прошлого. Никому нельзя их трогать, они обычно защищены стеклом.
Амон ничего не сказал, но я могла видеть, как он прокручивает эту мысль в голове.
Когда мы сели в машину, Амон сказал водителю:
- Мы вип-путешественники, ищущие место для перерыва от нашего путешествия.
Нам нужны ванная, новая одежда и еда.
Водитель вскинул брови и, посмотрев на меня, спросил на английском:
- Куда вы хотите поехать?
- Отвезите нас в хороший отель.
- Хороший дешевый или хороший подороже?
Амон склонился к нему.
- Цена не имеет значения.
- Хороший и дорогой, - уточнила я.
- Хорошо.
Водитель сорвался с места и, как я и ожидала, повез нас по длинному маршруту, но я
не возражала. Так Амон мог посмотреть, как изменился город.
- Как далеко пирамиды Гизы? – спросила я у водителя.
- Не очень далеко. Километров тридцать пять или сорок. Хотите отправиться туда
сегодня?
- Нет, сегодня мы будем отдыхать.
- Хорошо.
- Погода холоднее, чем я ожидал. Это нормально?
- Апрель и весна в Каире, - объяснил водитель. – Очень хорошо.
Я покопалась в телефоне и выяснила, что до пирамид около двадцати миль от
аэропорта. Переведя это в локти, я прошептала:
- Шестьдесят семь тысяч пятьсот локтей.
Амон только крякнул в ответ, полностью захваченный пейзажами за окном.
Современный Каир был шумным городом. Как и в Нью-Йорке, здесь были и старые, и
новые здания, вот только старое в Египте имело совсем другое значение.
Мы проезжали мечети и базары, кладбища и музеи, элитные дома и многоэтажные
здания, театры и магазины, но в отличие от Нью-Йорка, Каир был проникнут духом
древности, и было не сложно представить, что если бы люди достаточно замедлились, то
пески пустыни налетели бы на края города и выросли бы как голодные дикие звери, поглотив цивилизацию, накрыв ее песком и скрыв навсегда, и Каир бы исчез, как древние
города.
Водитель наконец подъехал к большому отелю с красивым бассейном и фонтаном.
Пальмы обрамляли проезжую часть, а по обе стороны от бассейна в небо устремлялись
две высокие колонны, стилизованные под древние обелиски.
Мы вышли, и, пока Амон медленно озирался, я нащупала свою кредитку. Амон
вернулся к нам. Сосредоточив взгляд на водителе, он пробормотал несколько слов и без
комментариев мужчина отвернулся, завел автомобиль и умчался прочь.
«Интересно, сколько еще мы сможем так поступать».
Отель был богатым, и даже по декору я могла легко воспринять его за один из таких
в Манхеттене. В холле расположился пятизвездочный ресторан, другие секции были
отделены дорогими магазинами, продающими женскую одежду, дизайнерские сумки и
чемоданы, сувениры, был здесь и бар, и комната отдыха, работающая допоздна. Здесь был
даже парфюмерный отдел.
Амон загипнотизировал юношу за стойкой, и вскоре мы занесли свои скудные
пожитки на последний этаж. Они дали Амону ключи от минибара и вип-комнаты отдыха, так что мы могли ужинать отдельно ото всех, если бы захотели. Научив его делать заказы
в меню обслуживания комнат, я растворилась в душе.
Завернувшись в халат, я думала о том, что так и пойду в кровать, оставив свою
мятую одежду, и заглянула в соседнюю комнату, где обнаружила Амона, окруженного
едой. Он сидел в солнечном свете, идущем из окна, и не ел. Наш вид из окна был
потрясающим. Вдалеке виднелся прекрасный Нил, на поверхности которого поблескивало
солнце. И хотя волосы и кожа Амона мерцали, я ни разу еще не видела его таким
печальным.
- Я вижу, ты решил заказать пир. Проголодался? – спросила я.
- Мне не хочется есть.
- Это на тебя не похоже.
- Да. Видишь, Лили? – Амон указал на Нил. – Я бессчетное количество раз
переправлялся по этой реке, но я все равно не знаю этого места.
- Уверена, что за все это время вода размыла берега…
- Я говорю не о размерах реки, я говорю о землях, о людях вокруг реки. Они
потеряны, их украли. Они растворились, как роса на солнце.
- Амон… - я взяла его за руку и сжала ладонь. – Они… остаются твоими людьми. У
нас есть новые технологии, мы можем путешествовать, у нас есть работы, которые ты себе
и представить не сможешь, но мы прежние. Нам все еще нужно то же самое – мы пьем, едим, хотим дружбы и любви. Мы беспокоимся о тех, о ком заботимся. Мы сражаемся.
Мы чувствуем боль. Мы болеем и умираем.
- Да. Но, возможно, вам уже не нужна… реликвия… вроде меня. Может, мне пора
уснуть под стеклом, как остальным, и никогда больше не просыпаться.
Я представила себе, каково это – проснуться раз в тысячу лет и увидеть мир совсем
другим, изменившимся без меня, остаться без связей с кем-нибудь, без семьи
«Ему должно быть ужасно одиноко».
Хотя мы были разными, как любые два человека, я знала, что такое одиночество.
Повернув голову, я смотрела на мерцающую реку.
- Нил вырастил и выкормил несметное количество поколений, и он все еще служит и
помогает людям Египта. Многие могут пройти по его берегам и подумать, что так и надо.
Они могут и не вспомнить о королях, что плыли по его волнам, или о людях, что зависели
от его воды, или о культуре, но это не уменьшает его значения. Это не уменьшает его
важности. Твой народ может не знать тебя. Они могут пройти мимо тебя по улице и не
почувствовать твоей силы, но это совсем не означает, что ты не нужен им.
Я не знала, что еще сказать. Я понимала, как сильно это пробуждение отличалось от
его предыдущих. Тогда его встречали праздником, а теперь его забыли.
Подняв взгляд, Амон сказал:
- Ты права, Лили.
- Что? Как? – я успела подумать, что сильно ошиблась.
- Не важно, как мы воспринимаем солнце, оно продолжает светить, невзирая ни на
что. Если мои заслуги не признают, то пусть так и будет. Я поклялся служить народу
Египта и продолжу это делать, пока это нужно будет Египту.
- И как долго?
- Как только исчезнет угроза тьмы.
- Этого никогда не случится.
- Тогда я продолжу служить.
Ореховые глаза Амона были обеспокоенными.
- Как ты справляешься со всем этим? То есть, все эти изменения, что ты увидел
вокруг, должны ошеломлять.
- Ты – это то, как я… справляюсь, Лили.
- Как это понимать?
- Это сложно объяснить.
- Но ты можешь попробовать?
- Мое сознание может понимать мир через твои глаза. Как вышло с твоим
