— Я не существую.
— Возвращайся назад! К моменту рождения!
Тува изо всех сил старалась разобраться в своих ощущениях и переживаниях. Она по-прежнему ничего не видела.
Так оно на самом деле и было, она ничего не придумывала.
И тут вдруг забрезжил свет. Появились образы.
— Я вижу это со стороны.
— Ну?
— Я вижу уродца… Это я. Мое тело мертво. Его видит моя душа.
— Видит… мертворожденного ребенка? — очень осторожно спросил доктор.
— Да. Все происходит на морском берегу. Моя мать умирает. Там есть и другие люди, они пытаются ей помочь. Но уже поздно. Она покончила с собой. Зарезалась… ножом? О, нет! — задыхающимся от испуга голосом проговорила Тува. — Я знаю, кто это. Знаю, кто моя мать. Это Петра. На берегу Тронхеймс-фьорда!
Доктор был взволнован.
— Ты сейчас медленно просыпаешься. Медленно! Сделай два глубоких вдоха. Твое тело вернулось в настоящее, ты снова Тува Бринк. Потянись всем телом, оно снова принадлежит тебе. А теперь — открой глаза!
Тува повиновалась.
— Уфф! — выдохнула она с облегчением.
— Кто такая Петра? — спросил доктор.
— Родственница. Он наморщил лоб.
— Родственница? Но это никуда не годится. Когда она умерла?
Тува потянулась еще раз. Ее одолевала дремота, она чувствовала полный упадок сил. Комната показалась ей незнакомой. Как будто она вернулась из далекого-далекого, длинного путешествия.
— Петра? В 1899 году, кажется. Между прочим, это моя прабабушка.
Доктор Сёренсен был в полном недоумении.
— Понимаешь, это в высшей степени необычно, когда реинкарнация происходит внутри одного и того же рода. И что еще удивительнее, по прямой нисходящей линии.
— Да, но я же была не Петрой, а мертворожденным ребенком. Я, Тува, веду свое происхождение от сестры этого ребенка, Мали, которая доводится мне по отцу бабушкой. Так что ни о каком возрождении по прямой линии тут и речи нет.
— Да, да, но обыкновенно перевоплощаются в совершенно незнакомых людей. К примеру, на днях я принимал пациентку, которая в одной из предыдущих жизней была молодой девицей при дворе Эрика Четырнадцатого. Она умерла, когда ей было всего лишь двадцать пять лет, от оспы. А еще она была ведьмой во времена тевтонских завоеваний, это начало нашего летосчисления. Странное дело, она приняла смерть не на костре, но от меча или же копья. Как правило, человек рождается заново совершенно в другом обличье, примерно через семьдесят лет. Ну что, попробуем еще раз? Возьмем какой-нибудь другой период. Давай вернемся в начало XIX века!
Тува с готовностью согласилась. На сей раз процедура прошла гораздо быстрее; скоро она снова очутилась в близком к трансу состоянии полного расслабления. Она даже испугалась было, что заснет.
Но она не заснула. А наоборот, беспокойно заерзала.
— Где ты и что с тобой? — тихо спросил ее доктор.
— Я в тесном и темном маленьком домике. Бедном, по-моему. Но здесь царит умиротворенность. Атмосфера добра. Любви.
— Это замечательно, может быть, тебе сейчас это и нужно. Но тогда что же тебя тревожит?
— Я… я… знаю, что происходит.
— Что же?
— То, что и прошлый раз. Я это вижу, я не хочу больше в этом участвовать!
Последние слова она почти выкрикнула.
— Ну-ну, успокойся, — сказал доктор, прикрывая ей ладонями глаза, чтобы она не проснулась. — А теперь рассказывай!
Тува покорно вздохнула и заговорила усталым безучастным голосом:
— Я только что родилась. Моя мать… умирает. Я на руках у какой-то женщины. Она… говорит по-шведски. Называет меня обменышем.
И тут Тува снова вскрикнула.
— Нет! Она же меня душит, нет, нет, я хочу жить, я…
— Ну-ну, спокойней, спокойней!
Тува расслабилась. Черты ее лица стали мягче.
— Ты сейчас обрела покой, — с пониманием произнес доктор.
— Да. Вокруг меня свет. Я в другом мире.
— Как в этот раз звали твою мать? Тува призадумалась.
— Кайса. Кайса из Варгабю. Это тоже наша прародительница. Ее мужа звали Хавгрим. Или Кристер Грип из рода Людей Льда.
— Нет, это никуда не годится, — нетерпеливо произнес доктор. — Ты не можешь все время оставаться в пределах своего рода! Ты меня не обманываешь?
— Нет, — тихо ответила Тува. — Иначе бы я сказала. Как в самом начале, когда я поняла, что все выдумала. А сейчас я ничего не выдумываю. Все это страшно утомительно. Я так устала…
Сёренсен вздохнул.
— Ты в состоянии вернуться еще дальше?
— Да-да.
— Давай! XVII век. Ты что-нибудь сейчас чувствуешь? Скажем, 1690 год.
Тува подождала.
— Нет, — начала она медленно и неуверенно. — Вокруг меня все та же светлая атмосфера, или как это называется — то, что разделяет смерть и новую жизнь.
— Отлично! Что ты видишь?
— Вижу… янтарный свет. Ощущаю покой. Здесь прекрасно.
— Мы идем дальше назад. 1650 год. Что-нибудь изменилось?
Она задохнулась.
— Да! О, нет! Только не это! Я не хочу больше, сколько же можно!
— Ты хочешь сказать, что ты снова мертворожденный ребенок? — Доктор не верил своим ушам.
— Да, черт возьми! То есть я только что родилась. Но я… я не дышу! Они не дают мне жить, они ничего не делают, чтобы помочь мне, помоги, я же умираю!
— Ну, ну, успокойся, все идет хорошо. Не надо сопротивляться!
Тува билась, как если бы ей зажали рот пластиковым пакетом, она полузадушенно вскрикивала… Наконец она отдышалась.
— Ты сейчас в «другом мире»?
— Да. После смерти. До жизни.
— Хочешь, чтобы мы сделали перерыв?
— Да, пожалуйста.
Когда Тува вернулась в настоящее и несколько оправилась после последнего потрясения, доктор сказал:
— По-видимому, мне нет нужды спрашивать, побывала ли ты снова в своем роду.
— Да, — угрюмо ответила Тува.
— Тебе известно, кто были эти люди?
— Конечно. Мою мать звали Габриэлла, отца — Калеб. А моя прабабка по матери Лив и ее брат Аре решили, что меня нельзя оставлять в живых.
Доктор медленно заломил руки и стал их разглядывать.
— Откуда тебе столько известно о своих предках? — сказал он. — Это же произошло в XVII веке!
— Мы наизусть знаем всю нашу родословную, и у нас очень развито чувство родства. Ну а то, что мне были известны их имена, — в этом, наверное, нет ничего странного. Разве во время подобных сеансов такого не бывает?
— Конечно, бывает! Странно только, что ты знала, что они твои предки.
Тува ощущала смертельную усталость. Она была даже не в состоянии подняться с дивана, кроме того, под одеялом ей было так уютно. Доктор встал.
— Ничего не понимаю, — сказал он растерянно. — Такого на моей памяти еще не было. Хотя я вижу, ты не симулируешь.
— Еще чего не хватало, — вспылила Тува. — Однако с меня довольно! Ведь это появляются, один за другим, проклятые мертворожденные из моего рода. Такие же страшилища, как и я. Иногда я думаю, лучше бы мне вовсе не родиться на свет.
