И тут, словно отвечая на его вопрос, из воды показалась голова старика. Вместо кожи у него была чешуя, а вместо волос - зелёные водоросли.
- Я помогу тебе, шаман, - пророкотал он.
- Кто ты? - испуганно промолвил Кулькатли.
Старик усмехнулся.
- Когда-то я был повелителем солёных вод. Куль-отыр принимал меня как почётного гостя. Но потом явился Крестос, и люди перестали поклоняться мне. Даже Ящер, на котором я в прежние времена обходил свои владения, покинул меня.
- Ты - вакуль[50]? - со страхом спросил шаман.
- Так меня называют здесь, - согласился старик.
- Если ты перенесёшь меня на тот берег, я окроплю в твою честь рыбьей кровью все святилища Югры.
- Что ж, это утешит меня в печали. Однако не будем долго говорить. Душа, которую держит в руках русский шаман, теряет силы и вскоре покорится ему.
Вакуль поднял над водой железный трезубец и протянул его к шаману.
- Стань снова вороном, югорский пам, и я перенесу тебя через реку мёртвых.
Кулькатли обратился в чёрную птицу и вспорхнул на срединный зубец. Держа своё оружие над водой, морской повелитель устремился к теряющемуся в чадных клубах далёкому берегу. Перебравшсь через реку, Кулькатли слетел с трезубца и, обернувшись человеком, сказал вакулю:
- Помощь твоя не останется без награды. Скоро все святилища Югры закурятся дымами в твою честь.
- Действуй, пам. И да сопутствует тебе удача.
Кулькатли зашагал по каменистой земле, вглядываясь в тучи клубящегося дыма вокруг. Можно было подумать, что неподалёку бродит огненное чудовище Гондырь - до того густой стоял дым. Шаману было жарко, одежда прилипала к телу, пот стекал по шее и лбу. Он не знал, где будет искать русского жреца, но верил в пророческий дар богини, которая, конечно, не стала бы гонять зазря югорского гостя. И действительно, дымные тучи скоро рассеялись, и Кулькатли узрел перед собой бородатого человека в малице и шерстяных портах, с лебедем в руках. Человек выкручивал птице шею, бил по телу, а лебедь заполошно махал крыльями и норовил цапнуть истязателя клювом.
- Отпусти птицу, - повелительно произнёс Кулькатли. - Она больше не твоя.
- А ты кто таков? - удивился бородач.
- Я - посланец Зарини, пришедший сюда, чтобы отобрать у тебя эту душу.
- Поздно ты явился, посланец. Душа эта уже подчинилась мне, и ты бессилен против этого.
Кулькатли презрительно рассмеялся.
- Твой ничтожный бог тоже говорил мне это. Но стоило явиться войску Сорни-Най, как он испугался и бежал, не принимая битвы. Даже околдованный им Ящер не помог ему.
- Ты лжёшь! - выкрикнул жрец. - Мой бог куда сильнее всех твоих демонов.
- Тогда объясни мне, как я попал на этот берег, - усмехнулся Кулькатли. - Ведь твой бог неустанно следит, чтобы никто не смог переправиться через реку. Как же мне это удалось?
Русский шаман растерялся.
- Я не знаю... Может, это какое-то испытание?
- Ты проиграл, славянин. Смирись с этим. - Пам протянул руки и поманил к себе птицу. - Лети ко мне, белый лебедь. Этот человек больше не властен над тобой.
Птица вывернулась из лап жреца и, подлетев к шаману, опустилась возле его ног.
- Не уйдёшь, зараза! - выкрикнул новгородец, бросаясь следом. Но пам выставил ладонь в предостерегающем жесте.
- Стой, русич. Не приближайся. Порчу наведу - всю жизнь маяться будешь.
Жрец остановился.
- Не верю я твоё колдовство, - неуверенно промолвил он. - Моя сила завсегда больше твоей будет.
- Раз не веришь, чего ж тогда стоишь? Давай, сделай ещё шаг - и увидишь, что произойдёт.
Жрец колебался. С одной стороны, он не хотел признавать своё поражение, с другой же - был смущён лёгкостью, с которой соперник вырвал у него птицу. По рукам его пробегала дрожь, ладони готовы были сжаться в кулаки. Он хмуро глядел то на лебедя, то на шамана, и не знал, как поступить. Кулькатли разрешил его сомнения.
- Прощай, новгородец, - сказал он. - Я возвращаюсь к своей богине, а ты иди домой. Тебе нечего делать в нашей земле.
Кулькатли развернулся и направился к реке. Лебедь заковылял вслед за ним.
- Отрекаешься ли от наваждения дьявольского? - рычал отец Иванко, тряся измученного Моислава за плечи. - Плюёшь ли на кумиров, богами рекомыми? Отвечай!
