— Так же, как зеркало, — добавила Акнир. — Как любая отражающая поверхность.
— Как зеркало? — Катя подошла к зеркалу в полный рост, приколола брошку на грудь, проверяя свою засомневавшуюся память.
Теперь не было никаких сомнений: в течение дня осколок бриллианта в брошке увеличился втрое. Но озвучить эту несомненную новость Катерина не успела.
— Я поняла! — громко взвизгнула Чуб. — Вода — мир мертвых! Ирина плавает не в воде, а в мире мертвых. Вот что нарисовал Котарбинский… Она мертва.
— Великая новость… — поджала губы Катя, обидевшись за не прозвучавшую новость свою.
— А в ее загробном мире стоит церковь… Значит, ее душа чиста. Потому из туманного озера ее и забирает на небо ангел!
— Душа некроманта-убийцы — чиста? — напомнила несоответствие Катя. — А как же «Дух Бездны»?
Чуб приняла любимую позу — руки в бока:
— А если она — вообще не убийца? Не некромант! А «Дух Бездны»…
* * *
— … «Дух Бездны» — не ее портрет, — сказал Вильгельм Котарбинский.
— А чей? — опешила Маша.
— Мужчины, который приходил вслед за ней. Я сразу увидел: его душа летит в бездну… Его тащит дева с лицом Горгоны. Она — его ад. Его страх. Его боль. Но это его боль. Его чувства… Это он видит ее так.
— Он считал свою дочь неким исчадием ада? А она не была такой? Она — не убивала его?
— Это он — убийца своей дочери. Ее губитель…
— Отец Ирины убил свою дочь? — не смогла уразуметь Ковалева. — А кто же тогда убил его? Ее жених? Он защищал свою невесту?.. Погодите, но слуги видели, как Ирина, живая, выбежала из дома уже после смерти отца!
— Не знаю, — сказал художник, — я лишь рисую то, что вижу. Ее душа пришла ко мне чистой. Но теперь ей не найти покоя. Она попала в беду.
— Попала… — повторила Маша за ним. — Или попалась?
* * *
— И кто же тогда некромант? Где он? — задала вопрос Катерина.
— Па… — громко выкрикнул слог детский голос.
Катя, Даша и Акнир повернули головы и одновременно бросились к коляске. Мальчик сидел, глядя на них круглыми глазами.
— Что ты сказал? — с сомненьем склонилась к нему Катерина, не слишком веря, что ребенок понимает ее.
— Па… — повторил он пружинисто. — Па…
— Па-па? — перевела Акнир.
— Па…па!.. — голос мальчика сорвался на крик.
— Он переживает за папу? Но кого он имеет в виду? — спросила Катя.
— Уж точно не Врубеля, — фыркнула Чуб. — Где вообще сейчас Мир? Да успокойся же, масик…
В ответ мальчик только заплакал еще отчаянней:
— Па-а-а-а-а-а-а-а-а…
— Он у художницы. Она рисует его портрет, — сказала Катя.
— Портрет? — схватилась за щеки Акнир. — Портрет — то же зеркало. Отражение. Если портрет хорош, проведя ритуал, ведьма может украсть с его помощью душу.
— Па-а-а-а-а-а-а… — заревел мальчик.
— На метлы! — завопили одновременно Чуб и Акнир.
* * *
Непроглядный туман скрыл от них Город и скрыл их от Города — никто не мог увидеть трех ведьм, летящих сквозь белую мглу. Мгла не была безмолвной; она шептала, туман хватал их за плечи влажными рыхлыми ладонями, чьи-то души желали удержать их, пытались что-то сказать, усыпая полет над Киевом обрывками фраз:
— Мое почтение…
— Дайте… прошу…
— Нет… не могу забыть…
— Я умоляю…
Лишь ведьмацкие метлы знали, куда они летели. Дашина верная подруга с двумя седлами на древке взяла в попутчицы Катю, уже секунду спустя потерявшую в небе над градом темные очки и свою левую туфлю. Акнир летела впереди.
— Стекло! — внезапно заорала дочь Киевицы.
Дображанская успела посмотреть вниз, увидеть стремительно проступающую из тумана стеклянную крышу над чердаком-мастерской Виктории Сюрской; стоило Катиному взгляду прикоснуться к ней — крыша со звоном рухнула вниз. Троица приземлилась на ощерившийся осколками пол.
— Чего она развалилась? — не въехала Чуб. И тут же забыла свой вопрос: — Мать моя женщина!.. Вот он! — Землепотрясная бросилась к стоящему на мольберте портрету Мирослава. — А здорово она его…
Набросок и в самом деле был необычайно хорош — вся сущность Мира: и глубина его глаз, и горделивая линия носа, и неумолимость рта, и лежащая на самом дне естества, вернувшая его из небытия огромность любви, сотворившая его, победившая саму смерть, — отразилась в этой работе… Отразилась!
«Портрет — то же зеркало. Если портрет хорош…»
Катя поняла, почему Вадим Вадимович назвал Викторию гением. И еще поняла…
— Поздно, — сказала Акнир. — Его больше нет, — ведьма указала на пристроившийся на белой стене плоский телевизор. Он был включен. — Она ждала нас… — Акнир взяла пульт, усилила звук.
На экране рядом с телеведущей сидела Виктория Сюрская.
— Черный бриллиант… — говорила художница, показывая висевший у нее на груди ирреальный камень. — Мое последнее приобретение…
— Такой огромный? — искренне поразилась ведущая.
— Ему нет цены! «Орлов», «Алмаз Шейха», «Тиффани» — меркнут в сравнении с ним. Когда я увидела его, поняла сразу, что это — моя любовь… Моя настоящая любовь. Я искала его всю свою жизнь… Как же долго я тебя искала, любимый! Мой самый, самый, самый красивый…
— Это Мир? — похолодела Катерина.
— Этот бриллиант — душа Мира? — ойкнула Чуб. — Мир у нее на шее?
— Вы верите, что камни имеют душу? — Взгляд Виктории был влажным и жарким от неподдельной страсти. Она смотрела с экрана прямо на них — она словно видела их.
— Возможно, — сказала ведущая.
— И я уверяю вас: нет на свете души прекрасней, чем та, что заключена в этот камень! Черные бриллианты почти никогда не бывают прозрачны, не бывают чисты. Но этот…
— Вот о чьей гибели предупреждал нас красный пар, — сказала Акнир.
— Значит, Маша все же думала прежде всего о Мире, — отметила Чуб.
— Но почему о нем не подумали мы?! — взвилась ведьма. — Ведь Мир — и есть душа. Возможно, единственная в мире душа, победившая смерть силой любви… Победившая тьму своей собственной души…
— Ой, как Машка разозлится… — протянула Землепотрясная.
— Машка? — свирепо сказала Катя. — Как разозлилась я!!! Виктория не поняла, с кем связалась.
От неожиданности Чуб закричала — массивный угловой диван рухнул на пол, перерезанный пополам Катиным взглядом. Зеленая драпировка слетела со стены, обращаясь на лету в лоскуты. На полках и антресолях одна за другой лопнули баночки с краской. Катя испытала немыслимое облегчение от того, что может наконец выпустить силу — выпустить в свет свой секрет. И дать силу гневу…
