– Идем, идем скорее.
– Что за спешка? Ньет.
– Пойдем. Я тебе что-то покажу.
Юноша тащил ее с неожиданной силой, волок за собой, так что Десире еле поспевала следом.
– Да подожди ты!
Он не останавливался, пока не миновал несколько кварталов. Потом пошел тише.
– Ньет! У тебя перец в заднице? Что ты носишься! И что ты там приволок?
Она наконец вырвала руку и остановилась, переводя дыхание. Бидон был без крышки, полон воды – из него наплескало Ньету на штаны.
– А, это... – в серых глазах то ли тревога, то ли страх. – Вот, держи, это тебе.
Десире без особого желания взяла бидон – тяжелый – и заглянула внутрь.
В воде шевелился красный рыбий хвост. Рыба была такой большой,что стояла головой вниз.
– Божегосподи... Это правда мне?
Флари кивнул.
– В сагайском парке наверное выловил, больше негде... это ж радужный карп. Ньет, ты что думаешь, я это есть буду?
– Вместо мойвы, – деловито пояснил парень.
– Ты ненормальный.
– Я нормальный... в пределах своего вида.
Десире обреченно поглядела на хвост.
– В ванну выпущу, – наконец сказала она. – Есть не стану и не проси. Пропасть, я скоро с тобой сама плавниками обзаведусь.
Ньет улыбнулся, сверкнули острые белые зубы.
Десире улыбнулась в ответ.
-И ты ради этого меня с крыши стащил?
Ньет отвел глаза.
– Ньет. Что случилось.
Он посмотрел себе под ноги, потом пробормотал что-то, голос сорвался.
Волшебный народ не умеет лгать.
– Ньет! А ну отвечай без уверток, какого черта ты бежал и голосил, как будто пожар.
– Там наймарэ с вами был, – как клещами вытянули.
– Что-о?
– Я испугался. Там ты... а что я могу сделать против наймарэ. Я думал, ты уйдешь и он про тебя забудет.
– Вот этот... эта... он... да как ты мог!
Ньет уставился куда-то в сторону, словно видел там нечто необычайно важное.
– Ах ты...
Звякнул металл. Легкий шелест шагов.
Ньет нехотя поднял глаза.
Десире очень аккуратно поставила бидон на асфальт, развернулась и побежала обратно.
***
Аэропорт Южных Уст больше походил на базар. Пестрые тенты, цветное барахло на переносных столиках, крикливые продавцы, баррикады ящиков и коробок расположились чуть ли не на самом взлетном поле, загромождая проходы к зданиям. Чтобы пройти таможню, пришлось порядком поплутать – толпа пассажиров направилась почему-то не в город, а мгновенно рассыпалась по торговым рядам.
На таможне черноусый молодец в оливковой форме поставил штамп на пустую бумажку и улыбнулся приветливо: «Бьенвенидо эн Марген-дель-Сур, сеньо!».
Внутри здания аэропорта оказался тот же рынок, только крытый. Объявления о взлете и посадке перемежались восточной музыкой – Лестан распространился на бывшие земли Дара. Люди суетились, таскали баулы, наступали на ноги, общая атмосфера – а он чутко ловил такие состояния – была нервозная и напряженная.
Заметив оливковую форму, он подошел поближе. Таможенники – два парня и девушка – сидели в выгороженном закутке на три столика (пара из них стоячие), около приемника, большого деревянного ящика с обтянутой рябенькой тканью передней панелью. Приемник квакал и чирикал. Один из парней приник к ящику ухом, покручивая верньер. Второй резал на бумажной тарелке толстую копченую скумбрию.
– Добрый сеньо! – окликнула девушка и помахала рукой, привлекая внимание. – Добрый сеньо, вы же с катандеранского рейса? В столице что-нибудь говорят про нашу рейну?
Он удивился.
– Рейна Амарела вернулась в Южные Уста, разве нет?
Опережая меня всего на несколько часов.
– Вернуться-то вернулась, – покачала головой девушка, – Только ее прямо с самолета отвезли в госпиталь. Передают, что серьезно больна, чуть ли не при смерти.
– Вот как?
Такого он не ожидал. Асерли обезопасил себя? Хотя нет, это не его стиль, слишком уж в лоб. Асерли действует гораздо тоньше.
Из-за стойки выбрался коренастый хозяин в фартуке, прихватив за горлышки гроздь бутылок.
– Здравствуйте, добрый сеньо, – кивнул он, ловко открывая бутылки и расставляя на столике. – Что будем заказывать? «Морское», «Пенный прибой», «Лучистое», рыбка отличная на закуску. Уво, что-нибудь новенькое слышно?
– Песни крутят, – буркнул парень у приемника. Насупился, зыркнул исподлобья на приезжего. – Катандерана молчит.
– Насколько я знаю, рейна Амарела отбыла на родину в полном здравии, – сказал он, переводя взгляд с одного смуглого лица на другое, – На фотографии в газете она выглядела цветущей.
– Вот, вот, – согласился таможенник со скумбрией и постучал по столу ножом. – С чего бы молодой здоровой женщине вдруг оказаться при смерти? В самолете укачало?
– Если только Лавенги ее не отравили, – понизив голос, предположил хозяин. – Вы извините, добрый сеньо, но люди у нас разное говорят, людям язык не свяжешь.
– С тем же успехом этот... хрен с усами мог подбить Реле глаз за то, что ездила к красавчикам Лавенгам, – фыркнула девушка. – Самому-то похвастать нечем. Ни рожи, ни кожи, прости господи. Рела, бедная, с ним намучалась.
– Так подбил, что пришлось в госпиталь везти?
– У него не заржавеет, морда протокольная! Ему только повод дай, живо примотается. Если он и в самом деле Релу избил, она вправе развестись.
– Прекрасная леди, вы родственница рейне Амареле? – он удивленно посмотрел на девушку. Хорошенькая, но до леди ей далеко. – Кузина?
Девушка мило смутилась:
– Да мы все тут родственники... Не впрямую, конечно, но... Вам, дарцам, наверное, странно слышать.
Одна шайка, один табор. Один базар. Одна семья. Ясное дело. Дедушки рейны и этой девицы, вероятно, за одним веслом сидели, одну добычу делили. Включая бабушек.
– Семейные свары не убедят примаса дать развод, – серьезно сказал насупленный. – Что-то мне подсказывает, о разводе речи не пойдет. Не хочу каркать...
Все замолчали, переглядываясь. Потом насупленный проговорил:
– Шурин мой на катере вчера из Истии шел, говорит, у Рокеды военные корабли стоят. Два транспорта и конвой. Что им там надо? Мерланов ловят?
– У Рокеды? А не заливает твой шурин?
– Он вчера вечером рассказывал, рейна еще не прилетела.
– А сэньо Альмаро в Аметисте, – таможенник с ножом одним ударом отсек скумбрии голову и поморщился, когда бурая жижа брызнула мимо тарелки на стол. – И когда еще вернется.
– Кто такой сеньо Альмаро? – поинтересовался он.
– Адмирал Арано Деречо. Вы, небось, не знаете, но сеньо Альмаро еще с реем Вито воевал, Релу в обиду не даст.
– Если она жива еще, ваша Рела, – пробормотал он себе под нос, но его услышали.
