Её жизнь весела на волоске от смерти. Температура падала, превращая мечницу в ледышку. Льдом укрывалось и её тело. Так медленно, но сколь прогрессивно. Иглы пронзали кожу, вырываясь наружу.
Узрев подобное явление, Кенко ринулась к девушке и всячески старалась отодрать лед — не получалось. Пробовала отогреть — ничего. Нанаши укрывалась льдом прямиком на глазах девушки, что едва ли не задыхалась от страха. Ещё мгновение и её сердце замерзнет навеки вечные.
Страх. Боль. Страх. Боль. Страх. Боль.
Эти чувства смешались воедино, но павшая странница открыла глаза да приподнялась настолько резко, что едва не потеряла сознание от болевого шока. Она заглатывала воздух так жадно, словно рыба, выброшенная на сушу. Глаза, переполненные утомленностью и страхом смерти, старались уловить свет, ссохшиеся уста, что вновь укрылись кровяными пятнами, сердце, что забилось мол ошалевшее, помутневший разум, что пытался вернуть трезвый ум, — все они сражались за жизнь онны-бугэйси в это мгновение.
Понемногу, захватившая в свои объятья девушку агония отступала, и та смогла уже чуть более спокойно дышать. Исподволь жизнь возвращалась к ней.
Туго повернув голову, взор девицы пал на лежащую у самого конца кровати императрицу. Удивленным взглядом, она окинула девушку и, едва слышно, обратилась:
— Кенко…?
Ощутив на себе пристальный взгляд и донесеное слово мечницы, девушка быстро взылась и ошарашенно, с неким облегчением воззрела в томные, но до чего притягательные глаза бродяжки. От шока, она потеряла дар речи.
— Кенко… — промолвила та, потянув пальцы к шокированной девушке, — где я?
— Не вставай, — своим встревоженным голосом ответила императрица и уложила на подушку странницу.
Она смотрела на неё с некой виной, что переросла в желание исправиться и позаботиться о раненой.
— Как ты себя чувствуешь?
— Мгх… — протянула та, почесывая голову от накатившей боли, — все хорошо. Чувствую себя получше, чем после нашего сражения.
Нанаши попыталась посмеяться, но боль в ребре не позволила ей этого сделать.
— Не смейся, только хуже станет, — с опасением произнесла императрица.
— Ха… Попади ты чуть выше, задела бы легкие, туго бы мне пришлось. А так ниже попала, не зацепила, благо ничего, и проучила меня заодно.
— Мне так стыдно перед тобой. Я знаю, что содеяла непоправимое и не заслуживаю на милость, но, все-таки, искренне раскаиваюсь и молю о прощении, — преклонив голову, молвила та.
Мечница отмахнулась, явно отрицая виновность девушки:
— Все в порядке, не стоит так волноваться, — отрекла та, перескочив с одной темы на другую, — в довершении чего, ты ведь ждала мгновения, когда я очувствуюсь, дабы расспросить о сказанных ранее словах, не так ли?
От стыда, Кенко отвела взгляд в сторону и возразила:
— Нет…не совсем. Меня больше интересовало твое состояние.
Онна-бугэйся с умилением глядела на девушку, словно перед ней была не властная императрица, а совсем юная девчонка.
— Все в порядке, я отвечу.
— Правда?! — от услышанного, та почти что вскрикнула.
Нанаши кивнула:
— Скажи, видела ли ты при первом же приходе на эти земли мертвые души?
— Хм, — призадумалась девушка, — полагаю, что нет.
— Их и не должно быть.
— Так разве это не значит, что я больна? Я ведь кругом вижу эти души.
— А видишь ли ты их повсюду вне Ранзильема?
Императрица задумалась, пытаясь уловить суть, как вдруг, её осенило. Переведя взгляд на раненую, она промолвила с некой надеждой:
— Получается…
— Все так, как ты думаешь, — переведя взгляд на окно, продолжила свою речь, — дело не в болезни, а в силе, коей обладаешь. Кажись, ты неоднократно использовала способности в сих землях, да и явно не на одном и том же месте. Как ты и говорила, твой хакай занимает территорию равноценную округа этого замка; исходя из этого, каждое место, в котором ты использовала подобную силу, «возрождало» мертвецов. Чем больше требуется сил, тем больше их появляется на земле, в конечном итоге, заполняя всю окружающую среду. Потом, чтобы ты не была в убытке, мертвые души преисполнили весь Ранзильем и даже это здание.
