— Злые боги. Ты наёмный убийца? Призывающий Тень? — в её голосе прозвучало удивление. Странно, даже что-то похожее на радость. Как будто он упомянул её хорошего знакомого. — Не может быть! — Шу рассматривала его, словно не узнавая. — Не думала, что ты такой… нет, не может быть! — она уткнулась ему в шею, прижавшись ещё теснее, и захихикала.
— И чему ты смеешься? Я такой забавный? — поглаживая черную макушку, Хилл улыбался. Непредсказуемая Шу.
— Угу, — она потерлась щекой о его плечо. — Мы с тобой давненько знакомы.
— Ты никогда не встречалась с Лунным Стрижем, — он все ещё не верил, что все так просто.
— Лунный Стриж выполнял мои заказы, — Шу улыбнулась возлюбленному так нежно и доверчиво, словно речь шла о новом сорте роз, а не дюжинах погибших насильственной смертью. От его рук.
— Твои? И пророк тоже? — Хилл облегченно выдохнул. Как много общего оказалось вдруг у помоечного подкидыша и принцессы, кто бы мог подумать.
— Разумеется.
— И где же мой орден? — теперь и Хилл смеялся.
— За тайные заслуги? Он засекречен. Но у меня есть другое предложение, — она легонько посопела ему в ухо.
— Да? Какое же?
— Одна принцесса вместо одного ордена. Подойдет?
— Одна принцесса? Ну… — за одну принцессу он бы отдал не только орден, но и весь мир в придачу. — В личное пользование?
— Угу, — Шу была слишком занята покусыванием нежной кожи между плечом и шеей, чтобы отвечать вразумительно.
— Тогда я согласен, — поймав её губы, Хилл на некоторое время лишил принцессу возможности продолжать беседу.
— А как тебе в голову пришло написать ту записку? Я смеялась до слез.
— Из чистого хулиганства. Лунному Стрижу ты платила гораздо больше десяти монет.
— Если точно, последний раз сто сорок.
— Ну и жук был Мастер! Мне сказал про девяносто.
— Был? — приподнявшись на локтях, Шу подозрительно разглядывала любовника.
— Это он меня продал, — Хилл улыбнулся как можно невиннее, глядя на принцессу честными-пречестными глазами.
— А… вот, значит, что за долги… — Шу обуял острый приступ любопытства. Сколько ещё сюрпризов у любимого в запасе? — Мастер Тени? Да?
— Угу.
— Ты хочешь сказать, что вот так запросто — самого Мастера Тени?
— Ну… он бы не понял, если бы я поступил по-другому.
— Хилл, — нежно поглаживая его по щеке, Шу пыталась осмыслить только что услышанное. — Почему ты позволил надеть на себя ошейник? И… скажи мне, разве Призывающий может нарушить контракт?
— Не может. Шу, — теперь уже он тревожно заглядывал ей в глаза. — Ты же не думаешь, что я могу причинить тебе вред?
— Нет, любовь моя. Не думаю, — она почувствовала, как напряженные руки, обнимающие её, расслабились и снова стали нежными. — Если бы ты хотел, у тебя было достаточно возможностей.
— Ни за что. Потерять тебя… эти два дня были самым ужасным, что только со мной случалось.
— О, Хилл, мне так стыдно, — одного только отблеска боли в любимых синих глазах хватило, чтобы она почувствовала себя последней болотной гадостью.
— Шу, родная, ну что ты, — прижимая к себе спрятавшую лицо у него на плече возлюбленную, Хилл покрывал поцелуями заалевшее ушко. — Шу?
— Я не отпущу тебя больше. Слышишь? — сердитый шепот и крепко вцепившиеся в него руки возносили его на небеса.
— Слышу. От меня не так просто отделаться.
— Хилл, так на тебя теперь вся Гильдия охотится?
— Делать им больше нечего.
— Ты же Мастера убил?
— Ну и что? Никто этого не видел, никто ничего не докажет. И вообще, им и так проблем хватит, без меня.
— Но тогда тебе придется туда вернуться…
— Ещё чего! Обойдутся.
— А как же… Хилл? Посвященные не могут покинуть Гильдию! Ты же… принадлежишь Хиссу…
— Ничего подобного.
— Как это? Ты же Посвященный?
— Да. Шу, любовь моя, — Хилл не переставал удивляться. Вместо того, чтобы выпытывать у него, за каким демоном Мастер продал его и не грозит ли ей самой опасность, она беспокоится о нем. — Ты ничего не забыла?
— Что я забыла?
— Я твоя собственность.
— Чушь. Какая ты к ширхабу собственность! Не говори ерунды! — от возмущения она заискрила голубыми молниями.
— Это не ерунда. Я предпочитаю принадлежать тебе, а не Хиссу, — идея о том, как все же можно обвести и Гильдию, и божественного покровителя вокруг пальца, только что пришла ему в голову. И показалась весьма соблазнительной.
— Я отпустила тебя.
— Угу. Так возьми обратно.
— Хилл… зачем? Ты свободен! Даже если считать, что я купила тебя законно, то я же имею право отпустить тебя на свободу?
— Хисс не признает свободы, Шу, — он не особенно разбирался в таких тонкостях, он же не храмовый жрец, но рисковать? Нет уж.
— Но… Хилл, милый, ты не боишься, что я…
— Нет, не боюсь. Шу, я не хочу больше иметь с ним дела. Понимаешь? Мне не нравится убивать. А он требует. Постоянно, — представив себе, что снова окажется перед выбором, Хилл вздрогнул. — Боги, Шу! Ты единственная, кто не хлопнулся в обморок, услышав слово Призывающий!
— А что, надо было?
— Ну… обычно, стоит намекнуть на то, кем я являюсь, у людей начинаются судороги и медвежья болезнь, — он ухмыльнулся, припомнив Шу её же слова.
— Обойдешься без обмороков.
— Ты просто прелесть, любовь моя. Так я могу послать Тёмного в Ургаш?
— А вот надену на тебя ошейник! — Шу показала ему язык.
— Да? Ну, попробуй, — подмяв её под себя, он ухватил одной рукой тонкие запястья и поймал губами удивленный вздох. Раздвинул коленом её бедра, второй рукой лаская напрягшийся сосок и ощущая готовую принять его влажность. Он терся о неё всем телом и вторгался языком в нежный рот, дразня и вырывая нетерпеливые стоны.
— Тигренок, ты не слишком дерзок для собственности? — её голос прерывался, она вся трепетала.
— В самый раз, — Хилл снова завладел её губами, не отпуская до тех пор, пока оба не стали задыхаться.
— Хилл, — она выгибалась и металась под ним. — Хилл!
— Да, любовь моя, — он вылизывал изгиб стройной шейки и покусывал розовое ушко.
— Ах! Хилл!
— Ты что-то говорила про ошейник?
— А? Хилл, пожалуйста!
— Значит, договорились?
— Да! Хилл!
— Моя госпожа чего-то хочет?
— Я хочу тебя! Сейчас!
— Все, что пожелаешь, любовь моя, Шу, — он застонал, сливаясь с ней в едином движении.
Усталые и счастливые, они лежали рядом, рассматривая отблески огня на потолке. Одну руку закинув за голову, другой Хилл держался за уютно устроившиеся в его ладони пальчики. Весь мир казался светлым и прекрасным, даже Рональд вызывал чувство, похожее на симпатию. Единственным, что нарушало идиллию, была жажда. Вино, сок, вода — все, что угодно. Но сил встать и добраться хотя бы до ванной с краном божественно прохладной воды уже не осталось.
