«Ох, — сказал бы Огюм Терст. — Ох».
Я подошел к бюро, несколько картинно сунул в ящик револьвер.
— Все-таки вы Татьяна или Ольга?
Ответом мне была очаровательная гримаса.
— Конечно, — сказал я, — вы вправе не отвечать. Только, боюсь, я буду вынужден попросить вас покинуть нумер.
Женщина фыркнула.
— Вы как этот изъясняетесь… высокой крови…
Я улыбнулся.
— Так Татьяна или Ольга?
— А я слышала, — заложив руки за спину, она обошла бюро и очутилась у окна, — что людям высокой крови достаточно повелеть, и человек низкой крови сам им все выложит. Я вот совсем низкой крови. Проверьте меня.
Она склонила голову. Сама кротость. Правда, взгляд из-под челки искрился легкой сумасшедшинкой, будто ост-клеро на свету.
— Пансион мадам Грибковой? — спросил я.
Ольга-Татьяна вспыхнула.
— Как вы смеете!..
Вот и нет ост-клеро — одни льдинки.
Резко отдернутая штора впустила угасающий, но все еще золотистый день. Ольга-Татьяна, отвернувшись, продемонстрировала мне спину с оскорбленно сведенными лопатками.
— Вы увидели меня в щель, да? — раздумчиво сказал я. — Офицер со слугой. Наверное, заманчивый кус. Ван Зее уже отработан, видимо, обчищен досуха. Какой-нибудь средней руки купчишка или приказчик, да? Э-э… из Пильнявок.
Спина дрогнула, но потом выпрямилась.
— Собственно, весь этот крик в приоткрытую дверь… — продолжил я. — Тут явный расчет на зрителей. То есть, на зрителя…
— Ну и что? — глухо спросила гостья, не поворачиваясь.
— Ничего, — сказал я. — Кроме того, что года три назад в столице, в Ганаване, девушки из некоего пансиона, не Грибковой, другого, не придумали ничего лучше, чем подпаивать состоятельных мужчин одной интересной микстуркой… А так, конечно, искали себе женихов…
— Опасаетесь?
Инданнская лазурь и прищур. Выверенный. Жалящий. Вполоборота. Через плечо. Очень впечатляет, если честно.
— Опасаюсь, — кивнул я и поймал себя на том, что говорю совсем как Огюм Терст. Спокойным, рассудительным и бесстрастным тоном.
Неужели перенимаю манеры?
— Эх, вы! — Голос женщины налился обидой. — Я, может, просто познакомиться хотела! Пусть даже из пансиона… Это же не публичный дом! И потом, — она облокотилась на крышку бюро, — как еще можно девушке обратить на себя внимание такого мужчины, как вы?
— Упасть в обморок?
— Болван!
Мазь Йожефа Чички я спас, а вот бумаги белым фонтаном взмыли в воздух. Шелест рассыпался по нумеру.
Ольга-Татьяна поискала глазами, чем бы еще выразить свой гнев. Топнула ножкой. Дернула штору, с шумом срывая ее вниз. Опрокинула стул. Счастье, что подходящих для броска в меня предметов под ее рукой не оказалось.
Разве что мой же мундир.
— Негодяй!
Я уклонился.
Мундир, чиркнув рукавом по виску, упал за спину. А гостья вылетела за дверь. Только подол платья обмел косяк.
Быстрая!
— Ван Зее, ах, ван Зее! — услышал я.
На такой зов не явиться было нельзя. Так сирены манят на скалы. Сколько горечи! Сколько экспрессии! Сколько требовательной силы! Официанты — в ряд! Горничные — во второй! Проживающие в нумерах — в третий!
Я чуть не рассмеялся, представляя.
— Танечка, милая, что случилось?
Не замедливший ван Зее трепетал голосом и, видимо, трепетал сам. Потерявший, покинутый, он вновь обрел свой идеал.
Коридор наполнился мелодраматическими вздохами, шорохами, шуршаниями.
— Ах, ван Зее, вы хотя бы верный! — с чувством произнесла Ольга-Татьяна. — Сейчас это для меня самое ценное. Может быть, вниз, в ресторан?
— Как скажете, душенька.
Голоса удалились.
Выждав, я выглянул на мгновение в пустой коридор и теперь уже закрылся на засов. Хватит неожиданностей.
Брякнул на бюро саквояж с мятым лопухом в защелке.
Способы быстрого восстановления способностей крови, в сущности, для всех семей одинаковы. Лимонник или клевер растирают в порошок, растворяют в воде и пьют. Обычно двух щепотей на пивную кружку хватает. Можно, конечно, и всухую жевать, но эффект слабее. Другое дело, что ни лимонника, ни клевера не достаточно.
Саквояж раскрыл кожаную пасть.
Старый мой друг, бывший корабельный лекарь Йожеф Чичка как-то задался вопросом: что будет, если в рецепты для людей низшей крови добавить немного крови высшей?
Нога у него срасталась тяжело.
Устроившись в одной припортовой аптеке, он готовил желудочные микстуры, мази от ревматизма, солевые растворы и глазные капли, а вечером хромал в больницу через дорогу и пользовал моряков, пострадавших в кабацких драках.
Моряки были кровью ниже некуда.
Что матросы первой, второй статьи, что дек-юнги. Юный сопляк Бастель Кольваро со своей чистой красно-белой, наверное, претендовал на лавры великого исключения из правил.
А вот с гардемаринами да мичманами уже можно было пытать удачу.
И когда в больницу принесли некого Юрия Манца, кондуктора с фрегата «Виватория» (кровь — бледно-желтая с сиреновой ноткой), Йожеф Чичка обрадовался.
То есть, ничего там радостного не было — крепко перебравшего кондуктора кто-то трижды пырнул ножом (дважды в район живота, и один раз в грудь, достав до правого легкого). Отекшее лицо. Пена на губах. Вонь кишечника. Чичка только и мог, что облегчить умирающему последние минуты.
Он вколол Манцу морфин…
Я выудил из саквояжа пузырек с измельченным лимонником. Затем поискал глазами какую-нибудь посуду и наткнулся на задвинутый вглубь бюро графин.
С водкой.
Спускаться вниз не хотелось, там, кроме всего-прочего, обитались сейчас Ольга-Татьяна и ее верный ван Зее. И вообще — устал я.
Пить же водку или воду, в сущности, мне было без разницы. Подумаешь, чуть окосею. Как-нибудь переживем.
Решившись, я налил водки в стакан, сыпнул лимонника. Не дав осесть крупинкам на дне, взболтал. Теперь что? Теперь игла и пальцы.
Или кто-то думал иначе?
Йожеф Чичка, конечно же, в Манца ничего не втыкал. Он просто аккуратно собрал вытекающую из кондуктора кровь в специальные колбы Клемансо.
Получилась где-то треть литра.
Для экспериментов бывшего корабельного лекаря — то, что нужно.
И результаты пошли удивительные.
Микстуры с экзотическим добавлением избавляли от колик, запоров и язв, мази поднимали на ноги, под смоченными в растворе на кондукторовой крови бинтами затягивались раны.
И все в два-три раза быстрее, чем обычно.
Йожеф не то чтобы прославился, но шепотки среди народа в порту, а потом и по округе загуляли нешуточные.
К нему потянулись болящие, но кровь уже кончилась.
