— Ни черта ты не понимаешь, — ведьма отвернулась и ткнула меня попой в бок. — Хотя чего еще ждать от обычного человека. К тому же, сам хотел избавиться от инквизитора. А это — самый верный способ.
Нахмурился, обдумывая услышанное.
— Погоди. Ты же не…
— Нарочно? — в голосе скользнули игривые нотки. — Разумеется, нет. Как можно так думать?
— Ривер, блин! — потер вспотевший лоб ладонью. — А если погибнешь?
— А если она узнает про грейс? — девушка приподнялась на локте и уставилась строго в глаза. Здорово — только сошлись и уже ссоримся. — Тогда погибнут все!
Я вздохнул и зажмурился, не желая спорить. Если эльфийка в самом деле столь сильна, как о себе говорит, то все пройдет гладко. Мадрейв или погибнет, или получит так, что надолго перестанет совать нос не в свои дела. Зараза, все с ног на голову перевернула! Чтоб она сквозь землю провалилась и заодно прихватила доносчика. Но если инквизитора вызвала не Инга, то кто? Кому еще я наступил на мозоль аккурат перед прибытием Марты?
Ах ты мелкий ублюдок…
— Куда собрался? — девушка разлеглась на животе, призывно приподняв таз. — Я хочу еще.
— Потом, — натянув штаны, босым и полуголым пошлепал на выход. — Кажется, знаю, кто нагадил нам в кашу.
Полчаса спустя дюжина гвардейцев приблизилась к складу во всеоружии и с таким видом, будто в здании засела шайка разбойников. Поначалу хотел устроить тайную облаву, но посчитал, что решительные и прямые действия испугают засранца и тот сам развяжет нам руки необдуманным поступком, а то и вовсе прямой агрессией. К тому же, работяги должны все видеть и знать, что будет с теми, кто выступит против меня, неся за спиной целый баул грешков.
Бойцы выстроились цепью перед окованной дубовой дверью — надежной защитой от воришек, вот только самый главный вор давно орудовал внутри. Генри вошел первым, ради такого случая облачившийся в кирасу и плащ. Внутри послышалась возня, сдавленные крики и бряцанье сбруи — подчиненные кинулись на выручку командиру. И вскоре выволокли гнома за облепленную паутиной бороду — Барко выглядел грязнее обычного, не иначе забился в дальний угол, но я разозлился так, что достал бы гада из-под земли. Ведь именно из-за него Ривер могла завтра погибнуть.
— Не имеете права! — верещал карлик, катаясь у ног солдат и стуча кулачками по земле. — Я буду жаловаться в гильдию каменщиков! И в посольство! Это навет на весь подгорный народ!
Не знаю, откуда только силы взялись, но я схватил его за воротник, приподнял и тряхнул так, что грязь посыпалась. Вслед за ней упала горсть золотых монет, а сам коротыш позвякивал так, словно надел тяжелую кольчугу.
— Так-так-так… — Норманн вытащил из-за голенища кинжал. — А что это у нас такое?
Барко вмиг заткнулся и обмяк, как нашкодивший котенок. Опустившись на колено, майор похлопал по стеганой куртке и быстро нашел зашитое в подкладку золото. Но это — сущая мелочь, больше похожая на заначку. Настоящий взяточник и казнокрад заработал бы куда больше.
— Ну что, козел, — тряхнул кулаком перед покрасневшим носом. — Сам покажешь, где прячешь ворованное? Или ведьму позвать?
— Я ничего не ворую, — тихо пробормотал прораб. — Только откладываю чуток на старость. Много ли мне надо, маленькому человечку?
— Не бреши давай! — Генри отвесил ему звонкую оплеуху. — И делай, что велено.
Нас провели в небольшую пристройку в углу склада — как оказалось, Барко жил не в здравнице, а прямо здесь, среди штабелей бревен и блоков. Устроился уютно и на первый взгляд небогато — этакая хоббичья нора с минимумом необходимых удобств. Печурка с котелком, откидной столик из цельной доски и топчан с ворохом вонючего хлама. На жилище любителя распила и отката совсем не тянет, но старый пес не проработал бы тут так долго, если бы плохо прятал золото.
— Вот, смотрите, — он достал из-под кровати небольшую плоскую шкатулочку, где на засаленной подкладке лежали полновесные монеты в три ряда. — Здесь жалование примерно за четыре месяца. Сущие гроши! Лишь бы наговаривать на бедного гнома.
