— И все же, я.
Неожиданно нас прервали.
— Эльфенок, вот ты где? А мы тебя потеряли.
Папа появился, обнял меня за плечи, повернулся к Еве и замер. Он был так поражен, что мне немного обидно стало, за маму. Я понимаю, Ева очень красивая женщина, но не настолько же, чтобы выпадать из реальности. Он словно услышал мои мысли и повернулся ко мне с совершенно спокойным, отрешенным лицом.
— Доченька, бабушка сейчас в библиотеке, хотела тебе что-то показать.
Я кивнула.
— Приятно было повидаться с вами, Ева.
— И мне. Береги себя, дорогая, — откликнулась она, но продолжала смотреть в глаза папе. И именно это меня смутило и насторожило. Я развернулась, отошла, затерялась в нескольких шагах от них и услышала тихий полувздох полушепот:
— Мне сказали, что ты умерла.
— Я не знала, что вы здесь, что твоя мать здесь. Иначе никогда бы не пришла.
— Однако, нашла время, чтобы увидеться с моей дочерью, — начал злиться папа. А меня дрожь пробрала. И чувство тревожное появилось. Потому что поняла, они знакомы. Очень близко знакомы.
— Надеюсь, ты не собираешься устраивать здесь сцен?
— Не здесь, — ответил папа и схватил Еву за локоть. — Но ты задолжала мне объяснение. И не только мне.
Они пошли наверх, я видела, как поднялись по лестнице. И не могла не пойти следом. Папа повел ее в их с мамой комнату. Плотно прикрыл дверь, а мне тошно стало. Что я здесь делаю? Слежу за собственным отцом и его… кем? Кем Ева была для него? Как вообще ведьма и обычный человек могли пересечься?
Я услышала шаги в коридоре и поспешила спрятаться за ближайшей дверью. Слава богу, что она оказалась не заперта. Это бабушка. Она также как и я видела, наверное, как папа поднимался наверх с какой-то незнакомкой.
— Андрей, ты здесь? Почему ты закрылся?
— Мама? Что случилось? — он открыл через секунду и посмотрел на бабушку так, что даже мне стыдно стало.
— Я… мне показалось, что я видела кого-то с тобой, — принялась оправдываться бабуля.
— Кого? Я здесь один. Хочешь проверить? — папа распахнул дверь, и мы с бабушкой с любопытством уставились внутрь совершенно пустой комнаты. Но. В каждой комнате есть ванная. Папина также не была исключением. Правда войти и оглядеть ее тоже, она не решилась.
— Я просто. Прости, это глупость, — сконфуженно проговорила бабушка.
— Вот именно, мама. Иди. Я скоро спущусь.
Она кивнула и пошла к лестнице. А папа все это время стоял в коридоре и смотрел ей в след. Нехорошим таким взглядом смотрел, пока Ева из ванной не появилась.
— Спасибо. Если бы она меня здесь застала.
— Я не хочу видеть тебя рядом с моей семьей, — жестко ответил папа.
— Это не тебе решать, — также резко ответила Ева. — Ты не имеешь права мне.
— Ты потеряла свое право много лет назад. Потеряла навсегда, — перебил ее папа. — Я повторять дважды не буду. Уходи. И никогда не возвращайся.
— Чего ты боишься, Андрей? Того, что твоя милая женушка узнает, какой ты на самом деле? Или что Эля.
— Замолчи.
Я вздрогнула, когда папа захлопнул дверь своей комнаты. Никогда раньше я не видела его таким. В такой ярости. Мне он казался простым, очень добрым, спокойным, обычным. А сейчас я увидела другого папу. Жесткого папу, человека, который может и умеет угрожать. Даже меня эта сталь в его голосе проняла. А Ева? Она казалась мне хорошей. Я чувствовала с ней такую необыкновенную связь. А сейчас, что же получается? Что происходит вообще? Я не понимаю. И не хочу понимать.
Я бросилась в свою комнату. Закрыла дверь, облокотилась о нее, а через минуту сползла вниз. Мне было очень плохо. Не передать, насколько. Родители… я свято верила, что у меня идеальная семья, а оказывается, у папы есть свои страшные скелеты в шкафу. Блин, ну почему я пошла за ними? Почему именно сегодня? Это же должен был быть волшебный, хороший день. А сейчас что?
В окно постучали, вызвав невольную дрожь. Присмотрелась. Диреев. И что ему нужно в такой час?
— Устала? — прошептал он, когда я вышла на балкон.
— Немного.
— Силы для еще одного подарка найдутся?
Я подозрительно прищурилась, не доверяю я этому парню. Но и в комнате сидеть, накручивать себя и задавать сложные вопросы тоже не жажду. Поэтому я неуверенно кивнула и взвизгнула, когда меня схватили, прижали к себе, и мы сиганули с балкона. Он мягко приземлился и потянул за собой, не дожидаясь моей возмущенной отповеди. Я даже пикнуть не успела, а на голову уже нахлобучили шлем и усадили на мотоцикл.
— Не замерзнешь? — прищурился странно загадочный репетитор. — Замерзнешь.
Метнулся в дом и принес мне теплую шаль Олеф. Закутал, завязал концы на тугой узел, уселся на мотоцикл, положил мои руки себе на талию, и мы рванули куда-то туда, в глухую ночь, прямо к звездам.
И у меня вместо ветра в ушах, звучали строчки из знаменитой песни Арии:
Этот парень был из тех,
Кто просто любит жизнь.
Любит праздники и громкий смех,
Пыль дорог и ветра свист.
Он был везде и всегда своим
Влюблял в себя целый свет,
И гнал свой байк, а не лимузин,
Таких друзей больше нет.
Под гитарный жёсткий рок,
Который так любил,
На Харлее он домчать нас мог,
До небес и звёзд любых.
Но он исчез, и никто не знал,
Куда теперь мчит его байк.
Один бродяга нам сказал,
Что он отправился в рай.
Ты — летящий вдаль, вдаль ангел,
Ты — летящий вдаль, вдаль ангел,
Но ад стал союзником рая в ту ночь
Против тебя одного,
Ты — летящий вдаль беспечный ангел.
(Ария. Беспечный ангел)
Мы въехали в центр Праги, когда ночь окончательно вступила в свои права. Остановились недалеко от Вацлавской площади. Когда я слезла, поправила юбку и волосы, Слава взял за руку и повел в самый центр толпы. Туда, где всегда кипит жизнь, где люди не спят, где молодежь всех стран сливается в один сплошной клубок, и не разобрать, какой национальности ты, какой веры, каких убеждений. Здесь все едины, и все разговаривают на одном языке — языке молодости и музыки.
Пока мы шли, некстати вспомнился каток, когда Егор заключил меня в своеобразный пузырь, чтобы я не разбилась на коньках. Вот и здесь… показалось, что Слава сделал то же самое. Никто из толпы меня даже не коснулся.
И странный вопрос возник. А почему я все это позволяю? Почему не вырываю руку, не кричу и не топаю ногами в желании немедленно вернуться домой? А потому что он заразил меня этой жаждой настоящего приключения, когда непонятно, что будет дальше, но невероятно интересно.