— Наверное. Может быть. Но никто больше не смог мне сказать, что надо делать. И я не знаю, как быть.
— Просто делай, что должно, и пусть случится то, что должно случиться.
— А если я ошибусь? Если я пойду совсем не туда?
Мусталийка покачала головой.
— Многие говорят, что всё зависит от того, какую дорогу ты выберешь. Но они неправы. Что-то внутри заставляет нас выбирать дорогу. Куда бы ты ни пошла, ты придёшь туда, куда должна придти. Главное — будь честна с собой. И не бойся. Не важно, куда ты идёшь, важно, что ты не стоишь на месте…
Родгар снова застонал, нервно заворочавшись на дне повозки.
Орелий не без опаски косился на предводителя мусталийцев, прекрасно осознавая, что их судьба целиком и полностью в руках этого смуглого широколицего человека.
— Не бойся, — усмехнулся тот, — мы, кесха, честные люди. Мы чтим законы гостеприимства. Мы слишком много скитались, чтобы не помнить о них. А вы — наши гости.
Орелий согласно кивнул и бросил взгляд вглубь лагеря.
— Ты боишься за девочку? Турата присмотрит и за ней и за раненым, она своё дело знает.
— Это хорошо, — слегка натянуто согласился Орелий.
— На, выпей, — мусталиец протянул ему кожаную флягу.
Отказываться было не слишком удобно, и Орелий сделал глоток. Внутри оказалось неожиданно хорошее вино.
— Вы направляетесь в Серениссу? — спросил он, — удивительно, что вас занесло в горы так поздно осенью.
— Тут одна дорога… И мы действительно едем в ту сторону.
Мусталиец помрачнел, и закупорил флягу.
— Что-то не так? — смутился Орелий.
— Да нет. Обычное дело. Мы редко кому нравимся… Вот и приходится ехать по горам на зиму глядя.
— Вас откуда-то изгнали?
— Ты слишком любопытен… Но слово гостя — закон. Да и скрывать нам нечего. Великий князь Удольский Сигибер никогда не любил наш народ. И этим летом решил, что без нас его земли станут лучше…
— Вы могли зазимовать в Арнии, — удивился Орелий, — зачем было ехать так далеко? Да и право жить в Империи вам дано императорской волей. И даже великий князь не в силах его отменить.
— Твоими бы устами… — вздохнул мусталиец, — но император стар, а наследник в большой дружбе с сыном Сигибера. А что до Арнии, так князья Удольские давно считали её своей вотчиной и тамошние алькальды с великим почтением относятся к удольским законам. Лучше уж подальше от них перезимовать. А в Серениссе удольцев не любят.
— Ты хорошо разбираешься в политике.
— А как без этого жить простому кесха? Надо же знать, за что тебя повесят… — он горько рассмеялся.
— Почему ты называешь себя кесха?
— Это имя моего народа. На нашем языке это означает "ученик".
— Ученик? Но отчего вы зовёте себя учениками?
— Потому что мы учимся, — мусталиец усмехнулся, — и вы учитесь, только сами этого не понимаете. Жизнь это всего лишь обучение.
— Можно, конечно, сказать и так… — задумался Орелий, — но всё же странно. Все обычно вас зовут мусталийцами.
Его собеседник отрицательно покачал головой.
— Мусталия не наша родина. Вы ошибаетесь, называя нас мусталийцами. Но это ваше дело, вы можете звать нас как хотите. Нам не жалко.
— О вашей родине говорят разное…
— И очень редко правду. Хочешь её узнать?
Орелий кивнул.
— Наша родина лежала далеко отсюда. На юге. Это была счастливая и плодородная земля, и наш народ был многочисленен и богат. Каждый год мы собирали по три урожая и каждое зерно, брошенное в землю, давало сорок новых. Но нам было мало. Нам хотелось всё больше и больше. И мы полагали себя достаточно мудрыми и сведущими, чтобы добиться этого. Наши волшебники создавали заклинания, чтобы изменить землю и создать злаки способные рождать не один колос, а десять, и деревья, приносящие невиданные ранее плоды… Но земля не захотела этого. Зачарованная почва стала бесплодной, а изменённые плоды горькими.
Он сделал паузу и подбросил в костёр несколько сучьев. Орелий молча ждал продолжения истории. Мусталиец ещё немного поворошил угли прутиком и заговорил снова.
— Наши волшебники не сдавались и продолжали заклинать растения и землю, чтобы вернуть нам урожаи. Они были могущественны и им это удавалось. Тогда земля не выдержала и попросила море о помощи. И воды океана затопили её, смывая искажавшее её суть волшебство. Мы строили дамбы и плотины, чтобы остановить воду, но разве человеку под силу бороться с океаном? И нам пришлось бросить нашу землю и бежать в пустыню. Множество людей умерло от голода и жажды, и лишь горстке посчастливилось укрыться в оазисе. Они застали там старого мудреца. Самого великого Аркагура. И они спросили его:
— Учитель, ответь, за что нас постигло это наказание и как нам вернуть нашу землю?
— Разве я учитель, — ответил тот, — я сам всего лишь учусь, и могу лишь посоветовать тоже и вам. Учитесь и рано или поздно вы узнаете ответы. А я, увы, их не знаю…
— Но где нам найти столь великого мудреца, чтобы научил нас, даже если ты, могущественный волшебник, не знаешь этого?
— Посмотрите вокруг. Окружающий нас мир и есть этот великий учитель, — сказал Аркагур.
И тогда наши предки отреклись от старого имени и стали кесха — учениками. Они приняли обет никогда больше не прикасаться к земле ни мотыгой, ни плугом, и нигде не задерживаться дольше, чем на один сезон года до тех пор, пока их родина снова не поднимется из океанской пучины…
Орелий с мусталийцем ещё долго сидели, молча глядя на потрескивавшее в костре пламя и думая каждый о своём.
От резкой остановки Мольфи клюнула носом, и схватилась за деревянную раму, удерживавшую парусиновую крышу фургона.
— Что там ещё, — ворчливо забормотала Турата, распахивая полог.
С улицы потянуло холодом. Мольфи выглянула в проём. Рядом с фургоном стоял человек в красном плаще. Точнее когда-то красном, но от времени и пыли давно уже ставшим тускло-бурым. Правой рукой человек придерживал оглоблю. Под красным плащом Мольфи разглядела кольчужный рукав и кожаную проклёпанную куртку. Сквозь материал куртки отчётливо проступали контуры подбитых с внутренней стороны металлических пластин.
Мольфи ощутила, как её зубы начинают мелко постукивать.
— Где главный? — спокойным, без всяких эмоций, голосом спросил человек в плаще.
— Там, — Турата сделала неопределённый жест куда-то назад, в хвост каравана.
Взгляд Мольфи оторвался от незнакомца и обежал лес за его спиной. Дорога в этом месте шла через небольшой овражек и с обеих сторон к ней подступали каменистые откосы. На них тёмными силуэтами возвышались неподвижные фигуры. В их руках девушка различила взведённые арбалеты.
