Глава тринадцатая. Огненная река
Ветер донёс запах, приводящий на память раскалённый металл, и Ярослав невольно пристал. Теперь, когда из царского сына, пусть и опального, юноша сделался отверженным изгнанником, запах огненной реки казался особенно зловещим, пугающим. Да ещё змей-сторож. Если бы только можно было поговорить с Добромиром! Теперь он начинал понимать Истислава, рискнувшего изменить состав зелья, дающего облик зверя ради возможности сохранить речь. Истислав. Тоже причина для беспокойства, а заодно мук совести. Пропадёт ведь пёс один, с горем наедине. И почему уезжая из царства, он, Ярослав, ни разу не оглянулся?
— Далеко ещё ехать? — прервал размышления коня богатырь.
Жеребец помотал головой: «Нет». Прикинул ещё раз, можно ли проскочить потихоньку. Вздохнул. Нет, немыслимо. Копыта, хоть и некованые, даже по сухой земле стучат, а уж по каменному мосту прозвучат как барабанная дробь. По всему выходит, что нужно к драке готовиться.
Вот и мост показался. Ярослав перешёл на шаг.
— Ишь ты, вода красная, — вполголоса произнёс Добромир, — и камни красные. Расскажешь кому, ведь не поверят. Подобрать бы такой камушек, да домой привезти, можно вместо горна в кузне использовать. Хотя нет, остынет, наверное, вдали от реки. Или…
Конец фразы заглушило громкое шипение, будто на раскалённое докрасна железо плеснули водой. Витязь вздрогнул от неожиданности, жеребец присел на задние ноги. Всадник толкнул его каблуком в бок.
— Не робей, богатырский скок! Мощный голос ещё не сила. Эй! — выкрикнул во всю силу лёгких, — кто здесь прячется? Покажись!
Колыхнулась поверхность воды, высунулась змеиная голова. Маленькие чёрные глазки уставились на пришельцев, из пасти высунулся и сразу спрятался раздвоенный язык, змей словно бы облизнулся.
— Толстый-то, — хмыкнул богатырь, — как бревно.
Однако дальше произошло нечто такое, отчего оба, и лошадь и всадник изумлённо раскрыли рты. Змей засмеялся, глухо, басовито, но совсем по-человечески.
Ярослав терпеть не мог, когда над ним смеются, не прощал такого даже любимой сестрице, потому зло прижал уши и звонко, с вызовом, заржал. Добромир оправился от изумления быстро: чуткое лошадиное ухо уловило звук обнажаемого меча. Змея же это развеселило ещё больше, вода в огненной реке заколыхалась от ударов хвоста, затряслись кожистые крылья твари.
— Хо-хо! — к ещё большему удивлению путников, из глотки гада вслед за смехом вырвались слова, — еда пожаловала! Хорошо! А то уж лет сорок одними коровами питаюсь! Зато теперь будет чем полакомиться: конь на обед, молодец на ужин.
— Большая честь для чудища поганого конём моим обедать! Да и мною поужинать не получится. Смотри, застряну у тебя в глотке, а запить нечем будет: из реки-то огненной не напьёшься.
Змей презрительно хмыкнул.
— К чему мне вода, когда в погребе под мостом сто бочек зелена вина припасено? — было заметно, что сторож не спешит нападать, хочет насладиться моментом, поиграть с долгожданной жертвой, — видно ты, богатырь, сразиться со мной желаешь? Что ж, давай сражаться! — опять расхохотался.
Добромир ещё раз оглядел гада. Чешуя его видно и впрямь стальная. Такую мечом не пробить. Было бы копьё, можно было бы попытаться в глаз попасть, а так… В один миг промелькнули перед мысленным взором годы учения в дружине. И разом стало ясно, каким образом можно попробовать одолеть чудище.
— Ха, сражаться! — фыркнул богатырь, — ты видать не знаешь, что я не простой человек.
— Вот как? И кто же ты?
— Я — богатырь Добромир из Серебряного царства!
— Мне безразлично, как тебя зовут. Проглочу, и вином запью.
Добромир повёл плечом.
— Да я сам прежде погребок твой опустошу, да ещё тобой закушу! Ты от мирной жизни разжирел, обленился, а я меч из руки не выпускал. Ты, змеище, не то что в бою — за столом мне не соперник! Знаешь, я, пожалуй, и меч об тебя марать не стану. Давай-ка на мехах силой померимся.
— На мехах? Это как?
— А так, — богатырь убрал меч, — есть у добрых молодцев забава — на мехах с вином состязаться. Кто больше выпьет, того и сила сильней. Я готов с тобой в этом спорить.