Кенко слушала нанаши так старательно, внимая каждую вымолвленную букву, каждое звучащее слово. Императрица восхищалась её проницательностью, поражалась смелостью, что та выказала, дабы указать на правду, донести ту, не взирая ни на что; и также она чувствовала себя не в своей тарелке.
— Как тебе удалось разузнать подобное всего лишь за несколько десятков минут? — пытаясь сыскать истину в глазах странницы произнесла та, — я здесь уже шестой год, но правды так и не познала. Не будь тебя здесь, кто знает, сколько бы ещё провела в неведении…
— Порой то, что мы так усердно ищем, находиться прямо перед нами, лишь нужно быть немного повнимательней, — промолвила нанаши, переведя взгляд на собеседницу, — но в этом нет твоей вины.
Императрица тяжко вздохнула: ей все ещё было тяжело сидеть с той, что пострадала по её вине. Нанаши заметила некие колебания в поведении владычицы замка.
Размышляя над тем, как бы помочь павшей страннице, Кенко поднялась и своим потерянным голосом отрекла:
— Пожалуй, схожу принести тебе еды. У меня не так много опыта в готовке традиционных блюд Фумецу, но, быть может, тебе есть чего пожелать?
— Стой, — обратилась странница и протянула свою руку к подавленной собеседнице, — протяни мне свою длань.
Императрица сомневалась, но вскоре нерешительно протянула руку к мечнице. Она аккуратно схватила её, и прикрыв второй ладонью, промолвила:
— Присядь.
Девушка не понимала действий онны-бугэйси, но разум подсказывал подчиниться указаниям.
Нанаши смотрела своими уставшими, но до чего сияющими глазами на портрет, висевший позади. Томный голос зазвучал:
— Эта женщина на портрете — твоя мать не так ли?
Императрица перевела свой взгляд на картину. Легкая улыбка всплыла на её угрюмом личике.
— Мы так похожи? — незамысловато спросила та.
— Даже и не знаю. Черты лица — одинаковые, а взгляд — иной.
Слова нанаши рассмешили девушку. Нахлынувшие воспоминания грели душу, а сердце таяло при взгляде на родные черты лица.
— И не поспоришь. Моя матушка была своеобразной женщиной, но сколь же почитаемой. Слаба телом, но сильна душой. Ты напомнила мне её, безымянная странница.
Нанаши одарила ту ласковой улыбкой.
— Сия госпожа вырастила прекрасную дочь. Уверенна, она гордилась бы тобой.
— Быть может так, но я не совсем понимаю, что значат твои слова.
— Под ними я подразумеваю то, что тебе не стоит корить себя, — глядя прямиком в глаза девушке и озаряя ласковой улыбкой молвила та, — я вижу до чего тебе стыдно и тяжко находиться со мной, но наяву то все в порядке: я жива, и ты свободна. Ты умеешь сопереживать, я это ценю, но мы обе оказались неправы и обе же пострадали от своих выходок, потом, не страдай в одиночестве.
Императрица едва сдерживалась, чтобы не заплакать от этих слов. Подумать только: всего лишь слова, но те вмиг сняли тревогу. «Эта девушка… такая странная», — думала Кенко, смеясь с нахлынувшей мысли.
— Ты именно такая, как и говорили твои друзья. Хотелось бы мне узнать тебя получше…
— Почему бы тебе не присоединиться к нам?
От неожиданности девушка вскинула свои брови и с изумлением промолвила:
— О чем это ты?
— Приглашаю тебя присоединиться к странствию «Генезиса».
— «Генезиса» …? — путаясь все сильнее пыталась вникнуть та.
Мечницу потешало подобное недоразумение, что едва ли сдерживала накатившийся смешок.
— Мы с ребятами создали небольшое объединение, что нарекли генезисом, ведь каждый из нас — созданный, но не завершённый, не совершенный. Я предлагаю тебе стать одной из таких же неидеальных людей, как и сама я.
«Генезис… — молниеносно пронеслось в голове Кенко, — почему странница предлагает мне стать такой же, как она? Какой в этом смысл и…как же я могу последовать за ней?»