При этом бедный гном отошел в уголок и нервно перетаптывался на одном месте. В памяти сразу же всплыла рассказ бабушки, как после революции у кулаков искали спрятанное золото. И вот одна мадам — тоже вся из себя бедная и несчастная — точно так же топталась у печки, пока ребята в кожанках переворачивали все вверх дном. И так бы ушли ни с чем, если бы командиру не показалось странным поведение хозяйки. Отвел ее в сторонку и ударил в натоптанный пятачок штыком — полы тогда почти везде были земляные. И острие с тихим звоном врезалось во что-то твердое: копнули — а там чугунок с целковыми. Может, женщина просто сглупила от страха. А может, нечистых на руку подсознательно тянет к спрятанным вещам — мол, собой закрою, и не заметят. Как правило, наоборот, замечают, да и пол в каморке тоже ничем не застелили — а на кой вообще класть паркет на складе?
— Ну-ка, отойди.
Чтобы не размахивать мушкетом (колесцовый замок — это вам не затвор), взял у солдата саблю и ковырнул землю. И открыл не котелок и даже не ведро, а крышку гроба с тремя навесными замками. Парням пришлось повозиться, чтобы выломать почерневшие от грязи доски, и внутри под сукном лежали монеты до самого верха. Кому-то придется очень долго их пересчитывать, но одно понятно сразу — честным трудом такую гору не заработаешь.
— А вот этого — в казематы. Пусть побудет напоследок в родной стихии.
Барко молчал, свесив голову и пустив слезу, да только на жалость мог не рассчитывать.
— Что, падла, — навис над ним и многозначительно положил испачканный клинок на плечо. — Думал, инквизитора на нас натравишь — и пронесет?
— Простите, мастер, — арестант хотел бухнуться на колени, но гвардейцы придержали за плечи. — У меня семнадцать внуков. Сыновья кто на войне погиб, кто калекою вернулся — вас от орков защищали. А бабы что сделают? Вертятся, как могут, но работу дают только самую черную и дешевую. Уголь рубить, колодцы копать, канализацию чистить… Да, я воровал, но не ради себя. Не для дворцов, карет и праздной жизни. А чтобы родня не сдохла с голоду. Впрочем, какая вам разница, — он сокрушенно покачал головой. — Мы — гномы и эльфы — для людей лишь мусор, пушечное мясо. Делайте, что хотите.
— Прибереги свои байки для суда, — проворчал без особого азарта — привкус возмездия изрядно подпортила слезливая исповедь. — Увести!
За конвоем наблюдали рабочие, и многие посматривали на бывшего начальника с жалостью, а на меня — с неприкрытой злобой. Хорошо, что взял больше бойцов, а то Генри еще спрашивал, зачем целый взвод на одного старика. Никто, конечно, не попытался напасть и отбить казнокрада, но по глазам видел — явно хотели вмешаться. Возможно, Барко был грамотным руководителем, этаким шефом от бога, отрадой и защитой коллектива. Или же его до сих пор не сдали по иной причине — делился. Ну, типа зарплат в конверте — жалование одно, а сверху еще приятный бонус за то, чтобы не задавали лишних вопросов. Как бы то ни было, нового расследования не избежать — на этот раз экономического. Опять подсчеты, пересчеты, сверки-проверки, опросы-допросы и установление всех подельников, ведь за дачу взятки тоже предусмотрена ответственность. А солнышко такое нежное, а море такое теплое, а девушка такая страстная… Дерьмо.
— Вильям! — Луис подняла руку и двинулась прямо к нам — так увлекся проводами арестанта, что лишь теперь заметил эльфийку. — Можно на пару слов?
— Да, конечно, — шагнул навстречу, видя, что врач обливается потом и тяжело дышит. — Что-то случилось? Выглядишь не очень.
— Просто устала.
Объяснять почему, думаю, не стоит. До боли жаль лекаря — никому такого не пожелаешь. Она встала напротив — похудевшая, побледневшая и будто постаревшая лет на десять, как после изнурительной болезни.
— Слышала, Амелин во всем призналась. Это правда?
— Да, — никогда прежде единственное слово не давалось таким трудом. А еще сложнее было просто смотреть в сторону женщины — про взгляд в глаза вообще молчу.
