«АППЧХИ… ЧХХИ…»
Торговец указывает на третий мешок:
— А здесь у меня…
— Ладно… ччххи… проезжай… аапчхи…
Хайлин, уставясь в землю, ведет мулов под уздцы мимо двух других караульных, один из которых — юнец не намного старше Креслина — прикрывает рот ладонью.
Однако Деррилд решается заговорить, лишь когда они уже приближаются к открытым и неохраняемым воротам во внутренней стене:
— Вот ведь болван, охота ему соваться не в свое дело. Сколько хорошего порошка пришлось извести попусту! И как таких дураков на ворота ставят?
— Его подчиненные — и те чуть со смеху не полопались! — вторит купцу Хайлин.
— А почему он не остановил нас силой и не устроил настоящий досмотр? — интересуется Креслин.
— Потому, что вздумай он нас задерживать, мы нажалуемся в гильдию и пригрозим, что впредь будем возить товар в Кифриен.
— А ему-то что? Если я правильно помню, Кифриен тоже в Галлосе.
— Верно, но плата городской страже начисляется с пошлин, собранных в городе. Кому охота терять заработок, да еще и объясняться перед префектом, с чего это он отваживает купцов от Фенарда.
— Кроме того, — добавляет Хайлин с лающим смешком, — многие купцы давно ищут повод, чтобы перенести основную торговлю в Кифриен. Во-первых, там теплее, а во-вторых, дальше от властей: ведь резиденция префекта здесь.
— А кто мешает ему перенести резиденцию?
— Думаешь, это так просто? — хмыкает наемник. — Как бы не так. Есть предсказание, будто бы Фенард будет стоять до тех пор, пока префект держит здесь свой двор.
Креслин поднимает брови.
— Конечно, это глупое суеверие, — замечает со скрипучих козел повозки Деррилд. — Однако правителям приходится считаться и не с такой дурью. Представь себе, переберется Васлек в Кифриен, а что потом? Горожане и солдаты решат, что падение города не за горами, и наверняка найдется проходимец, который этим воспользуется. Кто-нибудь непременно попробует расколоть северный Галлос и утвердиться в здешней цитадели. Вот тебе и война, а то и не одна.
— И все из-за верований? — качает головой Креслин.
— Не смейся над верованиями, парнишка, — громыхает торговец. — Взять хотя бы тех бесовок, стражей Западного Оплота. Эти проклятущие бабы слывут самыми свирепыми бойцами по обе стороны Закатных Отрогов, а почему? Отчасти потому, что свято верят в свое проклятущее Предание, в сказку о том, будто ангелы пали с небес из-за мужчин.
Креслин предпочитает промолчать. С его точки зрения, боевое умение стражей едва ли можно объяснить одной лишь приверженностью Преданию. Так считают люди, понятия не имеющие, сколь суровую подготовку проходят воительницы с Крыши Мира.
Долина между рекой и стеной распахана и засеяна, однако ни изгородей, ни крестьянских хижин нигде не видно. Креслин поворачивается в седле, оглядывается на реку и улыбается, поняв, что это один из элементов системы обороны. На реке наверняка есть дамбы, а в степах скрытые шлюзы, что позволяет в случае надобности быстро затопить эти поля, превратив их в непроходимые болота.
Копыта коней и мулов стучат по каменному мощению дороги, ведущей к следующим воротам. Проделанные в сложенной из гранита стене, подвешенные на мощных стальных петлях, они выглядят внушительнее предыдущих, но охраняются лишь парой часовых, причем не в проеме, а наверху, на стене.
— Двигаем к «Золоченому Овну», — говорит купец, — завтра день долгий, но ты, паренек с запада, сможешь малость подучиться. А, приятель?
— Подучиться? — растерянно переспрашивает Креслин, уже давно понявший, что полученное им в Оплоте образование далеко не достаточно.
— Он о тех пауках, какие могут преподать женщины, — смеется наемник. — Здешние красотки порой бывают весьма дружелюбны.
— Ага, — ворчит торговец, не глядя ни на одного из своих охранников, — а в благодарность за свое дружелюбие запросто могут выманить у тебя все, что имеешь, и кое-какую мелочь в придачу… Сворачивай туда, по второй улице. «Овен» будет слева, возле лавки столяра, не доезжая Большой площади.
Решительно не понимая, как он должен искать дорогу, ориентируясь по месту, до которого даже и не доедет, Креслин тянется к обдувающим его ветрам в попытке определить местонахождение помянутой Большой площади.
Площадь — действительно большая и наполненная народом — обнаруживается, но обнаруживается и кое-что другое. Невидимый обычным взором, но висящий над городом, как облако, красновато-белый дымок. Даже от мимолетного соприкосновения с ним у Креслина выворачивает желудок, так что ему, едва найдя площадь, приходится отпустить ветра.
Прежде чем рефлексы и навыки позволили ему совладать с головокружением, он заметно покачнулся в седле.
— Эй, ты в порядке?
— Все нормально, — тыльной стороной ладони юноша вытирает выступивший на лбу пот. Он действительно приходит в норму, однако, даже расседлывая копей и мулов возле конюшни «Золоченого Овна», не может не думать о странной пелене, окутавшей город.
Деррилд выходит из гостиницы с угрюмой физиономией.
— Давайте разгружайте мулов, — распоряжается он. — Кладовки для товаров вон там.
Креслин и Хайлин молча обмениваются взглядами.
— Завтра поутру, перед отъездом, вам придется вычистить стойла, — объявляет купец, в то время как оба охранника таскают мешки в чулан с крепкой, из обитого железом красного дуба, дверью.
— Мы в конюхи не нанимались, — бросает Хайлин, остановившись с мешком в руках.
— Знаю. За это получите дневную плату.
— Так и быть, но только на этот раз, — говорит худощавый наемник, передавая мешок Креслицу, который ставит его в дальний угол.
— Договорились, — вздыхает торговец, укладывая какие-то снятые с повозки небольшие пакеты и коробки. — Кладовка вроде надежная, — косится он на дубовую дверь, — но знаете что… Мешок с порошком глазури ставьте последним.
— Так, чтобы он упал, если дверь откроет кто-нибудь посторонний? — уточняет Хайлин.
Деррилд хмуро кивает:
— Как ни жаль хорошего порошка, по что тут поделаешь. Воров везде полно, даже в Фенарде. А по правде, так тут ворюга на ворюге.
— А что, разве нельзя хранить, самый ценный товар в своей комнате?
— То-то и оно, что нельзя. Какой-то новый указ префекта. По пути, в «Медном Козероге», я пробовал договориться, но они сказали, что за соблюдением указа строго следят. В прошлом году две гостиницы загорелись. Из-за каких-то идиотов, возивших лай-корень.
— Лай… что? — вопросительно поднимает глаза Креслин, в то время как Хайлин взваливает на него очередной мешок.
— Корень из южных болот. Сухой он горит почти как демоново пламя, и всякий, у кого есть хоть чуточка ума, возит его завернутым в мокрую парусину.
