Снаружи донесся нарастающий рев, от которого, казалось, потолок вот-вот обрушится.
– Господа, следующие рейсом девяносто три ноль три Катандерана – Большое Крыло – Маргерия – Южные Уста, просьба подойти к восьмому терминалу и приготовить документы, – повторил женский голос под потолком. – Господа, следующие рейсом двадцать пять двадцать шесть Катандерана – Вереск – Светлая Велья – Альта Марея, просьба подойти к первому терминалу и приготовить документы. Прекрасные господа, напоминаем, что сдать и получить багаж вы можете на нулевом этаже в окне под соответствующей табличкой.
– Простите, – обратился он к загорелому подтянутому пожилому господину с седым ежиком на голове. – Не подскажете, где терминал номер восемь?
– На Южные Уста? – Господин приветливо улыбнулся. На скулах его и под глазами красовался ряд синих точек. Татуировка, интересно, для красоты или она что-то обозначает? – Пойдемте со мной, у меня тот же рейс.
Сквозь толпу господин провел его в очередь к небольшой конторке, за которой сидела женщина в очках и форме служащей аэропорта и стоял скучающий муниципал. Пассажиры показывали женщине паспорта и билеты, она отмечала данные в толстой книге. Пустую конторку украшала дролерийская игрушка – золотая вилочка, напоминающая камертон, между рогов ее, ничем не поддерживаемый, вращался хрустальный шарик. Дальше, за конторкой располагался просторный зал с мягкими креслами и стойкой бара в углу. А за стеклянной стеной зала виднелось взлетное поле.
Бетонная равнина, расчерченная белыми и желтыми полосами, на которой тут и там стояли самолеты.
Он много раз видел их в небе, но ни разу – вблизи. Он и представить себе не мог, насколько они огромны. Даже боевые пятиярусные гавьоты, которыми некогда могла похвастать Катандерана, были вполовину, а то и в три раза меньше крылатых махин. Человечек терялся на поле рядом с самолетом, а хвост очереди, потихоньку втягивающийся на высокий трап, казался муравьиной дорожкой, вползающей по веточке на здоровенное бревно.
Хвост втянулся, трап отъехал в сторону, самолет задраил люки и потихоньку тронулся, поплыл медленно и величественно прочь от здания аэропорта. Он смотрел, как металлический исполин катится на маленьких колесиках, пропуская под крыльями желтые транспортные платформы и красные заправочные машины, выруливает на белую пунктирную полосу и, удаляясь, пропадает за другими самолетами.
Неужели эта гигантская железная труба сможет взлететь?
Словно в ответ на немой вопрос взревело небо, и над полем восстала серебряным крестом колоссальная акулья туша, стремительно надвинулась, мелькнула белесым брюхом и исчезла с грохотом и звоном.
В следующий момент он понял, что вызванивает камертонным ля дролерийская игрушка, а хрустальный шарик мигает как электрическая лампочка.
– Прекрасный господин, будьте любезны открыть саквояж.
Перед конторкой, за два человека впереди, застыл мужчина почтенных лет, грузный, седовласый. Синий, в полоску, костюм, кожаный саквояж. Широкое лицо, и без того красное, наливалось свекольным цветом.
– В чем дело? По какому праву я должен выворачивать перед вами потроха?
– Откройте саквояж, уважаемый, или мы будем вынуждены снять вас с рейса.
– Да что такое... Я доктор Вестор Агано, гражданин Марген-дель-Сур, возвращаюсь с конференции. Как вы смеете, я буду жаловаться!
Из ниоткуда возникли еще двое муниципалов, перетянутых ремнями.
Господин страшно засопел, швырнул саквояж на конторку. Четыре руки мгновенно вскрыли его, на столешницу высыпались сложенные вещи, кальсоны и фуфайки, полотенце, бритвенный прибор, пара книг, журнал, папка с бумагами, несколько разноразмерных футляров. Щелк, щелк – крышечки футляров поотлетали, внутри оказались стетоскоп, набор хирургических инструментов, таблетница и, в самом маленьком, два одинаковых перстенька из белого золота. Дролерийской работы, судя по тонкому сиянию невидимой обычным людям ауры.
– Вот. – Муниципал поднял бархатную коробочку двумя пальцами. – Что это, господин доктор? Откуда это у вас?
– Купил! – рявкнул доктор, пугая окружающих цветом лица. – В подарок жене! Нужна декларация? Забыл, извините, давайте бумагу, я заполню...
Женщина в форме извлекла из конторки несколько скрепленных листов, пробежалась пальцем по столбцам, очеркнула ногтем строку в середине.
– Это медицинский инструмент, диагност, работы Сумерек. Запрещен к продаже и вывозу с территории Дара.
– Господин Агано, прошу последовать за нами, – потребовал один из явившихся муниципалов.
– Предатели, – с тихой ненавистью проговорил доктор. Краска схлынула с его лица, и теперь оно не менее устрашающе серело и сизовело. – Вы предатели рода человеческого, вот кто вы! Столько людей нуждается... любые деньги платили бы, у меня клиника детская... Я б диагност вртидорога купил, да ведь не продаете же, сволочи!
– Прошу следовать за нами, – не дрогнув бровью, повторил муниципал.
Доктор плюнул в сердцах и шагнул к нему, опустив плечи. Женщина сгребла вещи обратно в саквояж, защелкнула и протянула второму муниципалу. Они так и ушли куда-то влево, грузный схватившийся за сердце доктор в полосатом костюме и два бравых муниципала. Из саквояжа свисала, прищемленная замком, тесемка от кальсон.
– Надо было через Тинту везти, – пробормотал за спиной попутчик с татуировкой. – Через Техадский перевал контрабандисты ходят. Или через Лагот, там тоже есть пути. Даже по воде провезти можно, если знать как. Досадный провал. Заполучить в руки бесценный прибор и так глупо потерять...
– Что теперь с доктором будет? – Он повернулся к попутчику.
Тот пожал плечами.
– Ничего особо страшного. Депортируют, аннулируют визу. Лет на десять. Задерживать не станут.
– Ваш билет и документы, прекрасный господин. Провозите ли вы предметы, подлежащие занесению в таможенную декларацию?
В стеклах очков служащей отражались его собственные темные очки и глубоко надвинутая шляпа.
Он достал из нагрудного кармана пару квадратиков плотной бумаги, вполголоса назвался первым попавшимся именем и уверил, что никаких предметов, подлежащих занесению, не везет. Женщина внимательно изучила пустые бумажки, кивнула и застрочила в книге.
– Благодарю. Доброго вам пути.
***
На теплой, прогревшейся за день крыше было приятно сидеть. Десире подбрала под себя ноги и глубоко вздохнула, возвращаясь в привычное для химерок заторможенное состояние.
Еле ощутимое движение воздуха отвлекало, гладило по щекам.
Она постаралась соредоточиться, освобождая разум от всего ненужного.