— Что ж, согласен.
Змей нырнул под мост. Ярослав расслышал шелестящие звуки (так трутся друг о друга чешуйки змеиной шкуры) и скрип отворяемой двери (видать, в погреб полез). Добромир спешился, огладил жеребца, немного ослабил подпруги.
— Чувствую, мы надолго здесь задержимся, передохни пока, — заметил беспокойный взгляд товарища, улыбнулся, хлопнул буланого по плечу, — не тревожься!
Ярослав разглядел в глазах богатыря озорные искорки, совсем как тогда, на берегу реки, когда они водой друг в друга брызгали. Вздохнул, покачал головой. Да, тут словами-то не убедишь, а уж бессловесно. Ладно, авось повезёт. Тем временем Змей снова вылез на берег, придерживая крыльями десять сорокавёдерных бочек, стоящих на его спине. Затем по очереди сгрузил их, обхватывая хвостом и ставя на землю.
— Вот десяток для начала, а там ещё принесу. Если, конечно, нужда будет, — страж усмехнулся.
— Будет, — пообещал Добромир, — начнём поединок.
— Начали, — Змей ухватил зубами затычку, с некоторым усилием вынул, после чего обхватил бочку хвостом, слегка откинулся назад, оперевшись на крылья, широко раскрыл пасть, одним движением опрокинул в глотку содержимое.
Богатырь пил медленнее, глотками. Сторож небрежно отшвырнул пустую бочку, она откатилась в сторону, оставшиеся на дне капли вина размазались по дощатой стенке. Довольно хмыкнув, Змей откупорил следующую, и в тот же миг рядом с первой бочкой упала вторая — добромирова. Витязь вытер усы.
— Доброе вино, — похвалил он, — жаль только, что мало его, и распробовать не успею.
Взялся за новую бочку.
Ярослав беспокойно переступал с ноги на ногу. Поединок на мехах с чудищем из Железного царства, кто бы мог подумать. На что интересно рассчитывает Добромир? Змей не человек, так ли уж легко перепить его? Вон как ловко бочки-то осушает. Правда противник его вроде бы пока не отстаёт. Только надолго ли это? К тревоге постепенно примешивалось любопытство. Кто победит?
Обоими поединщиками было выпито уже немало. Щёки Добромира порозовели, а во взгляде Змея появился лёгкий оттенок добродушия.
— А ты крепок, богатырь, — Ярославу показалось, что язык гада начинает заплетаться, — на ногах ещё держишься. Но всё равно скоро тебе конец.
Вновь забулькало льющееся в змеиную глотку вино.
— Поглядим ещё, кому конец, — отозвался противник.
Жеребец недовольно зафыркал: воздух был уже прямо-таки пропитан винными парами. Сам Ярослав хмельных напитков почти не пил, и не понимал, что приятного люди находят в выпивке, вид пьяных вызывал у кощеева сына отвращение и злость. До чего мерзкий запах! Чихнул, встряхнулся всем телом как после купания. Дышать невозможно! А этим двоим хоть бы что.
Десять бочек, вынесенных из погреба, опустели, сторож снова полез под мост. Гораздо медленнее, чем в прошлый раз. Обнадёживающий признак, тем более что противник его даже не пошатывается.
После десятой выпитой бочки крылья Змея начали подрагивать он никак не мог прижать их ровно к спине.
— Эй, неси ещё! — крикнул Добромир, пожалуй, громче, чем следовало, — я только-только во вкус вошёл!
— С-сей-час…
Ярослав опять фыркнул, но не раздражённо, а со смешком. Сдаёт кощеев страж, определённо сдаёт. Да и залпом бочки осушать слишком опрометчиво.
Из-под моста высунулась змеиная голова, затем верх крыльев. В этот раз сторож полз рывками, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Две бочки скатились с его спины, одну из них сразу подхватил Добромир.
— Ты чего добром-то разбрасываешься? — сердито произнёс он, — а ну как треснула бы, вино бы пролилось? Нехорошо.
Змей прошипел в ответ что-то невнятное, опустил на камни остаток ноши. Долго вглядывался в пробку, прежде чем вытащить её зубами. В три глотка справился с содержимым, потянулся за второй, потом взялся за третью. Но не успел даже приложиться к ней: по длинному телу пробежала дрожь, крылья обвисли, вино вылилось из накренившейся бочки. Стукнуло о камни деревянное днище. Змей вытянулся на брюхе, и больше не шевелился, только бока поднимались и опускались. Добромир с лёгким удивлением покосился на противника, подошёл, встряхнул за крыло.
