроить дружеский поединок с братом. Ты плохо умела пользоваться оружием, и брат часто поддавался, чтобы не расстраивать тебя. Милый Эртериг, он всегда переживал, когда ты злилась.
Ты решила, что будет так. Ты решила - не магия, обычное оружие, так больнее. Так он сможет почувствовать то, что ощутила ты. И ни слова о любви. Только о поруганной чести будущей императрицы.
Она убила лорда-обманщика в той самой комнате, на тех самых простынях неясного цвета. Пока он умирал, Руана смотрела ему в глаза. Кончики пальцев не леденели.
...Она стояла в своих покоях, возле большого кристалла, в котором отражалась полностью. Руана дёрнула застёжки на платье, и легкая ткань невесомо опустилась к её щиколоткам. Императрица коснулась своей талии. Бархат матово-бледной кожи свёл его с ума в ту ночь. Она была не просто красива, она была прекрасна. И она ненавидела свою красоту.
Руана подняла меч, лежащий у её ног. Он ярко блеснул, отразив бьющее в окно солнце. Теперь Руана снимала его со стены гораздо чаще. Она провела мечом по своей руке - от плеча к локтю - боль чуть исказила правильные черты лица - и долго смотрела, как падают на мраморный пол капли крови.
По обочине грунтовой дороги бежала собака. Вот она остановилась, принюхалась и начала рыть, пачкая только что выпавший снег грязно-жёлтым песком. По открытой платформе гулял ветер. Маше казалось, она насквозь пропиталась этим ветром. Холодные сутки в поезде, ожидание электрички на продуваемом всеми ветрами перроне, и в голове только одна мысль - не забыть адрес, что делать, если она забудет адрес...
Луксор обнял её, закрывая от ветра. Снежинки искрились в его чёрных волосах в лучах зажёгшихся вдоль платформы фонарей.
- Пригородный поезд сообщением Светловск - Черновые Поляны пребывает на второй путь к первой платформе, - со знакомой до боли интонацией оповестил женский голос из громкоговорителя.
- Замечательно, он уже минут двадцать прибывает, - проворчала Маша, боком прижимаясь к Луксору. - Развалился что ли по дороге...
Она поправила развязавшийся шарф в вороте его куртки. Луксор поцеловал её, и проходящая мимо женщина проворчала, что они нашли не то место. Место и правда было не самое лучшее: унылый от тающего снега пятиэтажный город вырастал прямо за вокзалом.
- Смотри, вот электричка плетется, - кивнул за её спину Луксор.
Маша оглянулась: из-за леса действительно выползало синее трёхвагонное чудо, уютно озаряющее желтым светом все вокруг. Электричка оказалась почти пустой и, устроившись на деревянной скамейке возле окна, Маша устало вытянула ноги.
- Представь, - сказала она Луксору, - мы с тобой взяли и сбежали из города. Просто так. Приключение.
- Не могу поверить, что я решился на такое, - улыбнулся он.
Пользуясь безразличием потонувшего в темноте пригорода, они всю дорогу воображали себя подростками, держались за руки и украдкой целовались.
- Главное, не пропустить нашу станцию, - прошептала ему Маша.
Новое Чеховское встретило их пустынной платформой с единственным фонарём. Припорошивший сбитые ступеньки лестницы снег был чист и нетронут. Маша полезла в карман куртки за перчатками. За обнажённой берёзовой рощицей показались дома. Большинство из них и правда были хрупкими сарайчиками для пережидания непогоды и хранения садового инвентаря, некоторые - кирпичные, занимали весь участок.
Вспоминая схему дороги, которую она пыталась заучить накануне, Маша оглянулась: цепочку их следов заметал снег. Она поправила сползшую на глаза вязаную шапочку. В нескольких домах Маша заметила огоньки.
Они почти дошли до утыканного одеревеневшими стеблями лебеды пустыря, когда Маша обнаружила табличку с нужным номером аллеи. Их дом оказался тут же - в десятке шагов от таблички. Глухой и совершенно гладкий забор не давал возможности заглянуть во двор. Маша нашарила в сумке холодную связку ключей.
Последний фонарь остался достаточно далеко, и разглядеть представшее перед ними строение во всех подробностях не было возможности. Оно оказалось средних размеров - больше и на вид надёжнее сарая, тем не менее не вызывающее лишних сплетен своими размерами.
- Надеюсь, ничего не перепутала, - Маша звякнула ключами, открывая двери дома.
В доме было не теплее, чем на улице. Уронив по дороге стул, она прошла к окнам, через которые в комнату падал свет далёкого фонаря, и задёрнула на них шторы. Луксор щёлкнул выключателем, под потолком вспыхнула лампочка.
- Мило, - охарактеризовал комнату он.
Напротив двери притаились кухонные шкафчики и небольшой холодильник, посредине комнаты стоял круглый стол и несколько стульев. Один, правда, лежал. Луксор восстановил его в нормальное положение и открыл дверь в следующую комнату. Маша прошла следом за ним.
Здесь оказалась спальня: широкая кровать в углу, диванчик, телевизор на тумбочке. Маша испуганно задёрнула шторы и тут. Ещё две комнаты: кладовка с запасом продуктов и довольно приличная для дачного домика ванная. Из кухни имелся выход на летнюю веранду, но дверь туда была наглухо забита.
- Отопление газовое, - сказал Луксор. - Сейчас включим, и будет теплее.
Маша уже и не надеялась отогреться. Она открыла на кухне кран и, пока он рычал на незваных гостей и изрыгал из себя ржавчину, загремела в шкафу посудой: она искала чайник. Из продуктов, оставшихся с дороги, удалось приготовить нехитрый ужин. Получилось даже согреть руки о чашку чая. Чашки оказались на самой верхней полке, простые, синие, и Маша долго отмывала с них пыль.
Она поняла, что специально так долго возится с одним глотком чая, чтобы оттянуть сложную беседу, и произнесла: