Как-то она целую неделю вязала узлы на бечевке, а потом перевернула страницу и обнаружила, что в бечевку надо вплести прядь своих волос — пришлось начинать по новой. Всякий трудоголизм, даже такой тяжелый, как у нее, имеет свои пределы. На заднем дворе под покровом ночи были умерщвлены мышь и лягушка: круг жизни, ничего не поделаешь. Акуна матата![18] Это на суахили — можно повторять до посинения, толку все равно ни хрена.
Как и от всего остального. Джулия съехала от родителей в квартирку над магазинчиком, где продавали бейглы. Приходилось подрабатывать, чтобы платить за нее, зато было где чертить пентаграммы, да и сестра достала. Тырила у Джулии амулеты и стучала в дверь во время пения заклинаний — постучит и удерет (напугать, что ли, хотела, дурища). Ни хрена толку ни от чего! Она даже минет как-то сделала одному человекообразному, в ванной на вечеринке. Парень не верил своему счастью: он всего лишь пообещал сводить ее в зоомагазин «Проспект-парк», где можно купить разные африканские препараты. Сперма ей вообще-то тоже требовалась, чтобы попробовать пару штук — молодому зоолюбителю повезло, что они не сработали.
Один лишь раз, только один, она почуяла, что напала на жилу. Открытие пришло не из замшелого фолианта, а из того же Интернета, хотя по интернетовским меркам это была глубокая старина. Том, переплетенный в кожу новорожденного теленка.
В тот раз она просматривала «доску объявлений» родом из Канзас-Сити середины восьмидесятых. Забила, как всегда, ключевые слова и получила обычную кучу хлама. Так из звездной радиации пытаются вычитать следы инопланетной жизни — но среди сплошного шума вдруг проявилось нечто похожее на сигнал.
Это был файл-образ. В недобрые времена 2400-бодовых модемов такие файлы отправляли шестнадцатеричным кодом по десять-двадцать частей, поскольку объем изображения во много раз превышал допустимую длину объявления. Собранные в одну папку части сводили затем воедино и расшифровывали. В худшем случае все разваливалось, и вы получали статический снег, в лучшем случае могли полюбоваться пухлой красоткой со шрамом от кесарева сечения, одетой в нижнюю часть формы школьной болельщицы.
Но если хочешь расколоть магический заговор, полумерами ограничиваться нельзя.
После расшифровки стало видно, что это отсканированная копия рукописного текста. Двустишие на незнакомом Джулии языке в фонетической транскрипции. Над каждым слогом музыкальные знаки, обозначающие ритм и (в паре случаев) интонацию, ниже рисунки руки, выполняющей специфический жест. Ни заголовка, ни объяснения, но ясно, что это не просто артпроект или розыгрыш. И не смешно, и слишком много труда в это вложено.
Вот когда ей пригодились десять лет музыкальной грамоты. Слова были простые, зато с пальцами просто мучение. Может, все-таки розыгрыш, думала Джулия, но из чистого упрямства не бросала это занятие. После первых слогов, пропетых в виде эксперимента, она ощутила в кончиках пальцев жар и покалывание, а воздух вокруг них будто бы загустел. В груди шевельнулось нечто, мирно спавшее всю ее жизнь, но теперь пробудившееся.
Она прервала заклинание, и все сразу кончилось. Было два часа ночи, а к восьми ей полагалось быть на работе — обрабатывать тексты для одной юридической конторы в Манхэттене. (Ни на что большее она рассчитывать не могла. Печатала Джулия с дьявольской скоростью, но ее внешность и манера говорить по телефону так деградировали, что в качестве девушки на ресепшене ее браковали с первого взгляда.) Двое суток она не спала и не мылась, а простыни не стирала добрых два месяца. Джулия сложила пальцы должным образом и начала все сначала.
Еще через два часа она впервые произнесла все целиком в правильном темпе и с правильной интонацией. Пальцы все еще плохо слушались, но и здесь наблюдался прогресс: они стали оставлять следы в воздухе. Это смахивало на галлюцинацию, на оптический обман — такое бывает после неудачной лазерной хирургии или когда не спишь две ночи подряд. Джулия взмахнула рукой и получила практически все цвета радуги: красный (от большого), желтый, зеленый, синий и фиолетовый.
Пахло все это озоном. Как Квентин.
Джулия, чувствуя острую необходимость что-то сделать с собой, вылезла на крышу, в рубероидно-кондиционерные джунгли. Пальцы она держала растопыренными, будто только что намазала ногти лаком, и чертила радужные полосы на светающем небе, пока чары не истощились.
Магия. Реальная магия. Акуна матата, мать ее так! Либо она вполне здорова психически, либо спятила настолько бесповоротно, что возврата уже не будет. Она была согласна на любой вариант.
Джулия спустилась обратно и отключилась на часок. Проснувшись, она обнаружила радужные пятна на простынях. В груди ощущалась сосущая пустота, словно все органы выскребли из нее кухонным ножом — так вычищают из тыквы мякоть, чтобы сделать фонарик. Только теперь ей пришло в голову проследить, откуда пришла та инструкция, но объявление уже исчезло с доски.
Она снова запустила чары, и у нее опять получилось. Стараясь не дотрагиваться красящими пальцами до лица, Джулия уронила голову на стол и расплакалась, как побитый ребенок.
Квентин попросил профессора Гейгер отправить их назад в Честертон. Там, в центре, они и материализовались. Профессор, добродушная толстушка средних лет, предлагала вернуть их прямо домой, но Квентин забыл родительский адрес.
Была середина неизвестно какого дня. Они сидели на скамейке у газона, где во время Войны за независимость произошла какая-то мелкая битва. Мимо шли ослепленные солнцем туристы — молодежи в эти часы на улицах, как правило, нет. Молодые сейчас сидят в офисах, учатся, на худой конец курят траву и щупают девочек. Солнечный свет высасывал из Квентина всю энергию. Надо все-таки переодеться, решил он, глядя на свои легинсы.
Им еще повезло, что в Честертоне часто устраиваются исторические костюмные представления: меньше будут бросаться в глаза.
— Ну вот, приехали. Куда теперь, в «Старбакс»?
Джулия почему-то не засмеялась. Король и королева Филлори, внезапно оставшиеся не у дел, молча сидели под старым дубом. Воздух полнился звуками, которых Квентин до филлорийского периода не замечал вовсе. Автомобили, линии передачи, сирены, отдаленные стройки, самолеты, оставлявшие белые следы в небе, — все это создавало непрерывный шумовой фон.
Здесь недалеко, на церковном кладбище, он когда-то встретился с Джулией. И она сказала ему, что до сих пор помнит Брекбиллс.
— Плана у тебя, полагаю, нет? — спросила она.
— Нет…
