– Конечно, нет! – Возмутилась та. – За кого вы меня принимаете?
– Я так и знала. – Расстроилась Рил. – Видишь ли, Богер, он… вряд ли он будет нежным. Я не хочу сказать, что он будет грубым, нет! Но я боюсь, что он… напугает тебя, когда… Ну, вот, я тебя предупредила, а дальше решай сама.
– Но разве ему не нужно, чтобы жена пришла к нему чистой? – Снова добропорядочно поджала губы Алэй.
– Не хочу тебя разочаровывать… вряд ли он это заметит.
– Простите, ваше высочество, но я думаю, что это мое дело!
– Да, разумеется! Можешь быть свободна, Алэй. Я хотела всего лишь предупредить.
Поступай, как знаешь. К вечеру, когда Саора освободится, надо будет позвать портных и заняться твоим гардеробом. Я не знаю, когда Франя соберется ехать, но к тому времени все должно быть готово.
Франя не пожелал надолго задерживаться в Силлеене, и из близких ему людей удивлен этим обстоятельством был, пожалуй, только Зарк. К счастью, у него хватило ума забыть кое-какие слова о Саоре, оброненные Франей во время их совместного путешествия, и не высказывать своего удивления вслух, иначе он мог бы нарваться на большие неприятности со стороны новоиспеченного светлейшего князя. Потому что оный князь вел себя в эти дни не совсем адекватно по отношению к своей прекрасной возлюбленной – то зацеловывал и тащил в спальню, то вовсю издевался, дразнил и подшучивал. Причем настолько жестоко, что та временами с трудом сдерживала слезы.
Таш и Рил молча наблюдали за этим, делая вид, что ничего не замечают. Оба слишком хорошо понимали, что вмешиваться в их отношения не только бесполезно, но и вредно. Пока Франя не перебесится, он не успокоится, а лезть к нему с советами и упреками сейчас – это все равно, что лезть с горящим факелом в стог сена.
Саоре тоже так было проще – поддержку Рил и ее мужа она и так ощущала, а принимать чью-то жалость ее воспитание не позволяло категорически. Только благодаря этому воспитанию, она и держалась, намертво вцепившись в чувство собственного достоинства, сколько бы Франя не пытался вывести ее из себя.
Гардероб Алэй был почти готов. Его наскоро собрали из только что сшитых вещей (конечно же, по ольрийской моде, насчет которой дворцовых портных консультировала сама принцесса) и из вещей Рил и Саоры, привезенных ими с материка. С самой Алэй Таш, Франя и Рил разговаривали постоянно, вводя ее в курс ольрийских дел, характера Богера и особенностей его окружения. Объясняли, что, если она хочет рассчитывать на поддержку Самконга, то дурь перед ним лучше не рассыпать, да и вообще лучше ей иметь дело с Пилой. Продумывали легенду и то, как свести ее с князем, чтобы произвести на него неизгладимое впечатление. Алэй слушала и запоминала, хотя первое время была просто в шоке от жесткого изгойского цинизма, которым грешили и принц, и князь. Причем, князь даже больше, потому что, если принц предлагал что-то типа случайной встречи на улице с последующим вождением князя за нос, то его светлость, блестя серыми глазами, строил планы по забрасыванию Алэй ночью во дворец, прямо в княжескую спальню. По его мнению, там она определенно должна была произвести на Богера неизгладимое впечатление. Конец спорам положила Рил, предложившая оставить этот вопрос на усмотрение Пилы и Самконга. Они лучше знают, что сейчас происходит в Ольрии, и сами сообразят, что делать. Сама Рил над вопросом соблазнения Богера вообще не задумывалась, полагая, что все решится само собой, стоит ему только увидеть Алэй. Насколько она знала бывшего мужа, он никогда не отличался ни излишней чувствительностью, ни романтизмом. Его девизом было: князь захотел – князь сделал, и точка.
Алэй, которую освободили от обязанностей служанки, вместо того, чтобы этому радоваться и тешить свое высокомерие тем, что остальные девчонки должны теперь были ей прислуживать, наоборот, в эти дни почти все время грустила. Когда, устав от наставлений, принц и принцесса ее отпускали, она часто выходила в сад и сидела на скамейке, думая о том, что ее ожидает на материке.
Долгие разговоры с их высочествами, имеющими жизненный опыт так непохожий на ее собственный, подарили Алэй сомнения в собственном мировоззрении, которое она до этого почитала непогрешимым. Если все, что она от них узнала о жизни на материке – правда, а не доверять им у нее не было никаких причин, то ее мировоззрение нуждалось в срочной корректировке, иначе шансы на выполнение задания становились мизерными. Характер ольрийского князя, очень подробно описанный ее высочеством, был далеко не сахарным, и надо будет очень постараться, чтобы заставить его плясать под свою дудку. Сходство с его бывшей женой, конечно, облегчит ей задачу, но ведь это всего лишь сходство! Возможно, он заинтересуется ею на короткое время, а что потом? Потом надо будет брать все в свои руки, и привязывать его к себе, становиться полезной, даже необходимой. Как воздух, как дыхание. А кто сказал, что такие вещи делаются просто? К тому же она будет там совсем одна, в его дворце ей совершенно не на кого будет опереться – ни семьи, ни друзей.
Только рекомендованные принцессой изгои, но кто знает, сможет ли она с ними поладить? А это может означать только одно – в деле очаровывания Богера для нее не должно быть мелочей. Придется брать на вооружение все женские штучки, начиная с прически и одежды и заканчивая соблазнительным запахом и покачиванием бедрами при ходьбе. Алэй передернуло, когда она представила, как строит кому-то глазки и глупо хихикает, как делали ее подруги, когда хотели привлечь к себе мужское внимание. Что ж, если это надо будет сделать, она это сделает, и даже начнет тренироваться прямо сейчас.
Алэй подняла голову, и, заметив проходящего мимо слугу, улыбнулась ему, как ей показалось, соблазнительно, и быстро-быстро захлопала ресницами. К ее удивлению, он шарахнулся от нее и почти побежал по дорожке, испуганно оглядываясь. Она проводила его удивленным взглядом. Надо же, не получилось. Такая мелочь, а тоже требует тренировки. Вдруг от пришедшей в голову мысли сердце пропустило удар. А постель? Это же не мелочь. Какое может быть соблазнение без умения вести себя в постели? Значит, придется учиться еще и этому?
Перед отъездом Франя совсем перестал сдерживать свой язык, срывался на всех, кто его окружал, и дошло до того, что Рил перестала с ним разговаривать, Зарк старался держаться подальше, Таш общался только короткими фразами, а Венк вообще не попадался на глаза. Только Саора все терпела, хотя Фране больше всего на свете хотелось, чтобы она вышла из себя, устроила ему скандал, даже глупую бабскую истерику, или хотя бы просто послала ко всем Свиграм. Может, тогда он смог бы воспринимать ее, как изгойку. Но нет, она словно назло трясла перед ним своими графскими манерами, как красной тряпкой перед быком, от чего он зверел и бесился.
