– Да, – вздохнул его друг, – это не то.
Они подошли к цирку как раз в тот момент, когда два юнца из колледжа приземлились на пятые точки посреди Мэйн-стрит. Ларри и его друг подошли к ним и помогли подняться.
– Что, ребята, вышвырнули вас?
– Да, что-то вроде этого, – сказал Пол Конрад. – Ничего страшного, цирк-то все равно паршивый, – забрались в свой старый автомобиль, завели его с нескольких попыток и поехали прочь. Сзади на машине красовалась надпись:
ПЛАМЕННАЯ ЮНОСТЬ… БЕРЕГИСЬ ДЫМА
– Замечательные ребята, эти мальцы из колледжа, – произнес Ларри с восхищением. – На все-то им наплевать.
Посетители цирка начали было смеяться, когда доктор Лао подошел к Ларри Кэмперу и обратился к нему по-китайски. Но их смех сменился изумлением, когда Ларри ответил ему на плавном, словно музыка струящемся, мандаринском наречии. Он пел односложные слова так же пронзительно, как доктор, и они разговаривали, словно незнакомцы, повстречавшиеся в чужой стране и связанные лишь мостиком родного языка.
Поговорив, доктор и Ларри отвесили друг другу по почтительному поклону и разошлись. Ларри подошел к своему другу и сказал:
– Пойдем, док намекнул мне на одну занятную штучку. Это в том шатре, пойдем-пойдем, ты же хотел увидеть что-нибудь необычное. Это должно тебе понравиться.
Они поспешно вошли в маленький темный шатер. Доктор был уже там. В низкой клетке выла и металась огромная серая волчица.
– Не могу понять, как это случилось, – сказал доктор Лао. – Обычно она строго придерживается своего графика. До октября это не должно было случиться, а тут вдруг прямо во время представления она вздумала преображаться, по-моему, все дело в равноденствии.
– О чем это он? – шепотом спросил Ларри его друг.
– Эта чертова старая волчица собирается превратиться в девицу, – сказал Ларри. – Понаблюдай за ней; ничего подобного ты никогда не видел, а это уж точно.
– О, черт, – воскликнул приятель, – что ты пытаешься мне втюхать?
– Ничего я тебе не втюхиваю, – запротестовал Ларри. – Ты что, никогда не слышал про оборотней? Они же все время меняют обличье. Это один из них. Боже, послушай только, как она орет!
– Ну, ни за что не поверю, пока не увижу своими глазами, – сказал приятель. – И даже увидев, не знаю, поверю или нет.
Волчья шкура начала сворачиваться и клочьями падать. Соски на животе стали сводиться, объединяясь в два больших. Клыки волчицы затупились и уменьшились. Хвост опал.
– Господи, с ней что-то творится, – признал друг Ларри. – Что случилось? Она больна?
– Нет, нет, – сказал доктор Лао, – это самые обыкновенные приготовления. Сейчас вы увидите, как ее задние ноги резко удлинятся. После этого превращение пойдет очень быстро. Это занятно, особенно если вы интересуетесь морфологией изменчивости.
Волчица кричала и билась в агонии, но звук ее голоса не был похож на вой волка.
– Видите ли, – комментировал доктор Лао, – когда, к примеру, головастик превращается в лягушку, этот процесс очень растянут, и физическая боль, сопровождающая превращение, компенсируется его малой скоростью. Но когда волчица превращается в женщину, это происходит так быстро, что боль значительно усиливается. Заметьте, превращаясь, она принимает образы всех животных, стоящих в эволюционной цепи между волчицей и человеком. Я часто думаю, что феномен ликантропии есть не что иное, как извращение эволюционных законов.
Раздался вздох, затем стон и всхлип – и на полу клетки лежала женщина.
– О, док! – воскликнул Ларри с отвращением, – почему вы не сказали нам, что она окажется такой чертовски старой? Боже! Да она похожа на чью-нибудь прапрабабушку! Черт, я думал, мы увидим цыпочку. Ради Бога, накройте ее чем-нибудь поскорее!
– Развратник, – укоризненно проговорил доктор, – мне следовало догадаться, что ваш интерес будет сугубо плотским. На ваших глазах произошло чудо, чудо из чудес, как его ни оценивай, а вы разочарованы, потому что оно не стимулирует ваше воображение.
– Я солдат, а не ученый, – сказал Ларри. – Я рассчитывал увидеть что-нибудь этакое. А сколько лет этой старухе? За сотню?
– Ей примерно триста лет, – сказал доктор. – Оборотни отличаются долголетием.
– Трехсотлетняя женщина! Ничего себе! А я-то думал, что увижу цыпочку. Пойдем отсюда, старина.
Звучно ударил огромный бронзовый гонг; и отовсюду, из всех шатров потянулись люди – красные, черные и белые.
Пространство между шатрами заполнилось ими. Минуту или две они толпились у входа в главный шатер, затем все опустело, гигантский шатер принял зрителей в свое брезентовое чрево, и лишь пыль, поднятая шарканьем сотен ног, медленно оседала на землю. Звуки гонга стали стихать и, наконец, смолкли.
Изнутри стены шатра были покрыты изображениями черных свастик, крылатых змей и рыбьих глаз. Арены не было. Вместо нее на полу в центре шатра был установлен большой треугольник, каждую вершину которого украшал пьедестал. Доктор Лао, в полной парадной форме, с лентами, в высокой шляпе и с хлыстом в руках, поднялся на один из пьедесталов и дунул в свисток. У дальнего входа послышалась возня. Китайская музыка, монотонная, словно пение волынок, проникла извне сквозь стены шатра. У дальнего входа показалось скопление фигур. Грянул марш. Представление началось.
Сопя и потея, шествие возглавлял единорог. Его копыта были начищены, грива расчесана.
– Обратите внимание, – воскликнул доктор Лао. – Обратите внимание на единорога! Жираф – единственное рогатое животное, которое не сбрасывает свои рога. Вилорогая антилопа – единственное безрогое, которое сбрасывает их. Эти животные уникальны среди рогатых зверей. А что такое единорог? Разве он не уникален? Рог антилопы – всего лишь ороговевший волос; рожки жирафа – выросты черепа; а эта штука на голове единорога – из металла. Задумайтесь-ка только над этим!
Следом за единорогом, гордо и грациозно, тряся своими кудрями, вышагивал сфинкс.
– Скажи им что-нибудь! – шепнул ему Лао.
– Кто ходит на четырех ногах, потом на двух, а потом на трех? – с глупой улыбкой произнес гермафродит.
Появился Мумбо-Юмбо со своей свитой. Приплясывая и аккомпанируя на свирели, вышел сатир. За ним, пританцовывая, показались нимфы. Морской змей вился кольцами, сверкая чешуей. Влетела химера и заполнила шатер дымом. Две пастушки выгнали своих овец. Существо, похожее на медведя, вынесло на руках русалку, раздающую воздушные поцелуи направо и налево. За ними, заливаясь лаем, выскочила гончая живых изгородей. Аполлониус разбрасывал лепестки роз. С повязкой на глазах и растрепанным клубком змей на голове появилась медуза, ведомая фавном. Попискивая, выпорхнул птенец птицы Pyx. На золотом осле выехала старуха. Черепаха, раздираемая противоречиями, возникшими между двумя ее головами, неуверенно вышагивала последней. Это была самая удивительная коллекция из тех, что когда-либо видели в Абалоне.
