У Кровавого Сердца были сыновья. По прошествии времени Санглант научился отличать их по украшениям. Только сыновья вождя вставляли в свои зубы драгоценные камни. Их кольчужные юбки, издали похожие на кружева, тоже были усыпаны драгоценными камнями. В узоре кольчуг обязательно присутствовал наконечник стрелы огненно-красного цвета — символ власти их отца.
Прошло лето, наступила осень, центральный неф собора становился все прохладнее, и сыновья Кровавого Сердца стали покидать свои привычные места у тяжелого трона отца. Они уходили в набеги, добывая золото, скот, рабов и многое другое. Они приносили орлиные перья, небесно-голубой шелк, мечи с инкрустированной золотом рукоятью, вазы из рога и мрамора, стрелы из перьев грифона, бирюзовые подвески с шестиконечными золотыми звездами, кольца-камеи из гелиотропа, полотняные, вышитые шелком скатерти, осколки окаменевшего драконова огня, заостренные на конце, зеленые бусы, прозрачные слезы ангелов, отполированные и нанизанные на нитку, шелковые занавеси, шелковые подушки.
Кровавое Сердце швырнул одну из подушек Сангланту, но собаки мгновенно разорвали ее.
Один из сыновей бывал в соборе чаще других. Было это знаком особой милости или, наоборот, наказанием, Санглант не мог понять. Его легко можно было отличить от других по деревянному кольцу Единства, без сомнения трофею, снятому с трупа. Этот Эйка взял за правило наблюдать за рабыней, раз в день приходившей с ведром и тряпками убирать то место, где Санглант справлял нужду. Последний переносил унижение молча. Это было своеобразной милостью: по крайней мере, его тюрьма не становилась отхожим местом.
Настроение Кровавого Сердца часто менялось.
День ото дня в соборе становилось все больше Эйка. Они напоминали рой саранчи. Дикари донимали его уколами копий, плевками, натравливали на него собак. От собачьих зубов одежда превратилась в лохмотья, он подбирал валявшиеся на полу тряпки и обматывал ими руки, но это плохо помогало: руки и плечи были покрыты кровоточащими ранами. Однако царапины и укусы заживали быстро, без заражений и нагноений. Иногда он убивал слишком зарвавшихся собак и делил их мясо с остальными тварями. Он не брезговал этой пищей, потому что еды не хватало. Собак, которые пытались спастись от него бегством, часто убивала стая.
Эйка во время этих баталий вели себя бурно, кричали, подбадривали его. Очень плохо понимая их язык, он не знал, хотели они его смерти или просто развлекались, глядя на его мучения. Эйка пели до глубокой ночи. Казалось, они не нуждаются в отдыхе. Он тоже не мог спать под бдительным оком собак и из-за постоянно снующих мимо дикарей, показывающих на него, громко обсуждающих его друг с другом и закатывающихся смехом при виде принца-получеловека в окружении собак.
Вождь со странным выражением лица наблюдал за всем происходящим со своего трона. Рядом с ним постоянно находился жрец, который вечно чесал свою тощую грудь. Он непрерывно бросал кости, пытаясь узнать по ним будущее, и все время вертел в руках маленькую деревянную коробочку, с которой никогда не расставался. Однажды, когда в собор набилось множество дикарей, вождь поднялся со своего места и издал жуткий вой, призывая к молчанию.
— Кто из вас принес мне наиценнейшее сокровище? — закричал он. Во всяком случае так предположил Санглант, потому что его сыновья тотчас вышли вперед с прекрасными вещами, некоторые из которых он уже видел, другие появились недавно. Золотые кубки; изумрудное ожерелье; искусно сработанный меч, должно быть сделанный кузнецами востока; женская вуаль, легкая и прозрачная, как паутина, украшенная серебром и жемчугом; кольца, усыпанные драгоценными камнями; ковчег из слоновой кости, золота и драгоценных камней; кумский футляр для лука.
Санглант закрыл глаза. На него нахлынули воспоминания. Лиат шагает по конюшне из угла в угол, на ее плече лук в футляре, украшенном резьбой: рисунок изображал грифона, пожирающего оленя. Он задрожал. Собаки заворчали, почувствовав его слабость. Кровавое Сердце выкрикнул что-то, и Санглант напрягся, готовый к бою. Никто не сможет сказать, что он не боролся до последнего дыхания.
Но внимание Кровавого Сердца сосредоточилось на другом. Он вызвал одного из своих сыновей, того, который носил на груди кольцо Единства. Молодой и стройный, он был гораздо тоньше своих братьев. Он чем-то неуловимо отличался от остальных, Санглант не мог определить, чем именно.
Кровавое Сердце показал на сокровища, лежавшие, как опавшие листья, у его ног. Он говорил, обращаясь к этому сыну. Что он принес?
Остальные Эйка взвыли, собаки зарычали и залаяли. Никогда не покидая город, он, конечно же, не мог ничего добыть за его пределами. Но если он был в немилости, то, возможно, наступил момент, который Кровавое Сердце счел подходящим для разрешения конфликта.
Молодой Эйка спокойно стоял, не обращая внимания на вой и насмешки. Наконец, заметив, что вопли не производят на него видимого впечатления, присутствующие затихли. Эйка еще немного помолчал, затем заговорил, обращаясь только к отцу. Удивительно, но он говорил на хорошем вендарском языке.
— Я принес тебе самое ценное сокровище, — сказал он таким же ясным голосом, как тон флейты из человеческих костей, на которой его отец играл каждый день. — Мудрость.
— Мудрость! — Кровавое Сердце ухмыльнулся, в зубах сверкнули самоцветы. — Что бы это было такое?
— Кто еще из твоих сыновей говорит на языке людей?
— А зачем это им? Какая нам нужда в людях? Они слабы, а кто слаб, должен умереть. Мы возьмем у них то, что нам надо, и пойдем нашим путем.
— Они пока еще не умерли. — Эйка не смотрел в сторону Сангланта. — Люди многочисленны, как мухи на трупе. Мы сильнее, но нас намного меньше.
Остальные забеспокоились, слушая разговор, которого не понимали.
— Так что же, что нас меньше? Ведь они слабее. — К удивлению Сангланта, Кровавое Сердце тоже говорил по-вендарски. — Мы убиваем по двадцать человек за каждого убитого из наших братьев.
— А зачем нам убивать так много, если мы можем получить больше, убивая меньше?
Смех Кровавого Сердца звучал долго и зловеще, вызывая эхо под кровлей собора. Вдруг он плюнул под ноги молодому Эйка:
— Возвращайся в Рикин-фьорд. Ты слишком молод для походной жизни. Плен ослабил тебя, ты не способен сражаться. Отправляйся домой и оставайся с Матерями. Покажи себя там, в окрестностях фьорда, подчини мне соседние племена, и, может быть, я разрешу тебе вернуться. Но пока ты у меня в немилости, пусть никто из моих сыновей не говорит с тобой на языке настоящего народа, а только на языке слабых. Я сказал.
Он повернулся, плюнул в сторону Сангланта и опустился на трон. Жрец дрожащим голосом перевел его слова. Разразился ужасный шум. Вопли, смех, ругань, топот, стук копий об пол. У Сангланта заложило уши.
