- Рогволдовы мечники бросились к ратуше на помощь славянам, а я своих не пустил, - прошептал на ухо Аристарху Сыч.
- Правильно сделал, - выдохнул патрикий.
- Вот я и говорю, - повысил голос Сыч и покосился в сторону своих товарищей. – Мы здесь с миром, а не с войной. И в чужую распрю нам лезть не след.
Патрикий Аристарх покинул город Мерзебург с рассветом, тепло распрощавшись с напуганным до икоты Фридрихом. Саксы не чинили препятствий киевскому посольству, лишь у городских ворота им пришлось остановиться и пропустить телеги, заваленные телами убитых в стенах ратуши славян.
- Сволочи, - процедил сквозь зубы Сыч и бросил недобрый взгляд на застывших у ворот легионеров.
- Вперед, - крикнул дрогнувшим голосом патрикий Аристарх и первым выскочил за стены страшного города.
Никто киевское посольство не сопровождал и не преследовал, и у Аристарха было время пораскинуть умом и наметить дальнейший путь следования. Возвращаться домой через варяжские земли, наверняка уже объятые огнем восстания, ему не хотелось. Оставался путь сушей через Чехию и Моравию. Путь, конечно, не близкий, но относительно безопасный.
Боярин Юрий сначала осмотрел, хоронясь в зарослях, киевское посольство, и лишь потом, не обнаружив в свите боярина Аристарха чужих, рискнул выехать на проселочную дорогу. Увидев перед собой старого знакомого, патрикий так резко рванул на себя удила, что испуганный конь, встав на дыбы, едва не выбросил его из седла. Зато мечники дружным ором приветствовали вернувшегося из небытия боярина. Особенно надрывались дружинники самого Юрия, кои составляли в свите Аристарха четвертую часть. Понять их было можно, боярин Жирослав не простил бы им потери сына в чужой земле.
- Рад тебя видеть живым и здоровым, - поприветствовал удатного молодца Аристарх, с трудом обретая сбитое дыхание.
- Взаимно, боярин, - усмехнулся Юрий. – А я уж думал, что вас не выпустят живыми из Мерзербурга.
Патрикий Аристарх собрался было рассказать молодому спутнику о пережитых в замке маркграфа неприятных минутах, но Юрий в его сторону только рукой махнул:
- После, боярин, коли жив останусь, а пока мне нужно должок кое-кому вернуть.
- Ох, не сносить тебе головы, - почти простонал Аристарх, недовольный неразумием молодого боярина.
- Знать судьба такая, - равнодушно бросил Юрий. – Своих мечников я у тебя заберу, боярин. Сделаем дело – догоним тебя. А коли сложим головы, то не взыщи.
Расстроенный Аристарх только рукой махнул в сторону Юрия. Он очень даже хорошо понимал чувства, обуревающие сейчас сына Жирослава. Не в обычаях славян спускать врагам такую подлость. Будь Аристарх помоложе, сам бы попытался посчитаться и с архиепископом Гилдебертом и маркграфом Геро.
- Может, тебе интересно, боярин, - уже на ходу бросил Юрий. – Король Генрих умер. Мы перехватили гонца Оттона на дороге.
Весть была ожидаемой, а потому и не произвела на Аристарха особенного впечатления. В одном он был только твердо уверен: спокойной жизни у нового короля Оттона не будет. Если ему вообще удастся утвердится на престоле своего отца. А помехой ему в этом станут не только обозленные славяне, но и собственные мятежные вассалы. Участвовать в чужой смуте Аристарх не собирался, а потому поспешно хлестнул коня плетью, увлекая за собой свою поредевшую свиту.
Десять мечников боярина Юрия явились существенным подспорьем для немногочисленной дружины графа Танкмара. Всего вокруг отчаянных сеньоров собралось чуть больше тридцати человек, пусть и хорошо вооруженных, но все же не представляющих серьезной опасности ни для маркграфа Геро, ни для города Мерзебурга. Собственно, предводители и не собирались осаждать город столь малыми силами. Заботы у них были поскромнее. И в успехе затеянного предприятия они почти не сомневались.
- А ты уверен, что архиепископ поедет на похороны? – спросил Рогволд Танкмара.
- Уверен, - твердо сказал граф. – И дело не в похоронах. Гильдеберт ринется в Мелебен, а потом в Ахен, чтобы застолбить место подле нового короля. Эта хитрая бестия не захочет упустить своего шанса.
Рогволд потерял в Мерзебурге почти всю свою дружину. Из проклятого города чудом выскочили только пять человек, и все они жаждали отомстить за своих погибших товарищей. И такая возможность им представилась даже раньше, чем рассчитывал Рогволд. Монсеньор Гильдеберт действительно очень торопился, что, впрочем, не помешало ему позаботится о солидной охране в полсотни легионеров, плотной стеной окруживших его дорожную карету. Карета была запряжена шестеркой крупных лошадей и двигалась очень быстро, порой опережая многочисленную свиту. Судя по всему, архиепископу и в голову не приходило, что его путь может оказаться существенно короче запланированного. Карета монсеньора безбоязненно вкатила под сень густого леса, рассеченного едва ли не пополам проселочной дорогой. Легионерам архиепископа пришлось разделиться. Двадцать человек скакали впереди кареты, остальные держались в хвосте. Никаких неожиданностей вроде бы не предвиделось, а потому швабы, служившие верой и правдой архиепископу Майнцскому, слегка растерялись, когда огромное в два обхвата дерево, собиравшееся вроде стоять вечно, вдруг рухнуло прямо между ними и каретой, набирающей ход. Тридцать легионеров сбились в кучу перед неожиданно возникшим препятствием и огласили дремлющий лес удивленными криками. Удивление сменилось ужасом, когда из ближайших зарослей в них густо полетели стрелы. Швабы вылетали из седел один за другим, и очень скоро тропа была завалена десятками неподвижных тел. Из смертельной ловушки удалось вырвать едва ли десятку легионеров, которые поворотили коней вспять и сейчас стремительно уходили от возможной погони по направлению к городу Мерзебургу.
Трудно сказать, почему монсеньор не заметил пропажи половины своей свиты. Возможно, причиной тому был крутой поворот, скрывший от Гильдеберта подробности страшной бойни, разразившейся за его спиной, но, не исключено, что он просто пытался скрыться от опасности, не взяв в расчет того, что враги могут быть не только сзади, но и спереди. Еще одно дерево рухнуло поперек тропы, и вновь туча стрел обрушилась на растерявшихся швабов, а следом за стрелами хлынули из зарослей облаченные в бронь люди с мечами и секирами в руках. Рубка была короткой и безжалостной. Захваченные врасплох швабы почти не оказали сопротивления и полегли все до единого. Несколько стрел попали и в лошадей, запряженных в карету. Раненные лошади бились в агонии на тропе, а карета опасно накренилась на бок и зацепилась колесом за дерево. Первым на тропу выскочил капитан охраны монсеньора Гильдеберта и тут же был убит подоспевшим Танкмаром. Самого архиепископа, ошеломленного столь неожиданной развязкой своего путешествия, пришлось силой тащить из кареты. Гильдеберт упирался, не желая идти навстречу верной смерти. Глаза архиепископа, то ли от страха, то ли от изумления, почти вылезли из орбит, а изо рта капала слюна. Старик представлял из себя жалкое и отвратительное зрелище, а потому Юрий, спрыгнувший на землю, от него отвернулся и помог ступить на землю сеньоре Матильде. Сеньора не выглядела испуганной и уж тем более расстроенной неожиданной встречей, скорее наоборот она явно обрадовалась своим спасителям.
