— Мне кажется достаточно невероятным уже то, что он стоит и держит факел, — тихо пробормотал Ировар. — Я не смею просить его о большем, иначе он может разозлиться и отказаться. Да и вообще… Что он может сделать?
Никто из них не заметил, как за пределами темной пещеры наступил вечер. Они молча глядели на слабо горящий факел, благодарные за то, что он еще не погас совсем. Но пламя становилось все слабее.
Шира раскачивалась над пропастью. Она держалась за кончик одной-единственной нити, который резал ей ладонь и каждую минуту мог выскользнуть из пальцев. Она чувствовала, как ее ступни тянет к себе серо-белая, слизистая, чавкающая масса, но не могла подтянуть ноги повыше.
Вновь послышался голос, мощный и беспощадный.
— Шира из Нора! Ты падаешь из-за своего тщеславия.
Она не могла ответить. Она сжала зубы, с гримасой боли уцепилась за нитку и другой рукой.
— Женщинам вообще не следует пытаться добраться до источника, — коротко произнес голос. — Им никогда не удастся пройти через зал, где измеряется тщеславие.
Она ответила через силу:
— Неужели я тщеславна? Я, пришедшая сюда с пятью мужчинами? И вполне могла бы быть мужчиной и сама, ведь они абсолютно не обращали на меня внимания как на женщину.
— Нет, но тебе бы этого хотелось.
И голос замолчал.
Шире хотелось сказать что-нибудь о мужском тщеславии, но она решила, что не стоит. Она ждала, что голос скажет еще, но когда никаких слов не последовало, закричала вне себя от ужаса:
— Нет, нет! Не исчезай! Скажи мне еще что-нибудь! Я не выдержу здесь… одна.
На лбу ее выступил пот. Она уже не знала, держатся ли ее руки за нить, она этого не чувствовала, но они, разумеется, держались. Иначе она бы уже давно упала и исчезла в колышущейся под нею массе.
Шира взглянула на отвратительную клокочущую трясину под собой и застыла от ужаса, внезапно увидев череп, который то появлялся, то исчезал на поверхности. Один из тех, кто не смог пройти через зал тщеславия и высокомерия. Может быть, он свалился вниз именно потому, что был настолько высокомерен и решил, что именно ему по силам достичь источника?
Ужасное видение как будто придало ей новые силы, ей удалось ухватиться еще за одну нить, свисавшую вниз, и обмотать ее вокруг руки. Когда она растопырила пальцы, чтобы схватить нить, она почувствовала, что рука липкая. Нитка настолько глубок врезалась в кожу, что ладонь была вся в крови. Она в отчаянии и ярости прокричала в украшенный золотом издевательски красивый потолок:
— Объясни, в чем мое преступление?
Было настоящим облегчением вновь услышать голос.
— Твое преступление? Тебе следовало бы об этом знать. А ты не знаешь в глубине души, что красива? Разве ты не кичишься тем, что ты нечто большее, чем другие? Неужели ты не гордишься тем, что ты — избранная?
— О, это несправедливо! Именно против этого высокомерия я и боролась всю свою жизнь. Насколько же покорен должен быть тогда человек?
— Да, ты боролась, — отвечал голос. — Иначе ты бы уже здесь не была. Теперь-то ты достаточно напугана? Теперь-то ты знаешь, что ты совсем не лучше тех несчастных, на которых ты, несмотря ни на что, смотрела сверху вниз?
— Да, да, я знаю, — простонала Шира на пределе своих сил. Ее потные руки скользили. Отвратительная масса колыхалась и тянула ее за ноги, она хотела всосать ее в себя.
Казалось, что нить, которая была закреплена с обеих сторон, была невероятно высоко над ней. Если бы только она смогла…
Одним махом она высвободила руку и подбросила тело вверх. Она почувствовала, как пальцы режет натянутая нить, но это было почти облегчением. Она немного отдышалась и ухватилась и другой рукой. Теперь она могла держаться за края сети и постепенно карабкаться наверх.
В конце концов она, обессилев, вновь лежала на паутине, не в состоянии сделать ни шага дальше.
— Слава Богу, пламя опять разгорается, — сказал Даниэль.
— Но оно едва не погасло. Интересно, что же там произошло?
— Об этом нам сможет рассказать только Шира, — заметил Ировар. — Если будет в состоянии это сделать, и если захочет.
То гаснущий, то вновь разгорающийся факел завораживал Даниэля, и не только его, но и всех, кто напряженно ожидал в гроте. Он слышал, как глубоко и с облегчением вздохнул Вассар и видел, как Ировар вытирает с лица пот, выступивший от страха.
И тут Map впервые заговорил, все вздрогнули при внезапных звуках этого скрипучего, мертвого голоса.
— А сколько, собственно, я должен здесь стоять?
— Пока она не выйдет оттуда, — резко сказал Сармик. — Или до тех пор, пока не останется никакой надежды.
— Ее путешествие меня не касается.
— Да, мы знаем. Но эта наша единственная возможность покончить с проклятием, тяготеющим над нашим родом.
Именно так реагировали и озлобленные проклятые из любимых Даниэлем Людей Льда. «Это опасно, — подумал он, — потому что коварный Map может просто взять и уйти. И тогда Шире конец». Даниэль в раздумье сунул руку под рубашку и взял в ладонь корень. «Сделай так, чтобы он стоял тут, наверху», — подумал он.
Map не сказал ничего больше. Своими узкими глазами он смотрел на маленькую группу людей у стены пещеры справа от себя. Они настолько устали, что почти валились с ног. Усталые и подавленные.
Все — за исключением одного. Желтые глаза Мара остановились на Даниэле, он поднял верхнюю губу и зашипел, как будто защищаясь. Даниэлю показалось, что его острые уши прижались к голове.
И тут Map отвернулся и продолжал стоять уже тихо.
Вассар задумчиво посмотрел на него.
— На самом деле ничего странного в этом нет. Ведь именно Map оказался Шире ближе всех.
Сармик удивился:
— Я никогда не видел более разных существ!
— Нет, но подумай сам, — настаивал Вассар.
— Конечно, ты прав, — проговорил Даниэль. — Один проклят, другая — избрана. И никто из нас не похож на них.
Судя по выражению лица Мара, он едва ли был польщен сравнением с Широй.
Вассар поудобнее устроился на каменном полу и закрыл глаза. Спать он не мог, но решил воспользоваться случаем и отдохнуть.
Лунный свет постепенно вползал в пещеру.
У Ширы не было ни сил, ни воли, чтобы вновь подняться. Бесконечно медленно она ползла по постоянно трещащей паутине, всхлипывая и дрожа, приближаясь к темному выходу, который освещало для нее пламя факела. Ее уже не волновала потрясающая красота зала, не занимали зеркала, единственное, что она чувствовала, это невыносимый страх — она боялась снова упасть. Каждый раз, когда сеть трещала и немного прогибалась под ее тяжестью, она громко вскрикивала, и ее крики эхом отдавались под высокими сводами.
Делая последние неверные шаги, она была почти слепа от страха и головокружения. Шира была совершенно уверена, что перед входом в скалу нити, крепящие сеть к скале, оборвутся, или что издевательский язычок пламени снова окажется далеко перед ней, поэтому, когда она протянула руку к камню и втащила себя на твердую почву, поверить не смела в свою удачу. Она лежала там долго, неподвижная, дрожащая; чувствовать под головой холодный камень было подлинным наслаждением.
