Издали по всей округе раскатился рёв Ящера. Это был даже не рёв, а какой-то мучительный стон, от которого выгибалась земля и тряслись ледяные колонны. "Не ходи, не ходи, - нашёптывал кто-то на ухо паму. - Погибнешь".
- Ну уж нет, - упрямо отвечал шаман. - Я получу то, за чем пришёл.
- Идолопоклонник, - шипели голоса. - Дьявольский прихвостень.
- Я служу своим богам, и других мне не надобно.
- Ты будешь гореть в геенне огненной.
- Заговор охранит меня.
- Суеверием подменяешь ты веру. Нет тебе прощения.
Кулькатли стало жутко от этих голосов. Что за странные слова звучали в них? "Кто-то хочет наслать на меня порчу", - решил он и вновь принялся твердить заклинания против демонов.
А в русском стане неистовствовал отец Иванко.
- Отрекись от скверны! - голосил он, нависнув над несчастным Моиславом. - Отступись от лукавого.
Попович извивался и хрипел, не в силах выдавить из себя ни слова. Глаза его бешено вращались, лоб покрылся испариной. А священник не унимался.
- Истинно вижу - свили в тебе гнездо злые силы. Думали провести слугу Божьего, да обманулись. Обнаружил себя сатана, не смог долго высидеть.
- Уйди, уйди, - задыхаясь, проговорил Моислав. - Не могу больше...
- Слышу глас князя тьмы! Уже он показал лик свой...
Воевода не выдержал, поднялся с места.
- Довольно, батюшка, - сердито сказал он. - Перестань терзать человека.
- Некрепок ты оказался, Ядрей, - укорил его священник. - Мягкотел. А здесь потребна беспощадность. Ежели не я, то кто вызволит несчастного из оков ложноверия?
- Хворый он. Не видишь разве? От болезни не оклемался ещё... Оставь его.
- Ты кому соболезнуешь?! Ты дьяволу соболезнуешь?! Он ведь, дьявол-то, ещё не на такие уловки горазд. Не искушай меня, воевода, иначе, вот те крест, и за тебя примусь.
Ядрей опешил и сел. А отец Иванко снова набросился на поповича.
- Изыди, сатана! Изыди, лукавый! Прочь все бесы и демоны!
У Моислава пошла изо рта пена. Он забился в конвульсиях, лицо его начало синеть. Купец Сбыслав, сидевший ближе ко входу, сорвался с места, отпихнул ретивого попа.
- Помрёт он у тебя, батюшка! Не видишь разве, задыхается человек! - Опустившисьна корточки, он приподнял Моиславу голову, обернулся к остальным. - Спасать его надо. А то отдаст богу душу.
- Ничего с ним не станется, - беззаботно ответил священник. - У меня и не такое бывало.
Житый человек с ненавистью глянул на него, потом опять посмотрел на поповича. Тот понемногу приходил в себя, перестал биться в судороге, но дышал часто-часто, словно торопился вдохнуть весь воздух в чуме.
Сбыслав крикнул надорванным голосом:
- Воды принесите! Быстро!
Ядрей опять поднялся, подступил к висевшему на оглобле бурдюку, снял его и, достав пробку, начал лить на лицо Моислава. Тот растерянно заморгал, сглатывая и отфыркиваясь, замычал, прикрывая лицо ладонями.
- Довольно, - сказал Сбыслав. - А то захлебнётся ещё... - Повернувшись к священнику, сказал: - Лют ты, отче. До греха ведь дойдёшь.
- Ты меня не учи. Лучше о своей душе подумай. А я пред Богом сумею оправдаться. - Священник приблизился к лежащему, прищурился. - Ну что, отмок? Продолжим, что ль?
- Да ты сам сатана! - возмутился Сбыслав. - Неужто и впрямь хочешь погубить человека?
- Он уж сам себя погубил, с адовым воинством спевшись. Лучше бы ему мёртвым быть, чем в челядинах у лукавого. - Священник присел на корточки, отстранил Сбышека. - Ну-ка, дай гляну. - Подняв большим пальцем левое веко поповича, приложил ладонь к его лбу. Потом проворчал: - Небось не окочурится...
- Оставь ты его, батюшка. Не бери грех на душу, - попробовал охолодить ретивого попа Яков Прокшинич, положив кулаки на скрещенные колени.
- А ты-то ему брат, что ли? - рявкнул вдруг с другой стороны чума Савелий Содкович. - Ишь ты, гнездовище поганое тут свил, ходатаями обзавёлся... Вижу, не одно корневище выдёргивать надо, а весь огород пропалывать.
Ум за разум зашёл у Савки. Не знал он более, кто друг, а кто враг, везде крамолу мыслил, везде находил тайное недоброжелательство. Оттого и готов был лаять на всякого, не соразмеряясь со знатностью рода. На Якова же особенный зуб имел, поелику затаил обиду после размолвки с ушкуйниками. И теперь вот, радуясь втайне беде Моислава, другого своего неприятеля, стеной встал за правду отца Иванко.
