Конец вечера прошёл на удивление спокойно: видно, все запланированные на нынешний день треволнения уже были испытаны. Притопав — уже самостоятельно — в трапезную, я получил от полусонного брата Теодора неполную миску остывшей каши и четыре последних блина и в течение пяти минут расправился с ними. А что вы хотите? Голод — не тётка, а последний раз я питался в таверне у Прокупека, причём основным продуктом там было пиво…
Вернувшись в монастырскую "гостиницу" я улёгся на свободный тюфяк у самой стены и тут же провалился в сон…
* * *
Проснулся я от того, что тело совершенно задубело. Несмотря на наличие сенника, от каменного пола тянуло холодом, а из окон — ещё и утренней сыростью. Странно. Помнится, я читал когда-то, что в средние века в Европе уже умели делать стекло, хотя и стоившее какие-то сумасшедшие деньги, но тем не менее… Впрочем и выскобленные бычьи пузыри, о которых я тоже что-то такое слышал в своё время в окнах странноприимной комнаты бенедиктинской обители также отсутствовали напрочь, впрочем, как и рамы и подоконник со ставнями. Продрав глаза, я был вынужден резво подняться и для того, чтобы разогреть мышцы приняться за выполнение малого комплекса гимнастики. Проснувшиеся соседи с непередаваемым интересом наблюдали за этими экзерцициями. И если серия наклонов была воспринята достаточно благосклонно, что и понятно — всё-таки здесь народ привычен к тому, чтобы кланяться во время молитвы, — то отжимания такого сочувствия окружающих не встретили. "Постоялец" в зелёных штанах даже опасливо осенил меня издалека крестным знамением, видимо опасаясь наличия во мне вселившихся бесов.
Кстати говоря, за время моего сна вчерашняя компания успела уменьшиться: куда-то подевался бородач в сером плаще, прихватив с собой лежавшие прежде в изголовье его тюфяка кожаный тючок и узелок. Так и не привелось познакомиться во время вчерашней суеты. Ну что ж, думается, со знакомством с остальными соседями проблем не будет. Причёсываюсь, поправляю одежду и нож на ремне, недовольно морщусь, коснувшись отросшей щетины — надо как-то решать вопрос гигиены! — и направляюсь к старшему в комнате.
— Будем знакомы! Я — Макс Белов из Штальбурга. Странствующий мастер. Некоторое время буду жить здесь, в обители. С кем имею счастье общаться?
— Меня называют Иов Кукучка. Торговец из Праги. В Жатец прибыл как смиренный паломник, дабы поклониться реликвии — пальцу патриарха Иова.
— Прости за любопытство, а чем ты торгуешь?
— Разный мелкий товар. Иглы, нитки, пряслица, ленты и тому подобные вещицы.
— И как, выгодна ли торговля?
— Прибыль-то есть, с Господней помощью. Только приходится много ездить из города в город.
Однако, прости, мастер Макс: мне надо спешить по важному делу!
С этими словами Иов Кукучка вытянул из-под своего ложа посох и, перебирая пальцами чётки из вишнёвых косточек с медным крестиком, удалился.
Вот и поговорили… Впрочем, обернувшись, я увидел, что не пожелал общаться со мной не он один: оба парня тихонько покинули помещение ещё раньше, чем неразговорчивый торговец-паломник. Ладно. Бывает.
Теперь задача "номер раз" — отыскать местного начфина и получить от него обещанный аббатом "аусвайс" и причитающуюся мне долю от наследства покойного итальянского "ротфронтовца". Задача "номер два" — выбраться из монастыря и побродить по городу, присмотреться, что к чему. Нет, это ж надо! Неделю назад, планируя поездку на коп, я и подумать не мог, что буду самолично гулять по самому натуральному средневековому городу: не по декорациям для кино и не по какому-то ориентированному на праздных туристов и разного рода реконструкторов Средневековья "музею под открытым небом", а по самым натуральным средневековым улицам и общаться с абсолютно настоящими древними монахами, крепостными, стражниками…Да какой-нибудь профессор-историк, небось, душу бы заложил за такую возможность! А вот меня всё это что-то совсем не радует. Ничего похожего на яркие, красочные исторические фильмы моего времени вокруг не наблюдается. А наблюдаются монгольские юрты в центре Европы, исклёванные вороньём головы и руки на кольях, сортирная вонища на узеньких городских улочках, отсутствие привычных продуктов в рационе, грязюка и всюду проникающая пыль. "Пыль, пыль, пыль — мы идём по Африке", в смысле — по самой что ни на есть Европе. А дома сейчас хорошо, яишенка с помидорчиками и гренки с какао на завтрак, тихие дворники метут асфальт дворов и тротуаров, утренние автобусы и машины везут ранних пассажиров… Семья, небось, вся с ног сбилась, пытаясь выяснить — куда же их Максим подевался-то? Небось, и полицаев на уши давно поставили, и камерадов-копарей задёргали: авось, сыщется следок. А я — вот он, на неизвестно сколько годов в прошлое провалился, да ещё, похоже, не в наше прошлое, а в какое-то альтернативное, шоб ему!.. И шарюсь сейчас по полутёмным коридорам бенедиктинского монастыря в поисках здешнего гибрида начфина с завхозом, то есть брата келаря. Однако обнаружить место его дислокации оказалось непросто. Впрочем, поиски привели к одному положительному открытию: сыскался монастырский сортир, представляющий из себя комнатку с погаными ушатами. Судя по составленным у двери палкам, по заполнении эти ёмкости выносили на плечах и где-то опоражнивали. Ну что же, молодцы братья-бенедиктинцы, двигают цивилизацию в массы. Впрочем, до нормальной канализации и унитазов от этих деревянных ушатов — как до Луны пешочком…
В конце концов мне удалось задержать горбатого Янека, по каким-то своим делам покинувшего трапезную и убедить его с помощью нескольких интуитивно понятных слов и жестикуляции проводить меня к брату-келарю.
Как выяснилось, келарь обосновался в монастырских подвалах, куда я попросту не додумался заглянуть. Его просторная келья с забранными мутными чешуйками слюды окнами под самым сводчатым потолком на первый взгляд казалась тесной. Это обманчивое впечатление появилось из-за загромождённости помещения разного рода сундуками, мешками, бочонками, горшками, тюками и рулонами. У стены под окном находилось убогое сооружение из козел со столешницей, подобное тем, которые имелись в монастырской трапезной. На краю столешницы лежала грудка разноцветных палочек с разнообразными зарубками, а середину занимали здоровенная медная чернильница, деревянная коробка с птичьими перьями, небольшой узкий нож и большущий фолиант в деревянном переплёте с торчащими в пергаментных страницах разнообразными закладками.
С убогостью рабочего стола резко контрастировал резной деревянный стул, напоминающий трон с высокой спинкой, сужающейся кверху. Спинку украшала резьба, схематически изображающая архангела с пылающим мечом. По уже наработанной привычке я собрался перекреститься на распятие при входе в помещение, однако за штабелями мешков и корзин никакого креста заметно не было. Поэтому мне отчего-то показалось, что будет правильно перекреститься в сторону единственного видимого изображения религиозного содержания. Таковым оказался резной архангел на спинке стула.
