— Н-не стоит, — примирительно протянул Алех, — д-дело в за — аказчиках.
— Или в том, кто им идею подал, — поморщился господин Аксель. — Придется щиты на окна ставить. — И тут же, без перехода. — Вы изучили отчет?
— Д-да, спа — асибо!
— Это не значит, что я позволю Братьям Салема орудовать в моем регионе!
— Д-даже в мыслях н-не и-имели.
— А если такие мысли все — таки появятся, — координатор прищурился на мистера Окли. — Проблемы у вас будут и без Фарфорового Господина, обещаю.
Старший координатор покинул комнату, умудряясь при своем невысоком, в общем — то, росте явственно давить на окружающих.
— О-о ком это он? — заинтересовался Алех.
— Не берите в голову, — поморщился мистер Окли. — У нас лаборатории в северо — западном регионе. Братья были неосторожны.
— Это п-послужит вам у-уроком, — назидательно заметил белый. — За — акон надо у-уважать.
Алех вернулся к изучению отчета куратора Райхана. Белому магу было интересно наблюдать, как суховатые записи превращаются в драматическую повесть о герое — одиночке с незначительными изъянами в характере. Из пространных описаний и подмеченных куратором оговорок Алех пытался выцедить капли истины, эликсиром которой координатор Аксель с ним делиться не спешил (черный явно знал больше, чем указано в отчете).
Характер белого требовал ясности и понимания. Странные события прошлого, находки салемского Братства и разные небезобидные древности, готовые за себя постоять, все это рисовало смутные контуры Тайны, за которую не жалко отдать жизнь. Собственно, многие и отдали. Ведь не может же быть, что эти люди умерли зря?
Часть пятая. Монтер путей господних
Уникальность открытия суть — иллюзия, основанная на внешних атрибутах. Единство и постоянство реальности гарантирует, что постигающие ее придут к одинаковым выводам, сколько бы раз они ни становились на путь познания.
Томас Тангор, «Основы техномагии»
В Финкаун я прибыл под аккомпанемент бесконечного дождя. Однако, зима. Контраст с побережьем был потрясающий: после моря воздуха и света — тусклый серый сумрак, многолюдная суета и тяжелый запах большого города. Настроение сразу испортилось.
И дались же мне эти Искусники! Что мне до их тайны? Тьфу на нее! Прочь отсюда, хоть на юг, хоть в Суэссон, там у меня, по крайней мере, свой дом… Воспоминания о покореженных останках мотоцикла немного привели меня в чувства. Отставить панику! Я — краухардец или как? Да у нас под Новый год такая погода еще очень неплохой считается. Но искушение отложить все расследования до весны было невыносимым.
— Томас, как ты похорошел! — всплеснула руками мисс Фиберти.
Да, глупо отрицать: я просто красавчик. Правда, густой загар на лице и руках делал меня похожим на фермера, но у людей древности это считалось особым шиком. Пусть все видят: вот идет человек, которому хватает денег для поездки на юг. Я покрутил головой.
— А что, босс никого не прислал?
— Он прислал меня, — мисс Фиберти возмущенно сверкнула очками. — Этот самоуверенный, невыносимый…
— Черный маг, — хмыкнул я и вынужден был прерваться для получения багажа. — Кстати, сейчас я — Эдвард.
— Хорошо, Эдвард.
Очевидно, Ларкес отчалил на то самое совещание, о котором не единожды упоминал Аксель. Предки в помощь! Мне его плотная опека ни в зуб не сдалась. Осталось получить обещанное имущество.
— Где вещи, о которых он говорил?
— В банковской ячейке. Поедем забирать?
— Нет, сначала закинем шмотки в номер.
Потому что чемодан с упакованным в него зомби начал разъезжаться, грозя превратиться в сумку с хвостом.
Мисс Фиберти покладисто кивнула. Мы вручили багаж носильщику и стали выбираться к стоянке такси, лавируя меж луж, от существования которых я успел отвыкнуть. Как и от смердящих автомобилей (стыд — то какой — алхимик машин чурается!), дороговизны фруктов и своеобразия городской выпечки, когда холодный плоский оладий гордо именуется «беляш». Все расстояния стали чересчур длинными, люди — слишком суетливыми, а помещения — душными и неприятно пахучими. М-да, вкус мой совершенно испорчен. Остается надеяться, что эффект рассеется со временем, иначе придется мне перебираться на юг.
Место под штаб я выбрал идеально — почти в центре старого города. С доступной мне точностью измерений можно было сказать, что вход в сердце «ла — ла — ла» — загадочное Убежище — находился где — то здесь. Других преимуществ у этой гостиницы не наблюдалось — снятый номер оказался не очень комфортным и для своих размеров слишком дорогим.
Первым делом я спрятал в шкаф чемодан с Максом и выставил портье за дверь. Вот теперь можно и поговорить.
— Что у него есть?
— Он забрал твой дневник…
Это ожидаемо.
— … и содержимое тайника твоего папы!
А вот это удар.
— Как он его нашел?!
— Заметил, когда доставал дневник. Там было какое — то неснимаемое заклятье.
Гм. Никогда не слышал о таких. Век живи — век учись. Интересно, а я бы это заклятье обнаружил?
— И что там было?
— Какая — то коробочка и в ней такая странная вещь, очень волшебного вида.
Все, сейчас умру от воспаления любопытства.
— Айда за ней!
Так состоялся мой первый в жизни визит в банк. Впечатлило. Небольшое здание было так плотно напшпиговано Знаками, периметрами и печатями, что становилось непонятно, кто позволил разместить его посреди города, и как столь разнородные проклятья между собой не ссорятся. А я‑то посмеивался над магами — «стражевиками», мол, заторможенные типы без фантазии! Лично мне не удавалось понять, как можно последовательно наложить такие структуры, а, сплетая подобное за раз, можно и надорваться. И это — пошлый городской банк! Казалось бы, при чем тут «ла — ла — ла» — артефакт, занимающий полмира. Вот я его найду и буду делать с ним — что?
Вопрос, между прочим, не тривиальный. Неклассическое волшебство нам в Университете, конечно же, преподавали, но у меня в то время были другие интересы, а интуитивного понимания проклятий для работы с древним артефактом может не хватить. Взять того же голема…
Служащий выложил длинный бронированный пенал на столик и удалился. Под стальной крышкой обнаружились мой дневник, потертый футляр в две ладони на цепочке и сложенный вчетверо листок бумаги. Я немедленно запустил дрожащие от жадности пальцы в загадочную коробочку. Внутри лежала пластинка словно бы из цветного стекла, покрытая сложным геометрическим орнаментом, но чувства подсказывали — эта вещь имеет одну природу с големами и выползнем. Здравствуй, «ла — ла — ла»! Папа, ты сволочь.
