— Те, кто воспитывал меня, проповедовали непорочность.
— Ах да, ты рассказывала мне, одни женщины вокруг, если не считать евнухов. Жуть!
— Ну почему… Я ни разу даже не подумала…
Ведьма громко расхохоталась.
— Это их рук дело, дорогуша. Ты даже и думать об этом не могла! Как, впрочем, и они, раз уж наложили на себя подобное заклятие. Разве они могли делиться с кем-то собственной мощью? Этого просто не могло произойти. Нельзя брать, ничего не давая взамен. Это непреложная истина. Колдуны, как люди, обладающие властью, осознают это яснее, чем кто-либо. Но, знаешь ли, мужчине нелегко перестать быть мужчиной, даже если само солнце повинуется его приказам. Поэтому они с помощью своих заклятий выбрасывают из головы подобные мысли. Навсегда. Даже в наше смутное время, когда чары действуют из рук вон плохо, до меня не доходили служи о том, чтобы какой-то колдун разорвал путы заклятия и использовал искусство магии для удовлетворения собственной похоти. Даже самых злобных магов удерживает страх. Конечно, они могут творить иллюзии, дурача при этом прежде всего самих себя. И лишь некоторые колдуны самого мелкого пошиба, чародеи-ремесленники и иже с ними, пытаются одурачить своими трюками деревенских простушек, но, насколько я могу судить, эти заклятия немногого стоят. Словом, ни одна из двух великих сил не превосходит по мощи другую, и они текут каждая по своему руслу. Вот как я все это вижу.
Тенар долго молчала, обдумывая услышанное. Наконец она сказала:
— Они держатся особняком.
— Да. Колдуны вынуждены так поступать.
— Но ты же не сторонишься людей.
— Я? Я всего-навсего старая ведьма, дорогуша.
— Насколько старая?
После минутной паузы Мосс ответила из темноты с легкой насмешкой:
— Достаточно старая, чтобы стараться держаться подальше от неприятностей.
— Но ты говорила… Ты же не давала обет безбрачия.
— Что, дорогуша?
— Ну, как мужчины-колдуны.
— А, нет. Нет-нет! Нечасто я этим занималась, но стоило мне взглянуть на мужчину по-особому… никакого ведьмовства, ты знаешь, дорогуша, что я имею в виду… в общем, по-особому, и он начинал ошиваться у моей хижины, как кот у крынки со сметаной: «Мне нужна мазь от чесотки для моей собаки», «Мне нужен отвар для больной тетушки», но я-то знала, что ему на самом деле было нужно, и если мужчина мне нравился, то порою он получал, что хотел. А любовь… знаешь, я не из тех ведьм, что делают это за деньги. По мне, так они порочат наше искусство. Я так скажу: я беру плату за свою работу, а любовью занимаюсь ради собственного удовольствия. А совсем не ради як удовольствия. Когда-то давным-давно я была без ума от одного мужчины, видного такого мужчины, но с жестоким, холодным сердцем. Он давно умер. Это был отец Таунсенда, ты знаешь его. О, я была так влюблена в этого мужчину, что призвала на помощь все свое искусство. Я наложила на него несметное множество заклятий, но все напрасно. Вес без толку. Крови из репы не выжмешь. А сюда, в Ре Альби, я попала еще совсем девчонкой, потому что связалась с одним парнем из Порт-Гонта. Я не могла болтать об этом, так как он происходил из богатой и влиятельной семьи. Сила была на их стороне, а не на моей! Его родные не хотели, чтобы их сын путался с простой девчонкой, с неряшливой дурехой, как они меня называли, и решили убрать меня с дороги. Если бы я не дала деру, они прихлопнули бы меня как муху. Но мне и впрямь правился тот паренек с его пухленькими ручками и ножками и большими темными глазами. Даже спустя столько лет он как живой стоит у меня перед глазами…
Они долго сидели молча в темноте.
— Когда у тебя были мужчины, Мосс, разве не приходилось тебе делиться своей силой?
— Ни единой каплей, — самодовольно ответила ведьма.
— Но ты же говорила, что нельзя брать, ничего не давая взамен. Значит, к женщинам это не относится?
— А что тебя смущает, дорогуша?
— Не знаю, — сказала Тенар. — По-моему, мы сами выдумали большую часть различий между женщинами и мужчинами, чтобы в случае надобности все свалить на них. Я не понимаю, почему Магическое Искусство, сила колдуна и сила ведьмы, должны отличаться друг от друга. Если только отличие не кроется в самой природе этих сил. Или искусства.
— Мужчина отдает, дорогуша. А женщина — берет.
Такой ответ не убедил Тенар, но она промолчала.
— Наша сила по сравнению с их — ничтожна, — сказала Мосс. — Но у нее более глубокие корни. Она смахивает на старый куст ежевики. А сила чародеев больше похожа на ель. Она высока и величественна, но ей не устоять в жестокую бурю. А ежевичный куст не вырвет с корнем никакой ураган.
Старуха хихикнула, довольная удачно подобранным сравнением.
— Вот так-то! — воскликнула она. — Поэтому, может, оно и к лучшему, что он ушел прежде, чем люди из деревни начали молоть языками.
— Молоть языками?
— Тебя считают порядочной женщиной, а неподмоченная репутация — это, дорогуша, капитал.
— Капитал, — повторила Тенар безразличным голосом. — Мой капитал. Мое сокровище. Мое достояние. Мое богатство…
От долгого сидения у нее затекли руки и спина, и она встала.
— Совсем как у драконов, что находят пещеры или строят крепости для своих сокровищ и спят на них, оберегая свое богатство. Брать, брать, и никогда ничего не отдавать!
— Ты узнаешь, чего стоит доброе имя, — сказала Мосс сухо, — когда потеряешь его. Свет клином на нем не сошелся. Но его утрату трудно восполнить.
— Будучи ведьмой, ты уже не надеешься стать почтенной женщиной, Мосс?
— Не знаю, — задумчиво ответила Мосс после некоторой паузы. — Узнать бы как. Может, дело в тем, что нельзя получить и то и другое одновременно.
Тенар подошла к ней и взяла ее за руки. Удивленная таким проявлением чувств, Мосс слегка отстранилась, но Тенар привлекла ее к себе и поцеловала в щеку.
Старуха протянула руку и, робко коснувшись волос Тенар, приласкала ее, как это обычно делал Огион. Затем она отстранилась, пробормотала, что ей пора домой, и уже от самой двери спросила:
— Или мне лучше остаться, раз чужеземцы где-то поблизости?
— Иди, — сказала Тенар. — К чужеземцам мне не привыкать.
В эту ночь, уснув, Тенар вновь очутилась в наполненной светом и ветром бездне без конца и края, но теперь свет потускнел и приобрел оранжево-красный, янтарный оттенок, словно пылал сам воздух. Она будто очутилась в своей стихии: парила по ветру, сама становилась ветром, его не знающим преград дуновением. И никакой голос не окликал ее.
Утром она сидела на пороге и расчесывала волосы. Несмотря на белизну кожи Тенар, ее волосы были иссиня-черными, а не светлыми, как у большинства каргадцев. Они до сих пор оставались такими, если не считать редких седых прядей. Тенар вымыла волосы, воспользовавшись водой, что согрела для стирки. Она решила, что раз уж Гед ушел и ее репутации теперь ничего не угрожает, самое время заняться грязным бельем. Тенар расчесывала волосы, просушивая их на солнце. В это теплое ветреное утро искры так и били из-под расчески, срываясь с кончиков развевающихся волос.
