Отчего-то они вспоминаются всякий раз, когда я попадаю в шторм.
Впрочем, по местным меркам это еще не шторм. Так, слегка ветреная погода. Мне вовсе не хочется узнать, что же представляют здешние шторма, хотя я — один из немногих Атаргов, знакомый с морем не понаслышке.
Но если отвлечься от мерзкой погоды и пробирающего сырого холода, есть повод радоваться. Хвала Владыке, пока все идет хорошо, если не считать нескольких уже неважных мелочей. Пусть ствангарцы радуются, что уничтожили дерзкую роту, укусившую их Империю в подбрюшье (а если не уничтожили — радоваться вообще нечему): скоро им станет не до веселья.
Ствангарцы наверняка очень разгневаны тем, что их пленных, а также девчонок-рыбачек принесли в жертву, думают, что это и был главный обряд. Раз рота разгромлена, значит, и обряд не увенчался успехом. В действительности бойня, устроенная в поселке, была нужна лишь чтобы накопить силы, необходимые для самого заклятия. Примерно так же собрала силы, необходимые для прорыва в мир Лиангхара, в Эрхавене мерзавка Хитта. Впрочем, отнюдь не оригинальна и она: способ был известен еще в те времена, когда не существовало ни державы Атаргов, ни Ствангара. К примеру, его частенько применяли некроманты Мортоза (за что и поплатились), да и не только они.
Сейчас предстоит кое-что посложнее. Магическая клетка Лиангхара создана Богами нашего Мира (или, по версии жрецов Лиангхара, восставшими против истинного Владыки демонами), и потому представляет собой изуродованную, отгороженную мощнейшим магическим барьером, но все же часть Мирфэйна. А мне предстоит пробить барьер, по сравнению с которым творение Аргишти и Его детей, что жалкая плетеная циновка — по сравнению со стенами Великого Храма Лиангхара. Нечего и мечтать осуществить это, пользуясь лишь своими силами или даже совокупной мощью Храма. К счастью, есть отличный способ накопить необходимое количество Силы — жертвоприношения.
Из страданий и смерти живых существ (особенно людей, а среди них в особенности молоденьких девушек, и лучше всего наделенных Даром магии Исмины) опытный маг — жрец Лиангхара может извлечь чудовищную силу. Годятся и мужики, не только принесенные в жертву по всем правилам, а и просто убитые в бою — но каждый из них может дать Силы в сотни раз меньше. Однако на войне гибнет куда больше народу, чем на жертвенном алтаре, и количество рано или поздно переходит в качество. Наконец, годится и любое другое живое существо, но если оно не наделено разумом, и не способно осознать свою смерть, таких требуется еще больше. Для совершения большинства заклятий магии Лиангхара хватает животных — но здесь случай особый.
Крутая волна поднимается до небес, водяная стена изгибается и отвесно падает на затрещавшую палубу, словно гигантским молотом вбивая утлую посудину в холодные глубины. Шаланда вздрагивает, как живое, страдающее существо, ледяная вода обжигает тело, бьют по ногам крупные льдины, но суденышко уже вырывается из водного плена и взлетает на гребень следующей волны.
Я чувствую себя не лучше: чудовищный поток мрачной и зловещей Силы, который я вобрал в себя в поселке, давит, грозя начисто выжечь сознание, душу и все то, что составляло мою личность. Превратить в растение. Потом, конечно, будет неконтролируемое истечение магической Силы — скорее всего, над морем прогремит чудовищный взрыв, который размечет облака, обнажит дно моря, и, конечно же, вызовет чудовищное цунами, которое сметет Саггард с победителями и побежденными. Ну, а потом вырвавшаяся на свободу магия оставит по себе другие следы: менее заметные, но более долговечные. И очень, очень неприятные — типа магических болезней, орд чудовищ во плоти и бесплотных, изменений климата и многое другое, столь же замечательное.
Впрочем, какое это имеет значение? С детства я отучал себя от подобных колебаний. Задумал — сделай. Иначе сделают те, кто может, а ты… ты станешь не нужен. Те же, кто в Храме Лиангхара перестают быть нужными, очень быстро перестают быть. Притом, надо сказать, весьма неприятными и болезненными способами.
До Земли Ночи на шаланде не доберешься. Ближе к таинственному материку тяжелые льды не тают круглый год. Другое дело, это и не требуется. Обряд можно совершить на острове, почему-то именующимся Сумрачным. Остров, кстати, довольно большой — чтобы пройти его насквозь, пешему требуется неделя, — по сути, плоский и сильно заболоченный кусок земли, оттаивающий на два месяца в году. Но именно там, высчитали марлиннские жрецы, нужным образом сходятся потоки самых разных магических сил, смешивались в нужной пропорции. Именно на этом острове легче всего в обитаемом мире совершить нужное заклятие, взломать «скорлупу» магии, отделяющей Мирфэйн от остальной Вселенной.
Неизвестно, кем возведена эта стена. Жрецы, занимающиеся вопросом по долгу службы, спорят уже не первое столетие — как и о способах ее преодоления. Первое, по моему мнению, не стоит и выеденного яйца — все равно невозможно узнать наверняка, практического смысла никакого, а вот второе… Второе, наоборот, имеет огромное практическое значение, так как позволяет зачерпнуть силу из источника, пока недоступного никому на Мирфэйне. Конечно, нельзя использовать его каждый день, но сейчас как раз такой случай.
…Шаланда подходит к заиндевелому плоскому берегу так, что под килем почти не осталось воды. Бросаю в воду массивный якорь и бестрепетно спрыгиваю в ледяную воду. Выхожу на берег, быстро шагаю вглубь острова. Быстрая ходьба согревает, притом безо всякой магии.
Когда сгустились сумерки, я остановился, огляделся. Вокруг расстилается безжизненная равнина, покрытая толстым слоем жидкой ледяной грязи. В этих краях, у самой границы вечных льдов, не растет даже трава — только на стылых камнях виднеются пятна лишайников. Усталость, не говоря уж о пожираюшем меня изнутри магическом огне, валит с ног. Хочется упасть, как подкошенному, прямо в грязь и забыться тяжелым сном без сновидений.
Именно поэтому ложиться нельзя. Знаю: если лягу сейчас и дам себе уснуть — скорее всего, не проснусь. Сначала — долг, а там будь, что будет.
Устало вздыхаю, собираясь с силами и вынимаю пожирающий души кинжал, лезвие чертит в жидкой грязи разнообразные символы, они тут же начинают пульсировать зловещим лиловым огнем. Меркнет тусклый свет сумерек — будто сюда, на небольшой клочок земли, возвращается полярная ночь. Там, где кинжал касается земли, ее тут же схватывает лед, от нее поднимается лютый холод.
Когда фигура окончена, все линии соединены в единое целое, достаю обычный жертвенный нож. Клинок легко рассекает плоть на запястье, оставляя болезненный, хоть и неопасный, порез. Крупные капли живой, горячей крови (а что, Палачи Лиангхара отчасти еще люди, хотя имеют кое-какие сверхчеловеческие способности, да и творят такое, после людьми их не назовешь) падают в строго определенные места. Холодное лиловое свечение усиливается, приходит холод — более жестокий, чем в разгар полярной зимы.