Попович смотрел в потолок широко открытыми глазами младенца и улыбался неведомо чему.
- Лети-лети, лебедь. В далёкие края за синие моря, - бормотал он, не слыша батюшку.
- Что за околесицу несёшь? - рявкнул священник. - Говори, что отрекаешься.
- Отец, дурачина, только своё видит. Жизни не чувствует... Матушка, защити. Озари светом лучезарным, накрой благодетельной сенью... - Моислав задышал чаще, глаза его заморгали, на них выступили слёзы. - Вижу горний мир, и ангелов с серафимами и херувимами. Вижу престол Господний, и Всевышнего в сиянии и блеске. Господи Боже, спаси и сохрани! Да пребуду вечно в чертогах твоих. Да извергнется из меня вся скверна и всё паскудство, что сотворил я в жизни. Не по злоумышлению творил их, но по слабости человеческой. Призри меня, матушка Богородица, и избавь от муки. Прими от меня оклад золотой для образа Твоего. Прими мирро и ладан. Прими серебро и кедровое дерево. Слава, слава богине-владычице! Осанна тебе, святая заступница! Хвалу поём на земле и в небесах...
- Ишь, проняло как, - одобрительно проворчал молчавший до того Завид Негочевич. - Не зря, значит, старались.
Он тоже был на стороне отца Иванко, хотя и без Савкиного исступления. Страшился боярин возмездия за порушенных истуканов, а потому искал заступничества Христова. Авось Исус-то оборонит от югорских навий!
- Отступают бесы, - ухмыльнулся поп. - Много их было, проклятых. Уж и не чаял вытравить. Думал, калёным железом придётся.
А Моислав вдруг заголосил как сумасшедший:
- Се святая Варвара грядёт в торжестве и во славе. Уже, уже карает она лукавых. Бойтесь гнева её! Никто не избегнет! Аллилуйя тебе, святая великомученица!..
- Что это он Варвару-то вспомнил? - спросил Ядрей. - Смерти, что ль, боится? Может, соборовать его, батюшка?
Священник молчал. Он вслушивался в завывания Моислава и бледнел прямо на глазах.
- Довели до помешательства, - буркнул Яков Прокшинич.
- Это благодать на него нисходит, - неуверенно предположил отец Иванко.
Вятшие принялись совещаться, спорить, потом воевода промолвил:
- Ладно, батюшка, с изгнанием бесов заканчиваем. Оставляю его на тебя. Выходишь - хорошо. Не выходишь - знать, судьба такая. Но ежели выздоровеет, он мне с ясным умом нужон. Отец-то его небось не обрадуется, ежели сына в таком виде вернём.
- Отец его сам давно с ним не в ладах, - заметил боярин Завид.
Остальные промолчали. Ядрей вышел из чума и с чувством высморкался в снег.
Обратно через реку шамана перевёз Ящер. Кулькатли поначалу удивился такому обороту, но затем решил, что трусливый божок, очевидно, просто боится его, великого пама Югры, и спешит выслужиться, чтобы пам не наслал на него проклятие. Самодовольно ухмыляясь, он взобрался на спину зверя и, взявшись за длиннющие усы чудовища, спросил:
- Замучил тебя небось этот Крестос?
Ящер ничего не ответил ему - он не умел говорить. Да и шаман не надеялся на ответ - ему хотелось насладиться своей победой, воплотить её в звук, ощутить сладостный привкус торжества над залётным демоном.
Посланники Сорни-Най встретили его на другом берегу. Они приняли к себе лебедя и разлетелись кто куда. Даже охотник Пера, лишённый крыльев, умчался быстрее ветра. Шаману же пришлось проделать весь путь с превращениями в обратом порядке. Никто не препятствовал ему покинуть нижний мир, земля мёртвых словно и впрямь омертвела, покинутая всеми жителями, и только ящерицы с насекомыми по-прежнему лазили по скалам, шурша своими тельцами.
Завершив, наконец, свои перевоплощения, пам в образе сокола добрался до жилища блистательной Зарини. В дом его не пустили - богиня как раз рожала долгожданное дитя. Маленький человечек в шапке-ушанке открыл калитку и, строго глянув на прилетевшую птицу, с неприязнью поджал губы.
- Ты обидел богиню. Она просила тебя принести душу, а не драного петуха. За своё неуважение ты будешь наказан.
Кулькатли обомлел.
- Разве я не выполнил того, о чём просила меня сиятельная Сорни-Най? Разве я не доставил ей душу-лебедя из царства Куль-отыра?
- Посмотри сам, кого ты доставил, - кивнул человечек в сторону.
