— Жаль. Мы бы ему показали.
— Ну, если мы задержимся здесь на некоторое время, — сказал Хромоногий. — То может быть...
— Некогда. Слушайте, вы, два никчемных спорщика. Слушаете?
— Всегда готовы, — отрапортовал Широкая Кость.
— Как только соберемся, — приказал Проломленный Череп, — немедленно отправимся вслед за крысиным королем. Пусть не думает, что сумел от нас отделаться. Приказ Повелителя будет выполнен. Любой ценой.
Ходячей смерти с пастью, способной перекусить пополам бегемота, так, словно это обыкновенная конфетка, материнские инстинкты отнюдь не чужды. Особенно, если они подпитываются воспоминанием о неких круглых покрытых кожистой оболочкой предметах, зарытых на границе пустыни и прерии, в раскаленном песке, способном отдать им необходимое тепло, в двух шагах от сочной травы, наполненной насекомыми, которым предстоит стать пищей для едва появившихся на свет крошечных тиранозавриков.
Она их и испытывала. Шла к пустыне, внимательно оглядываясь по сторонам, высматривая, кого бы слопать, и испытывала, причем, чем ближе, тем сильнее.
Она так волновалась, что подходя к месту, где зарыла яйца, даже ускорила шаг, забыла о верно терзавшем ее голоде, полностью сосредоточившись лишь на мыслях о новорожденных детенышах.
Какими они получились на этот раз? Все ли благополучно освободились от скорлупы? Не причинил ли им кто-нибудь зла? А если причинил, то — кто?
Раз за разом задавая себе эти вопросы, она вышла к черте, за которой начиналась сиреневая пустыня, и тут остановилась.
Все, торопиться более не стоит. Сейчас нужно найти детенышей, удостовериться, что все они целы и здоровы.
И если хотя бы одного не хватает...
— Ну, хорошо, ты меня подловил, — сказал джинн. — Что дальше?
— А дальше я тебя уничтожу, — сообщила голова дракона.
— За что? Чем я тебя прогневал? — Прогневал.
— Ну и чем?
Дракон от злости аж фыркнул.
— Он еще спрашивает! Неужели не догадался?
— Нет, — решив сопротивляться до последнего, заявил джинн. — Не имею ни малейшего понятия.
— Ах, так? А кто внаглую влез мне в голову? Кто копался в ней, словно бродячая собака в помойке? Кто имел наглость подсунуть мне свои убогие мысли? Одна из них была неплоха, но — вторая... вторая... Она меня оскорбила. И после этого ты считаешь, будто у меня нет повода злиться?
Устроившись на диване поудобнее, джинн искоса взглянул на висевшую в воздухе драконью голову и, решив отпираться до последнего, осторожно сказал:
— Насчет подсунутых мыслей... Мне показалось, я сделал это весьма вовремя. Ты сам признался, что мысль была неплохая, и ее появление помогло...
— А вторая? — прорычал дракон.
— Что — вторая? — искренне удивился джинн. — Почему она тебе не понравилась?
— Она оскорбительна. У меня другое чувство юмора.
— Вот как?
— Еще бы! Пойми, глупец, иногда так приятно отдохнуть от умных подземных размышлений, дать выход агрессии, разрядиться на полную катушку, забыть о существовании рационального мышления. Но я никогда не шутил подобным образом. Ни за что.
— А я...
— И ты меня лишил удовольствия от драки, подсунув этот ублюдочный «подарок»?
— Он, значит, тебя оскорбил? — начиная потихоньку закипать, спросил джинн.
Кстати, более всего его раздражали слова «ублюдочный» и «глупец». Ему не нравилось, что они имеют отношение к его персоне. Ранее тех, кто имел наглость говорить нечто подобное... М-да... С другой стороны он прекрасно понимал, как трудно поставить на место дракона. Особенно если он заявился к тебе домой и уходить вроде бы не собирается. Разъяренного дракона.
— Вот именно! — рявкнул дракон. — А иначе зачем бы я здесь торчал? Дел других у меня нет, что ли?
— В самом деле? — спросил джинн. — Неужели у тебя нет других дел?
— Есть.
— И что? Почему ты ими не занимаешься?
— Придет время — займусь. А пока, для меня нет дела важнее, чем покарать наглеца, сунувшего свой длинный нос куда не надо. Понимаешь?
Джинн поморщился.
Ну вот, теперь к коллекции бранных слов, имеющих к нему отношение, можно добавить и «наглец». Если так дальше пойдет, то она в скором времени станет весьма обширной.
— А нельзя ли без оскорблений? — осторожно спросил он.
— Терпи, — отрезал дракон. — Попался, так терпи. Горе — побежденным.
— Ты в этом уверен?
— В том, что ты побежденный?
— Ну да.
— А разве это не так?
— Не вижу, как ты можешь мне навредить, — сухо промолвил джинн. — Насколько я понимаю в подобных делах, ты здесь пока находишься всего лишь в виде некоей проекции. Не так ли?
— Так.
— А любая проекция бестелесна и, соответственно, на материальные предметы влиять не может.
— Правильно, — кивнул дракон. — Не может. В свою очередь, материальные предметы тоже не могут оказать на нее ни малейшего влияния. Проще говоря, я лично не вижу, каким образом ты мог бы меня отсюда изгнать.
Джинн криво ухмыльнулся.
— Не будь ты драконом...
— Давай оставим в стороне предположения. Я — дракон и останусь им до скончания века. Ты — джинн, осмелившийся сунуться в мое сознание. Я тебя поймал и намерен за это наказать. Все просто, как квадратный апельсин.
— Значит, намерен наказать? — спросил джинн.
Не нравилось ему все это, совсем не нравилось. С другой стороны, был повод и для оптимизма. К примеру, то, что дракон появился всего лишь в виде проекции. Будь возможность нанести визит «во плоти», он бы ее использовал.
— Именно так, — подтвердил дракон. — Ты достоин сурового наказания.
— А как? — вкрадчиво спросил джинн. — Будешь меня ругать самыми черными словами? Хорошая мысль. Мне не нравится, когда меня так ругают. Однако, я как-нибудь все это потерплю. Станешь подсматривать за моей частной жизнью? Сколько угодно. Я не из стеснительных. Что еще?
— Ничего, — сообщил дракон. — Ты прав. Более я ничего не могу тебе сделать. За исключением одно малости.
— Какой именно?
— Я могу узнать, где ты находишься, в какой точке нашего мира лежит твоя дурацкая лампа. И пусть даже она окажется за тридевять земель, я туда явлюсь в течение мгновения, мне это сделать нетрудно. Не проекцией, а собственной персоной. И тогда...
Дорога была ровная и прямая, словно рог единорога. По ее обочинам росли деревья-шептуны и деревья-жалобщики, деревья-ругатели и деревья-сплетники. В любое другое время у проходящего по ней путника могла запросто возникнуть иллюзия, будто он попал на многолюдный базар. В любое, но только не сейчас. В данный момент стволы деревьев были оплетены свежими лианами-глушилками. Их толстые, мясистые усики плотно затыкали деревьям рты, не позволяя вырваться из них даже малейшему звуку.
