Почему-то казалось, что не станут, но выработанная годами подозрительность все же давала о себе знать. Лутарг понимал, что один против семерых не выстоит, и никакие навыки не помогут. А на вид шисгарцы были сильны. Их плечи были широкими, тела крепкими, а топорщащиеся плащи говорили о скрытом от глаза оружии.
— Зря не веришь, — вновь раздался тот же голос, и Лутарг осознал, что не слышит его, а чувствует в себе. Он застыл, пытаясь разобраться, как это возможно. — Ты можешь также, Тарген, — последовал ответ на его размышления.
— Как…
Молодой человек не договорил. Вопросов было слишком много. Они проносились в голове, опережая друг друга. И он не мог остановить этот бег, чтобы начать узнавать ответы. Не мог определиться, какой из них самый важный для него.
— Я хочу посмотреть, как он, — указав на старика, предупредил Лутарг окружающих его мужчин, делая еще один шаг к скамье.
Каратели расступились, давая ему пройти мимо, не касаясь никого из них. Мужчина воспользовался этой возможностью и, напряженно ступая, приблизился к старику.
Дыхание Сарина было ровным и глубоким, и Лутарг вынужден был признать, что его не обманули. Старец спал сном младенца.
Молодой человек оглянулся на семерку. Мужчины выстроились в ряд, пока он оглядывал своего спутника, вот только звуков от их передвижения Лутарг не слышал. Он вновь подумал о духах. Только они могли перемещаться абсолютно бесшумно.
— Не совсем так, — звучание слов внутри себя заставило молодого человека вздрогнуть.
Он разозлился. Лутаргу не нравилось чувствовать себя уязвимым, а с ними происходило именно так. Знающий все твои мысли — предупрежден.
— Мы не причиним тебе вреда, Тарген. И я не буду так больше, — вслух отозвался на мысли Лутарга один из карателей.
Мужчина вышел вперед, нарушив ровный строй шисгарцев. Это был жест открытости и добрых намерений с его стороны.
— Поверь, мы долго ждали тебя, и не для того, чтобы навредить. Ты должен пойти с нами.
— Зачем? — задал вопрос Лутарг.
Вопрос, противоречащий его недавним размышлениям и желаниям. Он ведь сам искал их, хотел встретить и поговорить. Понять, в конце концов.
— Чтобы узнать, кто ты, — ответил каратель. — Мы можем все объяснить тебе, но не здесь.
— Почему не здесь?
— Лучше увидеть самому.
Лутарг не мог не согласиться. Увидеть самому — значит разобраться. Слова же — только слова, с их помощью многие лгут, уж он-то знал об этом.
— А как же Сарин?
— Будет спать, пока ты не вернешься.
— Как долго?
— Для него пройдет одна ночь.
Эти слова ставили в путик, и Лутарг поспешил задать следующий вопрос.
— Ночь для него, а для меня что?
— Так долго, как ты захочешь, — последовал ответ, который запутал его еще больше.
Разум Лутарга пребывал в полнейшей растерянности. Желание получить ответы скреблось в нем, ища выхода, призывая прижать кого-нибудь к стене и, при необходимости, выбить все, что ему требуется.
Каждая часть его кричала: ты заслужил это! Кровью своей заслужил! Годами без неба заслужил! Рубцами, оплетающими душу, выторговал!
Одно тревожило — как бросить своего спутника в замке, где не останется ни единой живой души с их уходом?
Но, в тоже время, ему нестерпимо хотелось знать. Знать, кто он, и почему его жизнь стала таковой, какой она является сейчас. Кто решил, что его появление на свет будет благом, и каков он, его неизвестный никому отец?
Молодой человека понимал, что, имей шисгарцы желание навредить ему или Сарину, то сделали бы это в самом начале, когда мужчины оказалось не готовы к появлению карателей. Осознавал, что они предлагают то, к чему Лутарг сам стремился, и это, в конечном счете, определило его выбор.
— Хорошо, я отнесу старика наверх, — мужчина решил оставить старца в единственной комнате, что выглядела более или менее жилой, — и пойду с вами.
Тот, что разговаривал с ним, кивнул и вернулся в строй, вновь поразив молодого человека соединяющим карателей светом. "Карателей и меня самого", — напомнил себе Лутарг, поднимая старика со скамьи. Сарин даже глаз не открыл.
Уложив старца на кровать с розовым балдахином, мужчина накрыл пожилого человека пледом, в душе надеясь, что шисгарцы окажутся правы, и Сарин не проснется до его возвращения. Лутарг не хотел, чтобы старик подумал о том, что он бросил его. Это будет не честно по отношению к человеку, вытащившему его из Эргастении и подарившему надежду.
Перед тем, как покинуть комнату, Лутарг не удержался и бросил взгляд на гобелен. На мгновенье молодому человеку даже почудилось, что изображенная там пара смотрит на него, и мужчина задержал дыхание, чтобы продлить момент. Он хотел верить в то, что старец не ошибся, и эти любящие друг друга люди и есть его настоящие родители.
Лутарг хотел ощущать себя сыном, а не сосланным в пещеры отродьем, каковым считал себя долгие годы.
— Я готов, — все, что сказал молодой человек, вернувшись в большой зал Шисгарского замка.
Тот, что до этого разговаривал с ним, кивнул, и каратели, как по команде, двинулись к Лутаргу. Они вновь обступили его со всех сторон, образовав круг, а затем стали приближаться к напряженно застывшему мужчине. И чем ближе они подходили, тем ярче становилось свечение и толще нити, ведущие от шисгарцев к молодому человеку, и так, пока яркая вспышка окончательно не ослепила Лутарга, полностью поглотив реальность.
* * *
Он стоял, прислонившись плечом к шероховатой поверхности пещеры, и наблюдал за тем, как надсмотрщик пытается заставить мальчишек лезть в разлом. Они тряслись, сбившись в кучу, но повиноваться отказывались. Оказаться заваленным в черном зеве трещины, было страшнее, чем отведать укуса хлыста.
И он понимал их. В ушах еще стояли отголоски надрывного крика предыдущего "смельчака", отправленного на разведку. Парнишку вероятно раздавило. Во всяком случае, он предпочитал думать именно так. Это лучше, чем медленно умирать под обвалом.
— Что стоите?! А ну живо! — рычал смотрящий, поигрывая плетью, отчего ее тонкий язык ядовитым жалом выписывал на полу круги. — Кому сказал?!
Это была группа младших мальчишек — те, к кому обращался мужчина. От семи до двенадцати лет. Именно таких отправляли на осмотр новых пещер, тех, кто больше ни на что не способен и кого не жалко потерять.
Он и сам когда-то был на их месте, только не долго, "благодаря" хозяину и каменной чаше. Возможно, потому и смог остаться в живых, чтобы теперь махать киркой или ломом, в зависимости от того, что дадут и куда отправят.
— А ну, гаденыш, пошел! — резкий окрик надсмотрщика привлек его внимание.
