– Дюжина! Отродясь не слышал, чтобы восемь называли дюжиной. Или у вас еще несколько в кармане?
– Да, сдается, еще двое подходят. Фили и Кили, как мне кажется, — сказал Гандальф. Эти двое как раз приблизились к веранде и стояли, улыбаясь и кланяясь.
– Хватит! — велел Беорн. — Садитесь и молчите. Продолжай, Гандальф!
И Гандальф продолжил рассказ. Он описал сражение в темноте, и как они, добежав до нижних ворот, не досчитались мистера Бэггинса.
– Мы сочли своих, но хоббита не было. Нас осталось всего четырнадцать!
– Четырнадцать! Впервые слышу, чтобы от десяти отнять один было четырнадцать. Ты хочешь сказать «девять», или назвал мне не всех своих спутников.
– Да, конечно, ты еще не видел Оина и Глоина. А, вот и они! Надеюсь, вы простите их за беспокойство.
– Пусть заходят! Живее! Сюда, вы двое, и садитесь! Однако учти, Гандальф, даже теперь у нас только ты, десять гномов и пропавший хоббит. Это одиннадцать (плюс один потерянный), а не четырнадцать, если только у волшебников не свой счет. А теперь, прошу тебя, продолжай. — Беорн старался не показывать виду, но рассказ очень его увлек. Дело в том, что он хорошо знал ту часть гор, которую описывал Гандальф. Он кивал и покряхтывал, слушая, как вновь появился хоббит, как они спускались по осыпи, и как волки сошлись в кольцо на поляне. Когда Гандальф рассказал, как взобрался от волков на дерево, Беорн встал и заходил по веранде, бормоча: — Меня там не было! Я бы устроил им что-нибудь почище фейерверка!
– Ну, — продолжал Гандальф, довольный, что рассказ производит хорошее впечатление, — я сделал, что умел. Итак, волки бесновались внизу, лес уже пылал в нескольких местах, и тут появились гоблины. Они злорадно завопили и запели издевательскую песню. «Пять деревьев, пятнадцать птах»…
– Великие небеса! — прорычал Беорн. — Только не уверяй, будто гоблины не умеют считать. Еще как умеют. Двенадцать — не пятнадцать, и гоблинам это известно.
– Мне тоже. Были еще Бифур и Бофур. Я не решался представить их раньше, но вот, кстати, и они.
Подошли Бифур и Бофур. «И я!» — пропыхтел, догоняя их, Бомбур. Он был очень толст, к тому же злился, что его оставили одного, поэтому не стал выжидать пять минут, а отправился сразу за Бифуром и Бофуром.
– Что ж, теперь вас пятнадцать, а поскольку гоблины умеют считать, полагаю, это все, кто сидел на деревьях. Теперь, надеюсь, ты сможешь досказать без помех.
Бильбо понял, как мудро поступил Гандальф. Помехи только раззадорили любопытство Беорна, не то он сразу прогнал бы гномов, как подозрительных бродяг. Он старался никого не пускать себе в дом. Друзей у него было мало, жили они довольно далеко, и Беорн приглашал к себе от силы двоих за раз. А тут у него на веранде собралось целых пятнадцать гостей!
Когда волшебник закончил тем, что орлы принесли их к Скели, солнце зашло за Мглистые горы и по саду протянулись длинные тени.
– Славный рассказ! — промолвил Беорн. — Давненько я такого не слышал. Если бы все бродяги так складно говорили, их бы ждал у меня более радушный прием. Даже если ты выдумал все от начала и до конца, ты все равно заслужил ужин. Давайте к столу!
– Да, пожалуйста, — сказали гости. — Спасибо большое!
В доме было уже совсем темно. Беорн хлопнул в ладоши — вбежали четыре прекрасных белых пони и несколько серых поджарых псов. Беорн обратился к ним на странном языке, сходном больше со звуками, которые издают звери, нежели с человеческой речью. Они снова вышли и вернулись, неся в зубах факелы, которые зажгли от огня в очаге и воткнули в низкие скобы на столбах.
Эти псы умели при желании ходить на задних лапах и нести поноску в передних. Они быстро притащили от стены козлы и доски и установили их возле огня.
Тут раздалось «бээ-бээ», и вошли три снежно-белых овцы под предводительством огромного смоляно-черного барана. Одна овца несла белую скатерть, вышитую по углам фигурками зверей; остальные, на широких спинах — большие черные подносы с мисками, тарелками, ножами и деревянными ложками. Собаки взяли подносы и быстро поставили на стол, такой низкий, что даже Бильбо было удобно за ним сидеть. Рядом пони установили две низкие плетеные скамейки на толстых деревянных ножках и такое же большое черное кресло, в которое сел Беорн (вытянув под стол длинные ноги). Других сидений в доме не было — наверное, Беорн нарочно сделал их пониже для удобства поразительных зверей, которые ему прислуживали. Как же гномы? О них тоже не забыли. Другие пони вкатили большие чурбаны, гладко обтесанные и невысокие, так что и Бильбо забрался на свой без труда. Вскоре все уже сидели за столом. Много лет дом Беорна не видел подобного сборища.
Так они не ужинали (или не обедали) с тех пор, как покинули Последний Приветный дом на западе и распрощались с Эльрондом. Вокруг подрагивало пламя факелов, мерцал огонь в очаге, на столе горели две красные восковые свечи. За едой Беорн рокочущим басом рассказывали про дикие земли по эту сторону гор, особенно же про сумрачный и гиблый лес, что протянулся далеко на север и юг в дне езды отсюда, преграждая дорогу на восток — страшный лес Мирквуд.
Гномы слушали и кивали бородами. Они знали, что путь через лес — самый трудный и опасный после гор и до того, как друзья приблизятся к логовищу дракона. Отужинав, они тоже принялись рассказывать истории, но Беорн, казалось, дремал и ничего не слышал. Гномы говорили о золоте, серебре и драгоценных каменьях, о кузнечном и золотых дел мастерстве… Беорна это не занимало: золота и серебра у него в доме не водилось, да и вообще из металла — только ножи.
Гости долго сидели за столом и пили мед из деревянных чаш. Снаружи сгустилась ночь. Подбросили еще поленьев, факелы погасили, а они все сидели в дрожащих отблесках очага, а за спиной высились деревянные столбы, черные, как деревья в лесу… Волшебство ли тому причиной или что другое, но Бильбо послышался шелест веток в стропилах и уханье сов. Вскоре хоббит уже клевал носом. Голоса звучали все глуше, и вдруг он резко проснулся.
Дверь заскрипела и хлопнула. Беорн вышел. Гномы, скрестив ноги, сидели вокруг очага. Они запели. Строки звучали примерно так, только их было гораздо больше, и пели долго.
Дул ветер в вереске сухом,
но лес не ворохнул листком,
там целый день клубилась тень,
и звери рыскали тайком.
Все яростнее ветер дул;
над кронами пронесся гул,
ударил шквал — бор задрожал
и листья наземь отряхнул.
Дул ветер с гор — холодный, злой,
сметая все перед собой,
он свирепел и грозно пел,
катился валом, как прибой.
Свистел он в тростнике озёр,
когтистой лапой небо тёр,
и туч клочки вперегонки
пред ним неслись во весь опор.
Он мчался, воя и стеня,
над старым логовом огня,
где в дебрях скал Дракон дремал,
дымясь во сне, как головня.
Тогда простился он с землей
и взвился в океан ночной —
трепать за хвост павлина звезд
и править лунною ладьей.
У Бильбо снова начали слипаться глаза. Внезапно Гандальф поднялся.
