— По земле или по морю, но между Миэрином и Волантисом много лиг, — заметил Тирион.
— Пятьсот пятьдесят по прямой, как летит дракон. Через пустыни, горы, болота и населенные демонами руины. Многие погибнут, но те, кто выживут, станут сильнее к тому времени, когда достигнут Волантиса… где найдут тебя и Грифа, ожидающих их со свежими силами и достаточным количеством кораблей, чтобы переправить всех по морю в Вестерос.
Тирион взвесил все то, что он знал о Волантисе, самом старом и самом гордом из девяти Вольных Городов. Что-то здесь было не так. Даже имея в распоряжении только половину носа, он чуял это:
— Говорят, что у каждого свободного человека в Волантисе есть пять рабов. Зачем триархам города помогать королеве, которая уничтожает работорговлю? — обратился он к Иллирио. — Кстати, и зачем тебе это делать? Работорговля, может, и запрещена законами Пентоса, но ты все же держишь палец на жиле этого предприятия, а то и всю лапу. Однако ты сговариваешься с королевой драконов, а не против нее. Почему? Что ты надеешься получить от королевы Дейенерис?
— Ты снова об этом? Однако ты настойчивый, коротышка, — Иллирио расхохотался и хлопнул себя по животу. — Как хочешь. Король-попрошайка клялся, что я буду его мастером над монетой и лордом к тому же. Когда он наденет свою золотую корону, я смогу выбрать любой замок… даже Утес Кастерли, если захочу.
Тирион фыркнул, и вино брызнуло из обрубка, который раньше был его носом:
— Мой отец был бы счастлив услышать об этом.
— У твоего отца не было повода для беспокойства. Зачем мне Утес? Мое поместье достаточно большое для любого человека и гораздо удобнее твоих наполненных сквозняками вестероских замков. Однако должность мастера над монетой… — толстяк очистил ещё одно яйцо. — Люблю монеты. Есть ли звук слаще, чем звон золотых?
Есть, вопли сестрички.
— А ты уверен, что Дейенерис выполнит обещания своего брата?
— Или выполнит, или не выполнит, — Иллирио откусил половину яйца. — Я уже говорил тебе, мой маленький друг: далеко не все, что делается, делается корысти ради. Верь во что хочешь, но даже у толстых старых дураков вроде меня есть друзья и долги перед ними, требующие оплаты.
Лжец, подумал Тирион, что-то в этом рискованном предприятии для тебя ценнее, чем монеты и замки.
— В наши дни встретишь немного людей, ценящих дружбу превыше золота.
— Чистая правда, — сказал толстяк, не заметив иронии.
— Как получилось, что Паук стал тебе так дорог?
— Мы росли вместе, два зелёных юнца в Пентосе.
— Варис родом из Мира.
— Да, оттуда. Я встретился с ним вскоре после его приезда, чуть опередив работорговцев. Днем он спал в сточных трубах, ночью бродил по крышам, как кошка. Я был почти нищим: наемный убийца в грязных шелках, живущий своим клинком. Ты, вероятно, заметил ту статую в моем бассейне? Её вытесал Пито Маланон, когда мне было шестнадцать. Прекрасная вещь, хотя теперь я плачу, глядя на неё.
— Возраст делает нас развалинами. Я до сих пор оплакиваю свой нос. Но Варис…
— В Мире он был принцем воров, пока вор-соперник не донес на него. В Пентосе из-за акцента ему трудно было оставаться незамеченным, а когда прознали, что он евнух, то стали презирать и бить. Возможно, я никогда не узнаю, почему он выбрал именно меня себе в защитники, но мы пришли к соглашению. Варис шпионил за мелкими ворами и забирал добычу. Я предлагал помощь их жертвам и обещал вернуть ценности за определенную плату. Вскоре все в городе знали, что если их обворовали, надо обратиться ко мне, а грабители и карманники вовсю разыскивали Вариса… одна половина — чтобы перерезать ему глотку, другая — чтобы продать краденое. Мы оба разбогатели, но стали ещё богаче, когда Варис обучил своих мышек.
— В Королевской Гавани он держал "пташек".
— "Мышки", так мы их называли тогда. Старые воры были дураками, думающими не дальше обмена своей добычи на вино. Варис предпочитал мальчиков-сирот и маленьких девочек. Он выбирал самых мелких, быстрых и тихих, учил их взбираться на стены и проникать в дымоходы. Еще он научил их читать. Мы оставили золото и камешки обычным ворам. Вместо этого наши мышки брали письма, книги, карты… читали и возвращали на место. "Секреты дороже серебра и сапфиров", — говорил Варис. Именно так. Я стал настолько уважаемым, что двоюродный брат принца Пентоса разрешил мне жениться на его юной дочери; в то же время слухи о талантах некоего евнуха пересекли Узкое море и достигли ушей некоего короля. Очень нервного короля, не доверявшего ни своему сыну, ни жене, ни Деснице — другу юности, ставшему высокомерным и горделивым. Я полагаю, продолжение этой истории тебе известно, не так ли?
— Более-менее, — признал Тирион. — Теперь я вижу, что ты нечто большее, чем обычный торговец сыром.
— Ты очень добр, мой маленький друг. А со своей стороны я вижу, что ты и в самом деле настолько смышленый, как утверждал Варис, — он улыбнулся, показав кривые желтые зубы, и приказал принести еще один кувшин мирийского белого.
Когда магистр задремал с кувшином вина у локтя, Тирион прокрался через подушки, освободил вино из его мясистой тюрьмы и налил себе чашу. Он осушил ее, зевнул и наполнил вновь. Если я выпью достаточно огненного вина, сказал он себе, может быть, мне приснятся драконы.
Когда он еще был одиноким ребенком в глубинах Утеса Кастерли, то часто грезил о полетах на драконах в ночи, представляя себя каким-нибудь пропавшим таргариенским принцем или валирийским повелителем драконов, парящим над полями и горами. Однажды, когда его дядья спросили, что подарить ему на именины, он попросил дракона. "Он необязательно должен быть большим. Можно маленького, как я." Его дядя Герион думал, что это самое смешное, что он когда-либо слышал, но дядя Тигетт сказал: "Последний дракон умер сто лет назад, парень". Это казалось таким чудовищно несправедливым, что в ту ночь мальчик плакал, пока не уснул.
Однако, если верить сырному лорду, у дочери Безумного Короля вылупилось три живых дракона. На два больше, чем нужно даже Таргариену. Тириону почти сожалел, что убил своего отца. Он с удовольствием посмотрел бы на лицо лорда Тайвина, когда тот узнал бы о движущейся на Вестерос таргариенской королеве с тремя драконами при поддержке евнуха-интригана и сырного лорда размером с половину Утеса Кастерли.
Карлик так набил свое брюхо, что вынужден был расстегнуть пояс и ослабить тесьму на штанах. В детской одежде, которую напялил на него магистр, он чувствовал себя десятифунтовой колбасой в пятифунтовой оболочке. Если мы будем каждый день столько жрать, то я стану размером с Иллирио, прежде чем увижу эту королеву драконов. Снаружи уже наступила ночь. Да и внутри было темно. Тирион слышал, как храпит Иллирио, как скрипят кожаные ремни, как размеренно цокают подкованные железом копыта по твердой валирийской дороге, но его сердце прислушивалось к звуку рассекающих воздух кожистых крыльев.