Лишь немного изменился в лице Яков Прокшинич, услыхав такую дерзость. Перекатил желваками и бросил будто между прочим:
- Грозить нам вздумал? Смуту сеешь? Не пора ль и за тебя взяться? Чтоб не болтал чего не попадя...
Окаменел Савка при таких речах. Ведал прекрасно, что Яков зазря сотрясать воздух не будет. Раз сказал - значит, сделает. Но ярость, отхлынув было, вновь вскипела, затопив рассудок.
- Сговорились? - выкрикнул он. - Извести меня вздумали?
Боярин ничего не ответил ему, только смотрел неотрывно и будто размышлял о чём-то. Савка не выдержал этого взора, сорвался с места и выскочил из чума. А Моислав, лёжа на шкуре, вдруг засмеялся сквозь кашель и, давясь слюной, проговорил:
- Вила - добрая дева. Красивая - глаз не отвесть, и нраву покладистого. Счастлив тот, кого она полюбит.
Все тут же забыли о Савке и удивлённо уставились на поповича.
Кулькатли вышел к берегу реки и увидел Ящера. Зверюга чинно плыла по непроглядно чёрной воде, даже не поднимая волн, словно резала масло. На выпуклой хребтине, крепко ухватившись за длинные усищи чудовища, сидел русский демон. Шаман, хоть никогда его не видел, узнал демона сразу. Внешне - обычный человек: смиренное лицо, изящная бородка, длинные волосы. Но чувствовалось, что внутри у него сила затаилась невероятная - иначе как бы сумел он укротить грозное создание? Крестос тоже заметил пама. Слегка натянув левый ус чудовища, направил Ящера прямиком к Кулькатли.
- Ты - храбрый человек, и я ценю это, - произнёс Крестос безо всяких вступлений. - Но увы, ты пребываешь в заблуждениях и не хочешь от них отказаться. Меня это весьма печалит.
- Зачем ты поработил глотателя солнца? - задиристо вопросил пам. - Ради власти над миром? Или ради тщеславия?
- Тебе этого не понять, - кротко ответил демон. - Мы мыслим по-разному.
- Ты - тщеславен и горд, но мне нет дела до этого. Освободи Ящера, и я пройду к русскому шаману. Больше мне ничего от тебя не надобно.
- Что тебе до русского шамана? Неужто ты думаешь, что если отнимешь у него душу-лебедя, то этим поможешь её обладателю?
- Я не хочу с тобой спорить. Ты - враг мне, и я изгоню тебя.
Крестос сокрушённо посмотрел на него.
- Тебе не победить меня. Каждая твоя победа будет равна поражению.
Кулькатли засмеялся.
- Ты не запутаешь меня своими речами. Я плюю на них, - шаман набрал слюны и харкнул в сторону демона.
И тут же в клубящемся кровавом небе закружились сотни странных существ со множеством крыльев. Поднялся ветер, засверкали молнии, существа пчелиным роем зависли над Ящером и приготовились напасть на шамана. На округлых телах их захлопали ресницами огромные глазища. Но и Кулькатли был не лыком шит. Быстро пробормотав заклинание, он поднял руки и громогласно призвал к себе посланцев Сорни-Най. Те немедленно явились во всей своей мощи: сотни и тысячи крылатых собак и львов, огромных лосей и медведей, а впереди, с луком и стрелами - великий охотник Пера. Силы добра и зла несколько мгновений созерцали друг друга, затем Крестос промолвил:
- Я не буду тягаться с тобою, шаман. Ты и так обречён, как и весь твой мир. Иди, спасай белого лебедя. Я даю тебе дорогу.
Демон подал знак рукой, и его приспешники мгновенно разлетелись, пропав в небесах. А сам он потянул Ящера за ус и поплыл прочь, даже не оглянувшись на воинство югорского пама.
- Трус! - крикнул ему вослед разъярённый Кулькатли. - Ты - не демон, а просто злобный пакостливый дух.
Он перевёл взор на недвижимые чёрные воды и задумался. Как ему перебраться на тот берег? Крестос удрал, не дав возможности оседлать Ящера, и теперь шаман был в затруднении. Он обернулся к духам, посланным Сорни-Най, спросил:
- Сумеете ли вы перенести меня на тот берег?
Те в страхе отпрянули от него, охотник Пера ответил:
- На ту сторону нам ход закрыт. Мы - жители горнего мира.
- Вот незадача, - огорчился пам. - Как же мне быть?
И тут, словно отвечая на его вопрос, из воды показалась голова старика. Вместо кожи у него была чешуя, а вместо волос - зелёные водоросли.
