Черные глаза Энаро блеснули огнем.
— А почему это должно меня трогать? Кто-то сделал то, что я хотел, но не осмеливался.
— А, так, пробормотал инквизитор. Ты свободный человек?
В глазах Энаро была горечь, когда он приподнял тунику и показал клеймо раба—должника на своем плече.
— Ты знал, что твой хозяин пришел сюда сегодня вечером?
— Нет. Я привел колесницу к Замку как всегда вечером. Он сел в нее, и я повез его на виллу. Однако, перед тем, как мы выехали на Паллиан Вэй, он приказал мне повернуть и везти его назад. Он казался очень взволнованным.
— И ты привез его назад в Замок?
— Нет. Он приказал мне остановиться у дома Промеро. Там он отпустил меня, приказав вернуться вскоре после полуночи.
— Сколько было тогда времени?
— Вскоре после сумерек. Улицы были почти пустынны.
— Что ты делал после этого?
— Я вернулся в квартиры, где живут рабы, там я и оставался до тех пор, пока не пришло время ехать к дому Промеро. Я подъехал прямо туда, и ваши люди схватили меня, когда я говорил с Промеро у его двери.
— Ты знаешь, почему Каллиан пошел в дом Промеро?
— Он не говорит о делах с рабами.
Деметрио повернулся к Промеро.
— Что ты об этом знаешь?
— Ничего, когда управляющий говорил, его зубы стучали.
— Заходил к тебе Каллиан Публико, как говорил возница?
— Да, господин.
— Как долго он оставался?
— Совсем немного. А потом ушел.
— Он ушел из твоего дома в Замок?
— Я не знаю! голос управляющего задрожал.
— Зачем он приходил в твой дом?
— Поговорить... поговорить со мной о делах.
— Ты лжешь, сказал Деметрио. Зачем он приходил в твой дом?
— Я не знаю! Я ничего не знаю! голос Промеро стал истерическим. Я ничего не сделал...
— Заставь его говорить, Дионус, бросил Деметрио. Дионус что-то проворчал и кивнул одному из своих людей, который, свирепо ухмыляясь двинулся к двум пленникам.
— Ты знаешь, кто я? прорычал он, выставив вперед голову и пристально глядя на съежившуюся добычу.
— Ты Постюмо, ответил угрюмо управляющий. Ты выдавил глаз девушке в суде за то, что она не захотела выдать своего любовника.
— Я всегда получаю то, за чем пришел, прорычал охранник. Вены на его толстой шее вздулись, лицо сделалось багровым, когда он схватил несчастного управляющего за воротник туники и затряс его так, что тот почти висел.
— Говори, крыса! зарычал он. Отвечай инквизитору!
— О, Митра, пощади! завопил несчастный. Клянусь...
Постюмо дал ему ужасную пощечину сначала по одной щеке, потом по другой, потом швырнул его на пол и злобно лягнул.
— Пощады! простонала жертва. Я скажу... Я все скажу...
— Тогда вставай, трусливая душонка! ревел Постюмо. Не скули!
Дионус бросил короткий взгляд на Конана посмотреть, произвело ли все это на него впечатление.
— Ты видишь, что бывает с теми, кто перечит полиции, сказал он.
Конан ответил презрительной усмешкой.
— Он слабое существо и дурак к тому же, проворчал он. Пусть хоть один из вас тронет меня я вытрясу все его внутренности наружу.
— Ты готов говорить? спросил Деметрио.
— Все, что я знаю, начал всхлипывать управляющий, когда поднялся на ноги, подвывая как побитая собака, это то, что Каллиан пришел в мой дом вскоре после того, как я появился, а я ушел из замка вместе с ним, и отослал колесницу. Он грозил мне увольнением, если я когда-нибудь заговорю об этом. Я бедный человек, господа, у меня нет влиятельных друзей. Если я потеряю свое место, я буду голодать.
— А мне что с этого? сказал Деметрио. Как долго он оставался у тебя в доме?
— До полуночи оставалось еще часа полтора, когда он ушел, сказав, что идет в Замок и вернется после того, как сделает то, что хочет сделать.
— Что он имел в виду?
Промеро заколебался, но один только взгляд на ухмыляющегося Постюмо раскрыл ему рот.
— В замке было что-то такое, что он хотел осмотреть.
— Но зачем ему было идти одному, в такой тайне?
— Потому что эта вещь не его собственность. Ее привезли на рассвете караваном с юга. Люди из каравана ничего не знали о ней кроме того, что ее привезли караваном из Стигии и она предназначалась для Карантеса из Ханумана, жреца Ибиса. Караванщику заплатили какие-то люди, чтобы он доставил ее прямо Карантесу, но этот негодяй захотел пройти в Аквилонию такой дорогой, которая не проходит через Хануман. И он спросил, может ли он оставить эту вещь в Замке, пока Карантес не сможет за ней послать.
Каллиан согласился и сказал ему, что сам пошлет слугу известить Карантеса. Но после того, как этот человек ушел и я заговорил о гонце, Каллиан запретил мне посылать его. Он сел размышлять о том, что оставил этот человек.
— И что это было?
— Что-то типа саркофага, какие находят в древних стигийских могилах. Но этот был круглым, как покрытая металлом чаша. Материал, из которого он был сделан, был как медь, но тверже, и весь покрыт иероглифами, такими, как на древних менгирах в южной Стигии. Крышка была крепко прикручена к чаше резными полосами из металла, похожего на медь.
— Что было внутри?
— Человек из каравана не знал. Он только сказал, что те, кто дал ему саркофаг, утверждали, что это бесценная реликвия, найденная среди могил глубоко под пирамидами и посланная Карантесу, "из-за любви, которую даритель испытывает к жрецу Ибиса". Каллиан Публико полагал, что саркофаг содержит диадему королей-гигантов, живших в тех землях до того, как предки стигийцев не появились там. Он показал мне рисунок, выгравированный на крышке, который, как он клялся, выполнен в форме диадемы, которую, в соответствии с легендой, носили короли-монстры.
Он решил открыть чашу и посмотреть, что в ней. Он просто сходил с ума, когда думал о легендарной диадеме, украшенной такими невиданными драгоценными камнями, известными только древним расам, что только один из них может быть оценен выше, чем все драгоценности современного мира.
Я предупреждал, чтоб он не делал этого. Но почти перед полуночью он пошел один в Замок, прячась в тени, пока сторож не прошел на другую сторону дома, а затем открыв дверь ключом, который он носил на поясе. Я наблюдал за ним из тени магазина шелков пока он не вошел, а затем я вернулся в свой дом. Если диадема или что-то другое большой ценности оказалось бы в чаше, он намеревался спрятать это где-нибудь в замке и снова незаметно исчезнуть. Затем на рассвете он хотел поднять большой крик, говоря, что воры забрались в его дом и украли собственность Карантеса. Никто не должен был знать о его ночных похождениях, кроме возницы и меня, и никто из нас не предал бы его.
— А сторож? спросил Деметрио.
